Первый меч Бургундии - Александр Зорич 13 стр.


От портрета, который не столь уж давно выкатился из-под кисти Рогира, любой из рисунков отличался как ложка от вилки. И не потому что был хуже выполнен технически, хотя это и верно. Он, Карл, был в карандаше Мартина совсем не таким, каким у Рогира. Он был таким, каким показывался сам себе в зеркале, случайно попавшемся на стене, где зеркало раньше не висело. Таким, как в описаниях наблюдательных людей, о существовании которых ты не подозреваешь.

10

Час или полтора Карл перекладывал и пересматривал листы из тайника. Его внутренние часы уже показывали полночь следующего дня. Но шарканье и топтание за дверью возвещало ещё только текущий ужин.

Интересное дело - ни одного места, ни одного предмета из тех, что окружали его лицо на отдельных рисунках, он узнать не смог.

Как будто Мартин, затаившись в клочьях тумана его босхианских сновидений, писал с натуры самые скандальные сюжеты. Как и ожидал Карл, много было соколов. Восемь из двадцати рисунков представляли его почти в одном и том же ракурсе. Но в этом "почти" тикала бомба с точнейшим часовым механизмом. Карл построил листы в ряд и тут ему стало немного не по себе. Создавалась некая иллюзия того, что Мартину удалось отрезать секунду от бытия Карла, затем разъять её на восемь последовательных частей и зарисовать каждую в отдельности, отразив все микродвижения, все ничтожные перемены, которые произошли в облике Карла за эти доли секунды. Карл подпер щеку ладонью - ничего себе!

- Монсеньор Карл, я записал письмо, как Вы просили! - смиренный голос Жануария.

Карл, выброшенный на берег кротким прибоем, шелестевшим свинцовым карандашом позади его профиля, вздрогнул, словно институтка, застигнутая за мастурбацией.

- А, значит все-таки записал! Что значит уметь просить, - вполголоса заключил Карл и поковылял к двери.

11

- Монсеньор, делайте скидку.

- Что еще за скидку?

- Что это все-таки писал я, а не Мартин.

- Не понял, что значит "а не Мартин"? Как это понимать?

- Видите ли, монсеньор, писать словами гораздо легче, чем писать предметами. Но и получается гораздо хуже. Тяжело переводить без потери смысла.

- И много потерялось?

- Я старался, чтобы было как можно буквальней. Но все равно, чувствую, получилось не ахти. Поэтому кое-где я давал фразы из оригинала. На полях.

- Ладно, кончай, - Карл буквально вырвал из рук Жануария лист, структурированный пешими колоннами рукописных букв. По его лицу пробежала судорога нетерпения.

Жануарий, который поначалу предпринимал попытки перископически изогнувшись заглянуть внутрь, за спину герцогу, расстался с ними и поспешил оставить герцога в одиночестве. Он помнил - с огнем играть куда безопасней.

"Мартин Карлу привет!

Мои приемные родители, Гвискар и Гибор, не были малефиками, они были глиняными людьми. Глиняные люди во многом совершенней обыкновенных. Но не во всём, конечно. Гибор и Гвискар хотели иметь ребенка и в этом они были подобны любому ординарному семейству, но оба они были бесплодны. Гвискару и Гибор пришлось искать другие способы чадородия.

Один колдун научил их, как сделать глиняного человека, который станет им сыном. Понимаешь, Карл, сыном глиняных людей может быть только голем. Я знаю, что они долго разъезжали, потому что рецепт был неточным или не очень правильным. Пять лет они безуспешно пытались избавиться от бесплодия глиняных людей, распутничая во Флоренции. Они заклинали стихии на Кандии (есть такой остров, ты знаешь), чтобы обойтись без рецепта, но дудки. Однажды их занесло на то самое бургундское фаблио по Роланду. Они выкрали мои - представь, как странно это писать, - мои кости у дяди Дитриха.

Теперь, чтобы мертвый Мартин стал Глиняным Мартином, требовался, скажем так, Святой Грааль. Ещё несколько лет они путешествовали. А я, представленный костями и прахом, полеживающими в серебряной вазе с допотопным (уверен: буквально, а не риторически) орнаментом и семью опалами (подними глаза, она у подоконника, теперь служит кадкой для бергамотового деревца, которое, верно, уже засохло), я странствовал вместе с ними на положении сундука. Они достали этот условный Грааль (помнится, это была церковная дароносица из монастыря св.Хродехильды, та самая, из-за которой ты казнил Луи) уже здесь, в замке Орв.

Если я правильно понимаю, барон Эстен дал им свое семя и изловил в золотые силки нужного зайца для алхимии. Таким образом, Эстен мне вроде родного дяди. Рецепт наконец-то начал работать, и вначале от нечистот эстеновых и нечистот заячьих появился Алмазный Заяц, который был как бы отчасти Мартин. Затем, при помощи той дароносицы, Гибор удалось сделать так, что Мартин уже мог обходиться без личины Алмазного Зайца и стал просто Мартином - вот сколько технологии потребовалось, чтобы я обзавелся плотью во второй раз.

Ты, верно, будешь смеяться, но первые слова, которые произнес новорожденный Глиняный Мартин, касались тебя. Это ничего, что я всё время говорю "тебя", а не "Вас"?. Неважно, что я тогда сказал. Но Гибор в первый же вечер моей второй жизни объяснила мне, пускай будет "объяснила", что употребит все свои умения на то, чтобы мы с тобой больше не встречались. Ей было что употреблять. Она заколдовала меня и я ничего не мог поделать - Гибор была гораздо сильней (вот, изволь, пример оценочных суждений, которые в ходу среди глиняного народца). Кажется, она хотела мне добра.

Что будет дальше? В ближайшем будущем, похоже, я стану дважды сиротой, потому что ёбаная гадина Гельмут, который ещё там, в немецком прошлом, научал меня "сторониться всего, что неугодно Ордену и, ergo, Господу", сам оказался практикующим малефиком-виртуозом.

По крайней мере, Гельмут ловко охомутал и сжег тень Гибор, когда она (вот чего я не делал, так не называл её мамой), когда она самонадеянно высунулась на улицу сегодня в полдень. Мне жаль, что её не будет. И, представь себе, Карл, мне даже не утешиться на традиционный лад, что, мол, мы с ней встретимся в раю, потому что, честно говоря, на этот счет у меня много сомнений.

Перемирие скоро окончится и Гельмут снова примется за свой экзорцизм, безбожный святоша. Гвискар пал духом из-за Гибор. Эстен, кстати, тоже - в смысле адюльтеров мы тут тоже пошевеливались. Я постараюсь удрать. Здесь есть настоящие действующие крылья, вершина инженерии синьора Гвискара, который всё равно со мной полететь не сможет. Как, собственно, и Эстен.

То, что здесь творится напоминает кладбищенскую мочиловку - кое-где страшно, но, по преимуществу, противно. Умирать во второй раз мне не улыбается. Тем более, мы ведь с тобой встретимся на фаблио 1477 года - так нагадала мне Гибор, которая не ошибается. Хотя, пока, тебе, наверное, лучше думать, что я пал в этом жестоком и честном (не веришь? - правильно делаешь) бою. Обещай, что ты так и поступишь.

Если хочешь, можешь взять мои рисунки себе. Или не брать, если не хочешь. Я не обижусь и даже не узнаю."

кожаная сбруя для выгуливания кота

семена ползучего вьюнка подвида Candis attracata

снежинка, вырезанная Эмерой из черной бумаги к Рождеству 1468 г.

муха в янтарном

тетраэдре

рюмка с остатками

кофейного ликера

перо василиска

король, дама, валет

человеческий волос, завязанный удавкой

белый карандаш

Карл плавно и быстро перевернул лист, опять перевернул. Что-то такое делают трюкачи-иллюзионисты, когда собираются вынуть из сценического подпространства красноглазого кролика, живую затычку скучного номера. Но там, на обороте, и на обороте оборота, продолжения не было, равно как и подписи. Недоумевать и тревожиться (что, мол, шальная пуля) по этому поводу Карл не стал - маман, Изабелла Португальская, была ещё какой мастерицей таких точно розыгрышей. Понятно же, что подписаться "твой" или "люблю" было бы дурно, ведь понятно, что в путевой шараде про лопату недопустимо слово "лопата".

12

Благодушный, улыбчивый Гельмут, сложив персты левой руки как Христос во славе, правой рукою раз за разом всаживал в Мартина стальное стило. Тот ехидно ойкал, как от щекотки, и не умирал. Просмотрев этот, Карл проснулся в коллинеарный ультра-реалистический кошмар.

В нем он, Карл, тщетно щелкал кресалом, но искры не высекались, и светильник оставался незажженным и темнота не отступала.

А когда десятая отчаянная попытка пробудиться в честную реальность, в полный рост и надежно эманированную Создателем, наконец-то увенчалась успехом, когда десятым сталинским ударом форель разбила лед, а Карл, намертво вцепившийся в её хвост, наконец-то пробудился внутрь уже виденной десятикратно темноты и вселяющие надежду искры - преобразованные, стало быть, флогистоном частички кремния - просыпались на постель Карла и обожгли его, он понял, что нужно что-то предпринимать.

Рассуждая не так и даже не в том духе, что засыпать обратно не просто бессмысленно, но и очень страшно (ибо очень страшной казалась сама мысль о том, что здоровому, почти сорокалетнему мужику, владетелю если не большей, то определенно лучшей половины Мира, красавцу-ебарю и отменному фехтовальщику может быть страшно впасть в сон на пару предрассветных часов, и поэтому всю мерзость пришлось загнать на расплод в подсознание), а уверяя себя вполголоса, что совершенно необходимым является довыяснение обстоятельств гибели аборигенов замка Орв, Карл зажег массивный масляный светильник.

Светильник не переставал удивлять Карла своей формой четвертый день. Это была голова, со всеми признаками зрелой мужественности отлитая из бронзы с аттическим тщанием. Мужчина смотрел на мир янтарными глазами, зраками которым служили черные жемчужины.

Его пухлые губы были чуть приоткрыты - ровно настолько, чтобы придать лицу надменно-удивленное выражение и образовать отверстие, через которое его гортань пополнялась маслом.

И всё бы это было туда-сюда, если бы не два воздетых вверх воловьих рога, венчавших голову незнакомца. В рогах находились фитили и прямо на их концах возгоралось пламя - красно-оранжевое и весьма чадное.

Карл оделся и нацепил под мышку потайные ножны со стилетом. Потом Карл двумя руками поднял рогатую голову - она оказалась ещё тяжелее, чем он предполагал; светильник явно создавался как имущество по существу недвижимое. И, локтем отодвинув засов, вышел в коридор.

Карл остановился - на лестнице в пяти шагах от его апартаментов послышались шаги и чернота лестничного проема растворилась в отсветах пока ещё не видимого факела.

Карл опустил светильник на пол, отступил на шаг назад, запустил правую руку за пазуху и нащупал слоновой кости рукоять.

Это был Жювель с факелом и скатанным в трубу холстом. А за ним, возвышаясь как боевой слон над обозным ишаком, следовал Гельмут в белой котте с черным крестом.

В правой руке, затянутой в кольчужную перчатку, Гельмут нес меч, держа его за самое основание лезвия близ гарды с длиннющей перекладиной, так что получался чистый крест. А на сгибе левой руки Гельмута покоился рогатый шлем.

"В самый раз, чтоб напялить этот шлем на мой светильник. Интересно, рога в шлеме полые или нет?"

У Карла заныло под ложечкой.

Жуток был вид коридора, паршиво освещённого, неведомой рогатой головы на полу и пустого рогатого вместилища для головы в руках Гельмута. Какая-то сходка палачей, слет масонских скульпторов, а не встреча приличных рыцарей с внушительными генеалогиями.

Жювель отступил к стене, пропуская Гельмута вперед.

- Доброй ночи, герцог, - сухо сказал тевтон.

Рука герцога слилась в одно целое со стилетом. Если только Гельмут не дыхнет ему в лицо серой, он, Карл, всегда успеет опередить любой выпад тевтона. Значит, теперь ему совсем не страшно.

- Взаимно, герр Гельмут, - кивнул Карл. - Ставлю "Трех Братьев" против горшка перловки, что Вы идете ко мне в гости.

- Ваша правда. А я ставлю свой меч против упомянутого горшка, что Вы вместе с Александром Великим собрались, соответственно, ко мне.

"С Александром Великим? Он что, бредит?" - подумал Карл, но, поскольку особам герцогского достоинства не пристало простолюдинское "Чаво?", он агрессивно улыбнулся и заметил:

- Всё верно. Но я несу Вам свет, а Вы мне - меч.

- В подобных местах так безопаснее, - уклончиво ответил Гельмут. - А вот Вы со своим Двурогим могли крепко влипнуть. Он - не лучший спутник для ночных прогулок.

Прежде чем Карл успел отпустить ироничное "Да ну?", светильник, до этого потрескивавший по-джентльменски тихо, разразился озлобленным шкворчанием. А Гельмут как-то эдак, с невиданным вывертом перехватывая меч и вознося его над головой, припал на колено и ба-бах.

Ну там горящее масло по всему полу, глухой звон бронзы и черная жемчужина-беглянка, тотчас же раздробленная железным кулаком Гельмута.

А где же рогатый шлем?

Шлем покачивался влево-вправо на полу под стенкой. Туидлдым-туидлдам. Он был изуродован длинной замысловатой трещиной. Что-то между ними произошло - между светильником и шлемом - но Карлу было насрать.

13

Карл был Первым Мечом Бургундии и неплохо умел набраться праны, ввериться дао и быть как вода. В бургундской традиции, впрочем, слова и нинзюцкие пальцовки были другими и орал он в бою не "Наму Амида Бутсу!" или "Банзай!", а "С нами Господь!", также - "Бургундия!" и, иногда, - "Монжуа!" Последнее, впрочем, только против турок и немцев, когда вдруг забывалась его дутая бургундственность и в Карле просыпался великофранк.

Но если Карл и бывал порою как вода, то Гельмут, чёрт бы Вас побрал, Гельмут, Вы просто как молния.

- Йяа, - самодовольно кивнул тевтон, протирая меч шелковым платком и возвращая его наконец ножнам.

Карл подумал, сколь он был глуп и самонадеян со своим стилетом. И как просто было бы тевтонскому мечу проделать трепанирующий трик-трак не с бронзовой балдой, которая бог весть чем не потрафила Гельмуту, а с его собственной, ценной головушкой.

Получалось плохо: он, Карл, всё глубже въезжает в манию преследования, а Гельмут тоже в неё же и тогда он просто опасный псих, от которого надо держаться подальше и рвать когти из замка Орв с первыми петухами. Либо Гельмут адекватен мирозданию и тогда с психом надо дружить.

- Жювель, занеси холст в комнату герцога, принеси другой светильник и прибери здесь, - Гельмут указал на бронзовые обломки в луже горящего масла.

- Скажите, Гельмут, зачем Вы испортили вещь? - спросил Карл.

- А зачем Жануарий вчера ночью испортил корову? - сделав невинные глаза, осведомился Гельмут.

14

- Итак, Карл, Вы хотели поговорить со мной, я хотел поговорить с Вами, и вот мы встретились. Вы хотели узнать, как были убиты Гибор, Гвискар, Эстен и Мартин. А я хотел получить от Вас письменное подтверждение их смерти.

Все мыслимые замечания насчет просто "Карла", насчет издевательского тона Гельмута и насчет разницы в общественном положении - герцог против какого-то высушенного инквизитора - Карл предпочел оставить за скобками.

- Я не понимаю, о каком письменном подтверждении может идти речь. Я Вам что - судебный пристав?

Гельмут досадливо поморщился.

- Карл, Вы не очень умный человек.

Карл даже не ухом не повел. Замок Орв целительно подействовал на его спесь.

- Но, - продолжал Гельмут, - Вы очень удачливы, у Вас ясный взор, великолепное прошлое и, что самое странное, Вы имеете подлинное счастье, а не одну из его многочисленных реплик. Вообще, даже просто говорить с Вами - большое удовольствие. А грубить Вам - напротив, очень и очень тягостно. Не говоря уже об угрозах. Поверьте, я никогда не стал бы Вам угрожать, хотя мне ничего не стоит сейчас пленить Вас и устроить торги вокруг Вашей головы. Кто даст больше - Людовик или Ваша супруга?

Разговор происходил в полной темноте. Жювель всё ещё возился за дверью с бронзовым мусором и нести новый светильник не спешил. Кровь прилила к лицу Карла, но он снова остался при своём эпическом самообладании.

Назад Дальше