Только королевишны нигде не было, видать, Зоряна уже ушла к себе. И нас в покоях дожидалась.
Я на миг задержалась, вскинула голову.
Высоко-высоко над помостом, чуть пониже дворцовой крыши, кружились в воздухе кубки, тарелки, кувшины, отблескивая на солнце позолоченными боками. Потом двинулись по кругу, догоняя друг друга, загремели. и разделились. Чаши остались наверху, а блюда и кувшины опустились вниз. Кто-то выпустил голубей, и кубки начали играть с птицами — ловить их на лету в чашу, а потом отпускать. Одна из ведьм махнула рукой, словно выпуская голубя из ладони. По блюдам, что плыли в хороводе чуть пониже ловчих кубков, тут же заметались яркие зеленые огни, различимые даже в ярком солнечном свете.
Я протиснулась за спинами высоких господ по стеночке, проскользнула в распахнутые двери. Два жильца, что любовались гуляющей в небесах посудой, встав за дверными косяками, глянули на меня мельком — и снова уставились в небо. По их лицам полосами ходили зеленые отсветы.
До третьего поверха я взлетела птицей. Стукнула, вошла в малую дверку, что вела с главной лестницы в покои Зоряны.
Королевишна поджидала меня в покое, который выходил на двор перед входом. У двери горницы почему-то не оказалось ни одной девки в расшитом сарафане — неужто всех отпустила? Чуден день — Свадьбосев.
Только у меня почему-то от такой доброты королевишны поползли нехорошие думки. И сердце екнуло.
Зоряна стояла у окна, пристукивая носком ноги по полу. Одна, что меня почему-то успокоило. Я махнула от двери поклон.
— Подобру тебе, великий принцесс! Ты уж нас прости. К госпоже Арании отец приехал с самой границы, король-батюшка позволил с ним побыть, сколько захочет. От неё тебе извинения, прощенья она у тебя просит. Может, хочешь чего? Так я мигом слетаю.
Зоряна оглянулась. Лицо у неё сегодня было счастливым — ну да, сам цорсельский принц посватался.
— Выходит, Арания не придет? — Она ненадолго отвесила нижнюю губу, но тут же её подобрала и снова улыбнулась. — Да. Не ожидала я от неё такого небрежения моим приглашением. Пойдем, госпожа Триша, на ту сторону. Сейчас ведьмы начнут метать горящие доски в старые лодки, что расставлены по середине Дольжи.
— Не сходя с помоста? — Поразилась я.
Королевишна небрежно дернула плечом. Вялая грудь, подпертая платьем, задрожала, выперла наружу.
— Конечно, не сходя. Чай, урсаимцы у ведьм перед глазами не стоят, когда те в них мечут бревна на границах. Нынче время лицезреть народу, как они умеют, не глядя, всякую цель сшибать. Чернь любит смотреть на всякие глупости, навроде баб, играющих огнями, стрелами да бревнами. Истинное просветление нашему люду, увы, недоступно. Не то что в Цорселе — там, говорят, даже крестьяне обучены грамоте. И перед своими господами кланяются не так, как наши — с размаху да в пояс. Тамошний простой народ поклон кладет красиво, с манерой, ручку отставит, ножку согнет. любота, словом! Ладно, пошли, сейчас доски полетят.
Мы двинулись на другую сторону дворца. Я, уходя, бросила взгляд в окно. Зеленые отсветы ложились на помост, но посуды в воздухе уже не было. Выше третьего поверха, на котором жила королевишна, в воздухе дрожали длинные доски. Стаей висели, выстроившись в ряды. И по ним бегали сполохи зеленого света — чудно-то как!
В выбранную Зоряной горницу я зашла следом за ней. Ещё на пороге взгляд мой метнулся к окну. Тут же блеснуло, серебряная лента Дольжи, разлегшаяся пониже кремля, вся заполыхала зеленым. Из-за закрытых створок донесся вопль толпы, даже стекла звякнули.
И тут что-то двинуло меня по затылку — и я повалилась лицом вперед. Напоследок увидев на чисто скобленных половицах отсветы от новой зеленой вспышки.
Очнулась я, когда мне начали вязать руки за спиной. Перед глазами все плыло, тело, повернутое на бок, распласталось по половицам мягким тестом. На плечах и коленях лежали чужие руки, крепко придавливая их к полу. Я сглотнула — горло пересохло. И попыталась заорать, но выдавить сумела лишь негромкий хрип.
Прямо перед глазами колыхались юбки королевишны, заслоняя весь обзор.
Что ж выходит, ловушка? Та самая, которую так ждали и ведьмы, и я сама? И чего не ожидал Ерша. Но где — здесь, в покоях положской королевишны, наследницы трона и королевства? Даже думать о таком казалось немыслимым, но глаза-то мои меня не обманывали, вот она, Зоряна, рядом мельтешит.
Тут мне защемили увечную руку, больно, до судорог, и все думки разом вылетели из головы. Кто-то, кого я видеть не могла, спешно наматывал жесткую веревку мне на руки. Я напрягла усохшую ладонь. Глядишь, и свяжут не так туго, а там, кто знает.
— Чего телепаетесь, недотепы! — Рявкнула вдруг королевишна. — Вдвоем одну девку связать не можете?
Юбки беспокойно ворохнулись и уплыли в сторону.
— Сейшас, мой феликий принцесс. — Отозвался кто-то.
И я тут же узнала дана Рейсора по выговору. У мужика, что заговорил после него, говор оказался тутешский.
— Сейчас, свет-королевишна, не изволь беспокоиться. У девки руки-крюки, кривые, калечные, вот и пришлось нам с ней повозиться. А где вторая, уж не гневайся, что спрашиваю, свет-великий принцесс-королевишна?
— Отец у неё сегодня явился с границ, да с собой забрал. — Недовольно ответила королевишна. — Или не отец, а кто другой, про то не ведаю. Ничего, нам и этой хватит, в покоях у Граденя видели только её, дуру деревенскую, с неё и спрос.
Меня подняли, поволокли по полу, как бесчувственную. Горница перед глазами качалась, кружилась, в горле стоял кислый вкус, словно желудок вот-вот опростается наружу. А я за праздничными столами поела вволю, да и медку хлебнула, так что подпирало нешуточно.
Я сглотнула, задышала носом, отгоняя дурноту. Глаза кое-как свела в одну линию, а то они все норовили разбежаться. Хоть и с трудом, но разглядела в горнице Зоряну, замершую у окна, дана Шуйдена, стоявшего в углу за дверью. И он, паскудник, здесь замешан? А по повадке и не скажешь, всегда такой ласковый да с улыбочкой.
Потом меня с размаху усадили на скамью, стоявшую меж двух окон. Затылок стукнулся об стенку, в голове пошел звон. Я опять едва не обеспамятела. Кое-как удержалась от этого, рот распялила, подышала, отгоняя странную, не ко времени пришедшую сонливость. И рассмотрела того, кто был в горнице помимо Зоряны, Рейсора и Шуйдена.
Держа. Тот самый королевский прислужник, что показывал нам с Аранией горницу в первый день во дворце. Тот, что у короля под дверями стоял, в доверенных людях числился.
Глубоко же измена забралась.
Дан Рейсор, пока я в себя приходила, отступил назад. Держа, с которого я не спускала глаз, отошел к двери. На меня он смотрел так же ровно и приветливо, как в тот день, когда мы с ним свиделись в первый раз.
— Ты бы, девица, лучше не запиралась. — Буркнула Зоряна от окна по левую руку от меня. — Говори, зачем ходила к братцу в покои. И что слышала от Морисланы о королевиче Градене. Образина у тебя вон какая, просто смотреть — и то с души воротит. Потому не заставляй меня ждать, тебе же хуже будет.
Вместо ответа я решила закричать.
— Помогите.
Вышло не очень, чуть громче шепота. Зато в голове от этого снова начались звон да боль.
— Ори не ори, никто не услышит. — Брезгливо заявила Зоряна. — Народ гуляет, своих девок я всех отпустила. Нигде никого. Хотя. заткните-ка ей рот. Вдруг докричится? Сейчас все равно придет травница от Ерисланы, скормит ей травку, вот ужо тогда она выложит все.
Дан Рейсор шагнул ко мне, вытащил комок из-за пазухи кургузого полукафтанья. По щекам прошлась тряпица, дурно пахнущая вонючими благовониями. Узел цорселец затянул у меня на загривке, защемив волосы. Тряпка, должно быть, была парчовой, потому как щеки оцарапало жестким шитьем.
Началось ожидание. Королевишна у окошка любовалась ведьмовским действом — словно и не случилось ничего. По лицу Зоряны, теперь уже не счастливому, как тогда, над воротами, а недовольному, с оттопыренной губой, гуляли зеленые отсветы. Рейсор и Шуйден стояли в углу, беседуя вполголоса по-цорсельски, Держа замер у двери — дозор нес.
А посередь горницы, на полу, осталась лежать святая ветвь от храма Киримети. Должно быть, отлетела, когда я от удара хлопнулась оземь. Что ж выходит, никто её так и не поднял? А ведь Держа с Зоряной из положских, должны понимать. Стыдно перед Кириметью — её оберег да по полу валять.
Хуже всего была мысль о том, что помощи ждать не приходится. Ни от ведьм, ни от Ерши. Кому придет в голову, что королевишна замешана в таких делах? Что ловушку на меня устроят в её горницах?
И ведь как сказала — «к моему братцу в покои». Ни погибшим его не назвала, ни убиенным. стало быть, тоже знает, что Градень жив. Про травницу от Ерисланы упомянула — выходит, не только глубоко измена забралась, но и высоко.
Надо было что-то делать. Не спасусь, так посупротивничаю, подумала я, перебарывая тошноту.
И распялила глаза поширше, заморгала, вроде как напугана до последнего, вот прямо сейчас разревусь. Сама тихонько пошевелила увечной левой. Благо спиной меня притиснули к стенке, и руки оказались не на виду.
От веревок усохшую руку схватили судороги. Но сейчас я ею крутила не из-за этого. Пятерня на левой руке у меня была махонькая. Если большой палец к ладони прижать, вся длань превращалась в обточенную снизу веточку. Дома бабка Мирона завсегда подсовывала мне на мойку самые мелкие горшки и скляницы. Усохшая рука проходит в любое горлышко, рыбкой заныривает.
А где нырнешь, там и вынырнешь. Вот я и надеялась вытащить из веревок хотя бы левую. Как знать, вдруг это мне пригодится?
Правда, руки мне увязали надежно, с десяток витков вкривь и вкось положили. Но кто перевязи делал, тот знает — рука да нога для перевязок самые трудные места. Потому как любая холстина с них съезжает вниз. Лишь у тех, кто лежит неподвижно, такого не случается.
А я лежать пластом не собиралась.
Время тянулось медленной каплей. Отсветы на лице Зоряны уж погасли, народ за стенами дворца начал кричать потише. Первым заговорил Рейсор:
— Мой феликий принцесс, мошет, послать кохо-нипуть.
И тут в дверь стукнули.
— Заходи! — Взвизгнула Зоряна.
Дверь мягонько скрипнула, в горницу протиснулся мужичонка с неприметным лицом. Терен, вспомнила я. Тот самый, что по приказу Ерисланы сел со мной и Аранией на королевском пиру. Доверенный прислужник великой госпожи.
Мужичонка приблизился к Зоряне, отбивая через шаг по поклону. Под ноги ему попалась святая ветвь — он перешагнул через неё легко, не поморщившись.
— Великая свет-королевишна, надёжа наша. не вели казнить, вели слово молвить.
— Где травница? — Пропыхтела Зоряна.
Тот отбил ещё один поклон.
— Великая госпожа Ерислана велела кланяться да извиняться. Такая беда у нас приключилась, уж такая беда! Едва госпожа Ерислана услышала, что королевишну отдают за цорсельского королевича, враз занедужила. Так что травница Кулеша ей сейчас самой нужна. А вам великая госпожа велела передать — пусть-де свет-королевишна нынче к королевским травницам обращается, их во дворце целых две, и все без дела гуляют.
Я искоса глянула в сторону Зоряны. Лицо у той налилось багровой кровью.
— Да как ты смеешь, подлый оскребыш, блевотина червячная! Я тебя удавить прикажу. я тебя в подземную темницу, в башню на яру.
Терен, не переставая кланяться, пропел:
— Госпожа Ерислана велела мне вернуться сразу же, как только весточку передам. И ещё просила напомнить, свет-королевишна, что ей во всякий час открыта дверь королевы Голубы. А мужу её, верчу Медведе, открыта дверь короля Досвета. И сверх того, хочет великая госпожа Ерислана, чтобы свет-королевишна накрепко запомнила одно — верчи государства положского помнят ещё те года, когда не было короля, а был лишь верч Чистоградский, равный среди прочих. И не худо бы королевишне так себя вести, чтобы верчи о том и не вспоминали.
Зоряна судорожно втянула воздух, рот разинула, собираясь заорать. Лицо у неё было — пальцем чиркни, кровь брызнет. В этот миг дан Шуйден ласково сказал из своего угла:
— Ступай, почтенный прислужник. Держа тебя проводит. Мой великий принцесс, позволь сказать три слова. А также предложить одну вещицу.
Он спешно зашагал к Зоряне, вытаскивая на ходу из-за пазухи полукафтанья малую скляницу. Терен исчез за дверью, словно его выдуло ветром.
— Великий принцесс, в Зайте придворные дамы, когда чувствуют большое огорчение, нюхают ароматный уксус. Мне только вчера доставили из Цорселя малую толику свежайшего бальзамического уксуса, с травой анососом. Вот, мой принцесс, поднеси пробку к носу.
Он взболтнул скляницу, отколупал крышку и сунул её королевишне под нос. Острая вонь поплыла по горнице. Зоряна сначала сказала обозлено:
— Мне, королевишне, отказала жена простого верча! Да ещё грозить посмела! Трижды прав ваш великий император, что герцогов своих даже к столу — и то не всегда приглашает! В черном теле их держит.
Потом королевишна нюхнула крышку, улыбнулась, багровый нехороший румянец начал уходить с её щек.
— Ах, дан Шуйден, и впрямь, знатное средство. Наши травницы до такого не додумались, им бы только роды принимать, руки-ноги чинить да прочее костоломство. А малое средство для успокоения души попросишь у них — и нет такого. До чего ж прекрасно живут в вашем Цорселе люди! Чего только у вас не придумали! А у нас все по старинке, все по-простому, чуть ли не по-мужицки.
— Фаши трафницы не понимать, что у такой госпоши, как фы, феликий принцесс, есть фысокие чустфа, которые требовать осопый лекарстфа! — Громогласно отозвался с другого конца горницы дан Рейсор.
Дан Шуйден тонко улыбнулся.
— Прошу великий принцесс принять от меня сей скромный дар как малую дань красоте, изяществу и грации, которые я зрю каждый день в облике великой принцесс. Нет слов, чтоб описать, как сильно я очарован. и как сильно желаю утолить скорби великой принцесс.
Он всучил Зоряне в руку скляницу, сказал, не переставая улыбаться:
— Нам следовало ожидать, что Ерислана перестанет помогать, как только будет объявлено о сватовстве великого принца. Впрочем, главную работу эта Кулеша уже сделала — мы знаем, что мальчишка жив. И будем настороже.
— Но эту-то. — Зоряна ткнула в меня мизинцем, держа у носа цорсельскую склянницу. — Эту как мы теперь заставим говорить? Действо ведьмовское уже кончилось, к ночи прислужницы вернутся. И мать моя взойдет в свои покои по соседству. Не услышал бы кто.
— Придется действовать старым проверенным способом — пытками. — Любезно сказал дан Шуйден. — Только дело придется провернуть быстро, чтобы нас не поймали. Не волнуйся, великий принцесс, мой друг Рейсор большой знаток всяких церемоний. В том числе и пыточных.
Я от этих слов облилась холодным потом. Может, пот и помог — веревки наконец соскользнули к запястьям, путы ослабли. Я чуть двинула усохшей рукой, и поняла, что теперь могу высвободить её разом, едва захочу. Ну, помогай, Кириметь-заступа.
— А куда её денем потом? — Невнятно спросила Зоряна, не отрывая носа от скляницы. — После саможорихи ушла бы сама, без памяти. А запытанную из моих покоев отпускать — о таком и помыслить не можно. Выдаст меня эта Тришка. Матушка, конечно, простит, но батюшка — не знаю. И убить нельзя, тело никуда не денешь.
— Не изволь беспокоится, великий принцесс. — Шуйден отступил от королевишны, склонился в поклоне. — Увечье, что имеет эта девка, мне знакомо. Явный след работы магов великого Цорселя. Очень сильное проклятье, вода-земля в основании — и что очень кстати, кусок от проклятья остался на девице. Понадобятся два горшка, один пустой, другой с водой. И немного земли. или зерна, муки, соли, не важно. Когда мы закончим, от её тела останется лишь малая толика воды.
От всего услышанного я задохнулась под вонючей тряпицей. Шуйден — цорсельский маг, в этом сомнения больше не было.
Иначе откуда ему знать, что с помощью проклятья на мне всякого человека можно обратить в воду? И как бы он иначе разглядел тот кусок от проклятья, что я на себе ношу?