Видит Странник, теперь она об этом сожалеет. Пусть бы он поработал над тем ублюдком. Еще лучше, если бы они увезли его с собой. С выколотыми глазами, отрезанным носом, вырванным изо рта языком. Она бы сжимала в руке нож, отрезая куски его кожи. Она слышала историю о торговом агенте в одной отдаленной деревушке: он взял в обычай насиловать молоденьких девушек, пока наконец местные женщины не поймали его. Сначала его избили и высекли, потом в тугую повязку на чреслах набили колючек и шипов, привязали мужика к спине лошади. Уколы довели животное до бешенства. Оно сбросило хозяина в лесной чаще, но к тому времени он успел истечь кровью. Говорили, что на лице мертвеца отпечатались следы всех перенесенных им мук, а что до паха…
Срезав последнюю прядь сальных волос, она швырнула ее в огонь. Поднялась мерзкая вонь; но ведь лесные кудесники и старцы — шаманы умеют использовать человеческие волосы в самых ужасных целях. Увы, если дело доходит до возможности связать чужую душу, мало кто устоит перед искушением.
Корло крикнул солдатам, и они вдруг понеслись вниз по склону к ферме, оставив позади лишь Серен и Клина. Багряный гвардеец подошел к ней. — Слышишь, подруга?
— Что?
— Лошади в стойле. Огонь дошел до потолка. Фермер оставил коней внутри.
— Он не стал бы этого делать.
Он покосился на нее и сгорбился, чтобы оказаться на уровне глаз. — Да, скорее всего хозяин мертв. Странно, но большинство местных не умеют ездить.
Она снова взглянула на ферму. — Может быть, это коннозаводчик, работавший для нужд армии. Сама идея кавалерии пришла из Синей Розы — как и многое иное. До этого лошадь не была частью нашей культуры. Ты хоть раз видел парад кавалерии в Летерасе? Хаос. И это после… гм, шестидесяти лет? А ведь немало офицеров из Синей Розы тренируют наших солдат.
— Вам нужно бы пригласить конников Синей Розы как вспомогательные войска. Если они умелые, используйте их. Чужой образ жизни не займешь.
— Может и так. Но вы-то умеете ездить.
— Да. А ты?
Она кивнула, спрятала нож и встала. — Меня учил один из тех офицеров Синей Розы.
— Ты служила в армии?
— Нет, он был моим любовником. На время.
Железный Клин тоже встал. — Смотри — они успели вовремя. Идем.
Серен колебалась. — Я забыла тебя поблагодарить, Железный Клин.
— Ну, ты же еще не утонула…
— Да. Я просто не готова благодарить. Ты сделал с теми людьми такое…
— У меня есть праправнучка в Гризе, долина Д» Аворе. Сейчас ей столько же лет, как тебе. Идем, девочка.
Она зашагала вслед ему по склону. «Праправнучка. Что за нелепость. Он не настолько стар. У Чтящего странное чувство юмора».
Корло и его взвод уже вывели из конюшни дюжину лошадей, вынесли упряжь и даже крюки. Когда подошли Серен и Клин, одни из солдат бранился: — Поглядите на их стремена! Не удивляюсь, что ублюдки ездить не умеют!
— Вы просто вдеваете ногу в петлю, ставите на планку, — объяснила Серен.
— А если нога выскользнет? — спросил солдат.
— Тогда вы падаете.
— Чтящий, нам придется переделать эти штуки — если нашить прочную кожу…
— Разрежьте запасное седло, — ответил Железный Клин, — посмотрим, что получится. Но чтобы к закату мы могли скакать.
— Слушаюсь, господин.
— Более надежное стремя, — объяснил он Серен, — это нечто вроде половины башмака. Ты вставляешь в него носок сапога, опираешь вес на поперечную полосу. Я согласен с Полмеры. Ваши всадники из Синей Розы упустили вещь и очевидную, и необходимую. Они не окажутся очень быстрыми наездниками…
Серен нахмурилась. — Мой приятель как-то обронил, что вся упряжь создана специально для Летера. У себя дома они используют совсем другую модель.
Чтящий прищурился, резко хохотнул.
Не дождавшись комментария, она вздохнула: — Неудивительно, что наша кавалерия почти бесполезна. Я всегда с трудом удерживала ногу в стремени, оно вихлялось туда и сюда.
— То есть они перекручиваются?
— Боюсь, что так.
— Охотно переведался бы с этими всадниками Синей Розы.
— Они странный народ, Железный Клин. Поклоняются какому-то Чернокрылому Лорду.
— А они похожи на летерийцев?
— Нет. Гораздо выше. Очень черная кожа.
Он посмотрел на нее и не сразу спросил:- Лицами подобны Тисте Эдур?
— Нет, гораздо изящнее.
— Живут долго?
— Не думаю, хотя, честно говоря, я мало о них знаю. Как и большинство в Летере. Нашим это не интересно. Синяя Роза была покорена. Побеждена. Они никогда не были особенно многочисленны. Во всяком случае, они предпочитают уединение. Маленькие города, как я слышала. Мрачные.
— И почему закончилась ваша связь?
— Думаю, как раз по причине мрачности. Он редко в чем видел хорошее. Я устала от его скепсиса, цинизма, его поступков — как будто он все уже видел тысячу раз…
Теперь пылало все поместье, им пришлось отойти от нестерпимого жара. На ближайшем лугу обнаружилось полдюжины тел — коннозаводчик и вся его семья. Последние звоны их жизни оказались нелегкими. Осмотрев трупы, солдаты ничего не сказали, но лица их посуровели.
Железный Клин махнул рукой, отзывая Серен в сторону. Трое солдат начали рыть могилы. — Мы обнаружили след, — сказал он. — Если ты не против, девочка, мы пойдем по нему. Перекинемся словечком с убийцами семьи.
— Покажите следы, — ответила она.
Он сделал жест, и Корло отвел ее к опушке леса на юго-востоке. Серен изучила россыпь отпечатков на тропе лесорубов. — Их двадцать или больше, — вскоре объявила она.
Маг кивнул: — Дезертиры. В доспехах.
— Да, или отягощенные добычей.
— Похоже, и то и другое.
Она оглянулась на мужчину: — Вы, Багряные гвардейцы — вы так уверены в себе?
— Если дело идет о схватке, подружка… да, уверены.
— Я видела Железного Клина в Трейте. Думаю, он особенный…
— Да, он особенный, но не среди Чтящих. С Джуп-Алатом ему пришлось бы нелегко. Или с Попкой. Если и другие, из иных рот. Хальфдан, Синяк, Черный Старик…
— Еще Чтящие?
— Да.
— И что это значит? Что они чтят?
— Это значит, что они дали клятву вернуть принцу его страну. Видишь, ли, его изгнал проклятый император Келланвед. Нам еще не удалось. Но так будет, однажды… Скоро.
— И это он чтит? Ладно. Кажется, вашему принцу хватает умелых солдат.
— О да, подружка, ведь клятва удерживает их в живых по сию пору.
— Что это значит?
Маг, казалось, занервничал. — Я говорю слишком много. Не обращай внимания. Ты видела следы ублюдков — они не стараются спрятаться, значит, самоуверенны. — Он невесело усмехнулся. — Мы настигнем их и покажем, на что способна настоящая кавалерия. На настоящих стременах, я имел в виду. Мы не часто сражаемся на скаку, но и в этом не новички.
— Да уж, вы меня заинтриговали.
— Просто любопытно, подружка? Никакой жажды мести?
Серен отвернулась. — Надо осмотреться. Пойду одна, если ты не против.
Маг пожал плечами: — Не заходи слишком далеко. Похоже, Чтящий к тебе привязался.
«Это… неудачно». — Не зайду.
Серен направилась к леску. Его вырубали десятки лет — среди деревьев виднелось множество пней и прогалин. Она слышала, как Корло зашагал обратно к опушке. Едва ее обволокла тишина, как Серен пожалела, что осталась одна. Накатили желания, все как одно нездоровые, все неприятные. Никогда ей не отмыться… эта истина послала мысли в совсем ином направлении — как будто некая ее часть хотела испоганить плоть еще сильнее, до возможного предела. Почему бы нет? Она потерялась темноте, и так просто покрыть душу черными пятнами. Пропитать насквозь.
Одинокая и испуганная собой, своими побуждениями — она брела, не заботясь о направлении. Все глубже в лес, где все меньше пней, старых и гнилых, все больше бурелома. Даже полуденный свет едва пробивался сюда.
Боль — ничто. Она не имеет значения. Но нет, в ней есть смысл: напоминание, что ты еще жива. Если к нормальной жизни никогда не вернуться — ну, можно обрести иные услады. Разум и тело обучатся находить восторг в темном напряжении.
Впереди, на поляне, показались какие-то фигуры.
Серен встала.
Неподвижные, вросшие в землю, беспорядочно разбросанные среди высоких трав. Статуи. Она вспомнила, что это были земли Тартеналов. Потом пришли летерийцы и сокрушили племена. Дреш — тартенальское название, как и имена ближайших деревень — Деннер, Лен и Броус.
Серен подошла к краю поляны.
Всего было пять статуй, смутно человекообразных, так выветренных временем, что на гранитных лицах остались лишь следы глазниц. Они находились в почве по пояс; было понятно, что в полный рост статуи не уступают самим Тартеналам. Какой-то пантеон, подумала она. Имена и лица, унесенные десятками столетий, прошедших со дня ухода с поляны последних почитателей.
Летер почти стер Тартеналов с лика земли. Такого полного геноцида не достигалось в других войнах. Она припомнила строчки из истории, записанные очевидцем давних событий. «Они бились в защиту своих святых мест с искаженными страхом лицами — как будто не решались призвать нечто великое и ужасное…» Серен огляделась. «Великим и ужасным» здесь было разве что запустение.
Эти темные моменты истории обычно замалчивались — она понимала это — и не играли особой роли в восприятии летерийской культуры как носителя прогресса, свободы от оков примитивной жизни, зверских обычаев и жестоких ритуалов. Освободители, назначенные судьбой спасти несчастные жертвы из лап варварских тиранов. Во имя цивилизации. Мало кто понимал, что Летер налагал свои собственные узы. Ведь есть одна — единственная дорога к процветанию и успеху, вымощенная золотом и охраняемая сборщиками налогов — и лишь свободный достоин идти по ней.
«Свобода извлекать выгоду из этой игры. Свобода обнаруживать свои наследственные ограничения. Свобода быть обманутым. Свобода быть эксплуатируемым. Свобода попадать в кабалу за долги. Свобода насилия».
Свобода страдания. Естественная норма, что некоторые идут по той дороге быстрее всех других. Всегда найдутся способные лишь ползти. Или падать на обочине. Ведь основные законы естества всегда жестоки.
Для статуй все это ничего не значит. Их поклонники умерли, защищая их. Умерли ни за что. Память равнодушна к прошлому, ее волнуют лишь нужды настоящего. Ей стало интересно, так ли воспринимают мир Тисте Эдур. Многое ли они сознательно забыли в своем прошлом, сколько неприятных истин они превратили в хитрую, самоуспокаивающую ложь? Страдают ли они от тех же пороков, от нужды переписывать историю ради ублажения глубоко сокрытой неуверенности, пустоты в сердце, внутри которой отдается эхо жалкого сомнения? Не является ли стремление к прогрессу всего лишь безнадежным поиском удовлетворения? Не таится ли на уровне инстинктов темное понимание, осознание, что игра не имеет смысла, что победа ничего не значит?
Это понимание должно быть темным, ведь ясность жестка, а Летер не любит ничего жесткого и редко решается размышлять о жесткости. Лучше всего простейшие эмоции; сложные суждения встречаются с гневом и подозрением.
Она положила руку на плечо ближайшей статуи и с удивлением ощутила, что камень под ладонью нагрет. Может быть, вбирает тепло солнца? Но нет, слишком здесь темно. Серен отдернула руку — еще немного, и кожа будет сожжена.
В груди родилось беспокойство. Ее пробрал озноб. Отступив, она впервые заметила у основания фигуры мертвую, иссушенную жаром траву.
Кажется, тартенальские боги вовсе не мертвы. «Иногда прошлое воскресает, чтобы обличить ложь. Ложь, держащуюся всего лишь на силе воли, всеобщего заблуждения. Иногда такое откровение проливает кровь». Иллюзии взывают к саморазрушению. Могущество Летера. Наглость Тисте Эдур. «Святость моей плоти».
Сзади раздался звук. Она обернулась.
На краю поляны стоял Железный Клин. — Корло сказал, что что-то… не угомонилось… в этих лесах.
Она вздохнула: — Лучше, если это окажусь всего лишь я.
Он склонил голову и сухо улыбнулся.
Она подошла ближе. — Тартеналы. Я думала, что знаю их земли. Каждый тракт, каждый старый курган и святилище. Я же профессиональный аквитор.
— Мы надеемся извлечь пользу из твоих знаний, — сказал Чтящий. — Я не желаю входить в Летерас под фанфары.
— Согласна. Вы выделяетесь даже среди толпы беженцев. Нужно найти одежды, менее похожие на форму.
— Сомневаюсь, что это будет заметно. Либо мы скажемся дезертирами и вольемся в ряды защитников. Однако это не наша война, и мы не хотим участвовать в ней. Вопрос в том, сможешь ли ты провести нас в город тайно?
— Да.
— Хорошо. Парни почти закончили новые стремена.
Она поглядела на статуи.
— Удивляешься, девочка?
— Чему?
— Старый гнев никогда не кончается.
Серен поглядела ему в лицо. — Гнев. Похоже, с ним ты хорошо знаком.
Он нахмурился: — Корло разболтался.
— Если вы хотите вернуть принцу его страну, почему околачиваетесь здесь? Никогда не слышала об императоре Келланведе, так что его империя далеко отсюда.
— О, это точно. Идем, пора.
— Извини, — сказала она, углубляясь вслед за ним в лес. — Я лезу не в свое дело.
— Уж точно.
— Да. В отместку можешь и меня спросить о чем захочешь.
— А ты ответишь?
— Может быть.
— То, что случилось в Трейте, на тебя не похоже. Так тот купец убил себя? Он был тебе любовником или как?
— Нет. Да, на меня это не похоже. Дело совсем не в Бураке Преграде — хотя я должна была предвидеть, что он задумал. Он же намекал мне дюжину раз. Просто я не желала услышать. У императора Тисте Эдур есть летерийский советник…
— Халл Беддикт.
— Да.
— Ты знала его.
Она кивнула.
— И теперь чувствуешь, будто тебя предали? Не просто как летериийку, но как личность. Ну, это тяжелый случай…
— Здесь ты не прав, Железный Клин. Я не чувствую себя преданной. В том и проблема. Я слишком хорошо его понимаю, я понимаю его решимость.
— И хотела бы быть с ним?
— Нет. Я видела Рулада Сенгара — императора — я видела, как он вернулся к жизни. Будь это Ханнан Мосаг, Король- Ведун, я… да, я решились бы забросить лот в те воды. Но не с императором…
— Он вернулся к жизни? Что ты имеешь в виду?
— Он был мертв. Мертвее не бывает. Убит, добывая меч для Мосага — какой-то проклятый меч. Который не желал покидать его руки.
— Почему они просто не отрубили руку?
— Полагаю, этим бы все окончилось; но он вернулся.
— Ловкий трюк. Интересно, будет ли он столь же удачлив в следующий раз.
Они вышли на опушку и увидели, что все уже в седлах. Серен вымученно улыбнулась: — Судя по слухам, он удачлив.
— Его снова убили?
— Да, Железный Клин. В Трейте. Какой-то солдат не из Летера. Просто подошел и сломал ему шею. Даже не потрудился снять золотые монеты с тела…
— Дыханье Худа, — пробормотал он. — Никому не говори.
— Почему?
— У меня репутация человека, умеющего находить опасных врагов. Вот почему.
* * *На расстоянии дневного пути от поляны статуй жило одиннадцать Тартеналов. Горбун Арбэт давно был избран для задачи, которую угрюмо, но честно исполнял. Каждый месяц объезжать округу с двухколесной тележкой, от одной семьи Должников землевладельца из Дреша к другой. Ни на одной ферме не оставалось чистокровных Тартеналов. Дети — полукровки сбегались, чтобы встретить старого Горбуна Арбэта, поприветствовать его, кидая гнилые фрукты в спину. Он забрасывал лопаты дерьма из выгребных ям в свою тачку, а дети смеялись и выкрикивали оскорбления.
Среди Тартеналов все существующее в физическом мире имело символическое значение, и эти значения соединялись, образуя секретный язык.
Дерьмо означало золото, моча — эль. Полукровки забыли большинство шифров, но старая традиция сопровождать путешествия Горбуна Арбэта по округе сохранилась, хотя мало кто понимал его смысл.
Когда он набирал полную телегу, оставалось последнее путешествие: вонючая повозка со столбом вьющихся мух направлялась по редко используемой тропе через лес Заводчика, к поляне, на которой стояли почти скрытые землей статуи.