Глава 17
Незаконнорожденное божество
Змеос, брат Хорса, узнал, что отец Зории и его божественные братья восстали против своих родичей. Тогда он собрал войско и стал ждать нападения. Но Зосим Мудрый превратился в скворца, полетел к Перину и сообщил великому богу о коварных замыслах Змеоса, Хорса и Зуриал. Тогда Перин и его братья призвали в свои небесные чертоги богов, которые хранили им верность. Они собрали могущественную рать и двинулись войной на крепость повелителя Луны.
Феррас Вансен и его спутники были не единственными пленниками длинноголовых. Они обнаружили это после томительно долгого пути через темные лесные заросли, когда добрались наконец до вражеского лагеря. Несмотря на то что Вансен с товарищами убили не менее дюжины собратьев этих существ — особенно отличился в битве Джаир Штормовой Фонарь, — длинноголовые не проявляли к ним особого интереса. Если кому-либо из пленников случалось выйти за проведенную на земле черту, носатые стражники издавали предостерегающие вопли и даже тыкали нарушителя острыми палками; но в остальном узники были предоставлены самим себе.
«Ныне я должен считать Джаира союзником, однако он проявил куда больше враждебности по отношению ко мне и прочим смертным, нежели эти диковинные создания, — рассуждал про себя Вансен. — Зачем они захватили нас в плен, если теперь не обращают на нас внимания?»
Этот вопрос капитан гвардейцев шепотом задал Баррику. Принц безмолвно обратился за разъяснением к Джаиру и передал Вансену ответ воина из страны теней:
«Длинноголовые более напоминают животных, чем людей, и у нас еще будет немало случаев в этом убедиться. Они делают лишь то, к чему их приучили. Если мы раним одного из них или причиним ему какой-нибудь вред, они могут причинить вред нам. Но если мы будем покорны, они просто доставят нас к своему повелителю, как им приказано».
Вансен прекрасно помнил, что повелителем длинноголовых является таинственный Джикуйин, или Джек Чейн, как называл его старый ворон. В нынешних обстоятельствах это странное имя казалось еще более зловещим.
— И как же поступит с нами этот Джек Чейн? — осведомился капитан.
Баррик молчал, прислушиваясь к безмолвной речи безликого воина. Глаза Джаира превратились в красные щелки.
— Он сказал, мы не узнаем этого, пока нас не приведут к Джеку Чейну, — сообщил принц. — Но то, что нас ожидает, вряд ли нас обрадует.
* * *Лагерь длинноголовых походил на одно из изображений, что встречаются в древних иеросольских храмах, — именно так Вансен представлял себе задворки иного мира или подсобные помещения в чертогах богов. На этих задворках нашлось место самым омерзительным созданиям, каких только может представить себе воображение смертного. Среди пленников попадались и косоглазые гоблины с торчащими изо рта устрашающе острыми зубами, и подобные обезьянам преследователи, и даже крошечные уродливые человечки, напоминавшие наспех сделанных фандерлингов. Особенно отталкивающими казались Вансену твари с человеческими телами и головами животных. Они могли передвигаться и на четырех, и на двух конечностях, обладали способностью петь грустные протяжные песни и при этом заливаться слезами. При заунывных звуках их песен капитана королевских гвардейцев невольно пробирала дрожь; он не мог отделаться от мысли, что всем этим монстрам он и его спутники тоже представляются чудовищами. У одних арестантов были скованы руки и ноги, у других крылья грубо связаны за спиной, у третьих — кожаный мешок на голове.
— Клянусь молотом Перина, такого я еще не видел! — потрясение выдохнул капитан гвардейцев. — Что за ужас здесь творится?
— Жители страны теней, — коротко пояснил Баррик, предварительно обменявшись с Джаиром несколькими безмолвными репликами. — Рабы.
— И кому же служат эти рабы? Джеку Чейну, будь он трижды неладен? Но кто он такой, этот молодчик?
Джаир прекрасно понимал речь Вансена, хотя и не мог общаться с ним напрямую. Он широко раскинул свои длиннопалые руки, показывая, что речь идет о некоем огромном и могущественном существе. Затем уронил руки и покачал головой.
— Джаир говорит, Джек Чейн это бог, — пояснил принц. — Нет, незаконнорожденный сын бога. Божество-бастард. — Баррик пожал плечами. — Не знаю, что он имеет в виду. Я понимаю далеко не все, что он говорит. И вообще, я устал.
Их разместили в центре лагеря, чему Вансен был рад — если в таких обстоятельствах уместно говорить о радости. Вместе с другими пленниками они сгрудились под открытым небом, серым, как мокрый камень. Вансен и Баррик сидели на покрытой влажными листьями земле; они тесно прижимались друг к другу, чтобы согреться и — по крайней мере, этого хотел капитан — ощутить близость другого человеческого существа. Вокруг них сидели, лежали и сновали туда-сюда другие узники, на удивление молчаливые; лишь изредка тишину нарушали лающие звуки чужой речи или блеющий крик. Вансен подумал, что его товарищи по несчастью ведут себя в точности как животные, ожидающие у бойни своего смертного часа.
— Мы должны убежать, ваше высочество, — прошептал он, наклонившись к уху принца. — Как только мы окажемся на свободе, надо отыскать путь в солнечный мир. Если мы надолго застрянем в этом проклятом краю вечных сумерек, в окружении этих жутких тварей, мы скоро лишимся рассудка.
— Может быть, капитан, тебе и в самом деле угрожает эта опасность, — со вздохом изрек Баррик. — А я лишился рассудка давным-давно.
— Прошу вас, ваше высочество, не надо так говорить…
— Я тоже тебя прошу! — Принц на миг вышел из привычного состояния апатии и резко повернулся к Вансену. — Давай обойдемся без разговоров о том, что мне надо и чего не надо делать! Неужели ты искренне веришь, что я способен что-то изменить по собственной воле? Посмотри на меня, Вансен! Как ты думаешь, почему я здесь? Почему я отправился в поход с армией? Я тебе отвечу. Потому что в мозгу у меня язва, и она пожирает меня заживо!
— Что… что вы имеете в виду?
— Ничего, — отрезал принц. — Забудь о том, что я сказал. И по возможности не слишком досаждай мне своими заботами.
С этими словами Баррик сжался в комок, обхватив руками колени и уткнувшись в них подбородком.
— А вам известно, почему я последовал за вами, ваше высочество? — не унимался капитан стражников.
Ему казалось, царящие вокруг сумерки входят в его жилы и отравляют кровь. Вансен не сомневался — еще несколько дней, и он тоже впадет в безысходную апатию.
— Потому что об этом меня просила — точнее, умоляла — ваша сестра. Она умоляла меня спасти вас.
— Она что, считает меня беспомощным младенцем? — вскинул голову Баррик, и в глазах его вновь сверкнули молнии. — Я могу сам о себе позаботиться!
— Принцессе это прекрасно известно, — примирительно отозвался капитан королевских гвардейцев. — Но она любит вас, и ей нет дела до того, как вы относитесь к самому себе. Ведь кроме вас у нее никого не осталось.
— Кто дал тебе право рассуждать об этом! — процедил Баррик. — Ты простой солдат, и никто больше.
Судя по злобному взгляду принца, он едва сдерживал желание ударить капитана. Джаир, сидевший чуть поодаль, повернулся и наблюдал за ними.
— Вы правы, ваше высочество, я всего лишь простой солдат. Я не представляю, каково это — быть принцем и страдать от своего высокого положения. Но я знаю, что значит потерять отца и других близких родственников. Мои отец и мать давно в могиле, из их пятерых детей в живых остались только я и две мои сестры. Увы, мне не раз случалось терять друзей. Одного из них проглотил демон, и это случилось, когда я впервые попал в этот проклятый край. Иными словами, я видел смерть достаточно часто, чтобы понять: тот, кто не думает о собственной жизни, является законченным эгоистом.
Баррик внимал его тираде, раскрыв рот. Злобное выражение на его лице сменилось удивлением.
— Ты считаешь меня законченным эгоистом? — мрачно буркнул он.
— Вы находитесь в таком возрасте, ваше высочество, когда эгоизм неизбежен, — пожал плечами Вансен. — Но прежде чем отправиться в путь, я разговаривал с вашей сестрой. Я видел ее лицо, когда она молила спасти вас и повторяла, что не вынесет новой утраты. Да, я простой солдат, как вы справедливо изволили заметить, ваше высочество. Но будь я даже нераскаявшимся злодеем, сердце мое дрогнуло бы при виде отчаяния принцессы Бриони. Она дала мне поручение, которое я считаю высокой честью. И я сделаю все для вашего спасения, даже если вы вознамерились погубить себя.
Баррик погрузился в молчание. Лицо его уже не было ни гневным, ни удивленным; принц надел свою обычную непроницаемую маску бесстрастия.
— Ты влюбился в мою сестру, — внезапно произнес он. — Я угадал? Признайся, Вансен.
Феррас Вансен почувствовал, что щеки его предательски зарделись, и порадовался тому, что принц не заметит этого в сумерках.
— Разумеется, я люблю и почитаю принцессу Бриони, ваше высочество, — отчеканил он. — Она моя повелительница, так же как и вы. Как все подданные, я питаю к ней…
— Не пытайся заморочить мне голову, Вансен, — перебил принц. — Не забывай, я действительно твой повелитель и по возвращении домой могу наказать тебя за обман. И откуда у тебя взялась эта манера играть словами? Если я спрошу тебя, не вторглись ли в нашу страну враги, ты, судя по всему, ответишь: «Нет, ваше высочество, просто нас посетило значительное количество гостей».
Последняя реплика принца невольно рассмешила Вансена. Он так давно не смеялся, что забыл, как это делается, и испытал почти болезненное ощущение.
— Но, ваше высочество, какие бы чувства я не питал к вашей сестре, как я могу говорить о них? — произнес он едва слышно. — Это было бы с моей стороны непозволительной дерзостью. Одно могу сказать: если понадобится отдать жизнь за принцессу Бриони, я сделаю это без малейшего колебания.
— Вот как, — равнодушно бросил Баррик. — Похоже, нас собираются кормить, — заметил он после недолгого молчания.
— Кормить?
— Ну да, — махнул рукой принц. — Видишь, они тащат какие-то корзины? Уверен, угощение будет щедрым и изысканным.
Принц состроил забавную гримасу и на мгновение снова превратился в мальчишку четырнадцати-пятнадцати лет.
— Разумеется, ты сознаешь, что твои шансы слишком ничтожны, — изрек он совсем другим тоном.
— О чем вы, ваше высочество?
— Не надо притворяться дурачком, капитан. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
— Понимаю, — вздохнул Вансен.
— Но ты любишь упущенные возможности. Любишь оказывать услуги, за которые не получишь благодарности. Я видел, как ты помог спастись той мерзкой птице. — Баррик сказал это с улыбкой, на вид почти добродушной. — Я догадываюсь, что не мне одному пришлось научиться жить без надежды на лучшее. Это не слишком приятно, но ко всему можно привыкнуть. Со временем ты забываешь, что это такое — надеяться и верить в радостный поворот судьбы. — Принц опустил голову, пристально глядя на свои согнутые колени. — Кстати о поворотах судьбы. Сюда идут наши хозяева. Наверняка хотят нас порадовать.
Двое длинноголовых, приблизившихся к пленникам, показались Вансену похожими на гигантских кузнечиков. Впрочем, при этом в их наружности было что-то собачье. Ноги этих созданий мало отличались от человеческих, но пятки не касались земли, и чудовища балансировали на пальцах, словно крысы, которых заставили встать на задние лапы. Взгляд глубоко посаженных глаз никоим образом не обнаруживал присутствия человеческого разума, но все-таки свидетельствовал о том, что длинноголовые — не просто диковинные животные. Один из них издал протяжный звук, зачерпнул что-то ковшом из корзинки, которую держал второй, и протянул ковш Вансену.
«Я попал в мир оживших сказок, — подумал капитан королевских гвардейцев, вспомнив, как отец по вечерам развлекал детей историями о морских приключениях и как мать рассказывала о ведьмах и эльфах, обитающих среди высоких холмов. — Точнее, я попал в ночной кошмар, ставший явью».
Взглядом он указал длинноголовым на свои руки в кандалах и громко произнес:
— Я не могу есть со скованными руками.
Тюремщик не обратил на его слова ни малейшего внимания. Он опрокинул ковш, и в ладонях капитана оказалось несколько холодных картофелин. Оделив таким же образом Баррика, длинноголовые направились к другим пленникам.
После нескольких неудачных попыток отправить картофель в рот Вансен понял, что может есть одним лишь способом — если встанет на четвереньки и, опустив руки на землю, будет хватать безвкусный картофель ртом, подобно собаке.
Когда все пленники получили скудную пишу, длинноголовые вернулись к костру и тоже принялись за еду. Вскоре с едой было покончено. Тюремщики приказали арестантам подняться на ноги и продолжать путь. Весен заметил, что длинноголовые отнесли на повозку, где лежали пожитки рабов, несколько пар кандалов. Это навело его на грустные догадки о происхождении мяса, которым тюремщики только что утоляли голод.
* * *Баррик и раньше замечал, что страна теней действует на него угнетающе Теперь же, когда он стал пленником, каждый сделанный по принуждению шаг все глубже погружал его в пучину уныния. Дело было не только в том, что завеса тумана сгустилась вновь, затрудняла дыхание и превращала вечные сумерки в непроглядную ночную тьму. И даже не в тягостных предчувствиях, не оставлявших пленников. Помимо всех этих печальных обстоятельств принца терзало что-то еще, и он не мог определить, что именно. После того как они вышли на старую дорогу, идти стало легче, но уныние Баррика ничуть не развеялось.
Не в силах понять, что с ним происходит, принц спросил об этом Джаира. Воин сумеречного племени был подавлен почти так же, как и его спутник.
«Да, меня тоже что-то гнет, — признался он. — Я испытываю небывалый упадок духа, но не могу сказать, каковы его причины. Джикуйин, с которым нам предстоит встретиться, — лишь одна из этих причин. Более я ничего не могу сказать, ведь, как ты знаешь, рана сделала меня слепым».
«Но быть может, к тебе вернется прежняя прозорливость? — спросил юноша. — Ты сумеешь излечиться от этой слепоты, как ты ее называешь?»
«Не знаю, — последовал ответ. — Никогда прежде я не страдал от такого недуга и не могу сказать, проходит ли он со временем».
Джаир сделал своими длинными изящными пальцами непонятный знак.
«В любом случае, вряд ли мы проживем достаточно долго, чтобы это выяснить», — добавил безликий воин.
«Но почему нас захватили в плен? — не унимался принц. — Разве этот Джикуйин воюет с твоим королем?»
«Нет, никакой войны нет, равно как нет и повода для нее, — беззвучно ответил Джаир. — Джикуйин очень стар и очень жесток, и наш король не может сравниться с ним в жестокости. Чтобы брать пленников, Джикуйину не нужно войны. Мы сдались врагам, и потому нас захватили в плен. Но невозможно было сопротивляться такой орде…»
И он указал на длинноголовых, бредущих справа и слева от арестантов. Толпа их была так велика, что простиралась вдаль, насколько у принца хватало взгляда.
«Пленники вроде нас здесь большая редкость, — продолжал Джаир. — Что касается прочих чудовищ, их в этих краях не меньше, чем камней и деревьев. Всех нас ведут в одно и то же место, но лишь потому, что длинноголовые не в состоянии понять, какая диковинная добыча им попалась. — Джаир широко раскрыл глаза. Это означало, что собеседник Баррика предался тяжелым раздумьям. — Но можешь не сомневаться, как только их повелитель увидит нас, он удостоит нас особого внимания. И прежде всего пожелает узнать, с какой целью смертные снова явились в его земли».
«Почему снова? — удивился принц. — Я никогда прежде не видел этого Джикуйина и не бывал в его землях».
«Джикуйин объявил эти земли своей собственностью задолго до того, как смертные пришли в эти края и построили Северный Предел, — пояснил воин страны теней. — В великой битве Джикуйин был ранен, и, когда миновала година Великой Крови, он на много лет погрузился в целительный сон. Имя его было предано забвению и упоминалось лишь в древних легендах. Прежде чем он пробудился, мы прогнали смертных из Северного Предела. По нашему счету, это было совсем недавно. Когда смертные покинули наши земли, мы призвали мантию, дабы люди солнечного мира никогда более не проникали в эти края и держались от них как можно дальше».