– Ну, не знаю…
– Учти, я не отступлюсь. Ты мне нужна… Да что там мне, всей нашей компании, а стоит сюда наведаться какому-нибудь магу, он тебя сразу сгребет, без слов. Не добром, так силой, они, маги, люди могущественные, сильные, ничего не боятся. Неизвестно, что для тебя будет лучше. Конечно, признаюсь честно, я не столько о тебе думаю, сколько о себе и ребятах. Учти. У тебя будет равная доля, а доли бывают большие, в золоте… Пара-тройка путешествий, и ты сможешь себе дом в городе купить. Дом в городе! Ты подумай.
– Но мне нравится здесь… Да и, кроме того, родители меня не отпустят. Разве я могу против воли отца…
– Да? – уточнил Хельд. Глаза у него затуманились – он о чем-то напряженно думал. – Ладно. А если я куплю тебя в жены?
Она думала, что изумлена до крайности, но оказалось, что край еще далек.
– В жены?
– А что такого? Мне уже двадцать семь, пора подумать о свадьбе. Разве это будет не убедительно?
– Но ты же не хочешь… Ты же не жениться хочешь. И любовь…
– А разве браки заключаются ради любви? Брак – это дом, семья, дети… Словом, всегда есть какие-то практические соображения. У меня они несколько иные, чем у всех, но тоже практические. Так чем я хуже других?
– Но…
– У нас будет настоящий брак. Разумеется, со временем появятся и дом, и дети. Просто сначала мы будем жить походной жизнью. Вот и все. Через пару лет я планирую отойти от дел, а может, если теперь подвернется выгодный заказ, то и через год. Что скажешь?
Она покраснела.
– Я-то что. Если отец будет согласен…
– Я тебя спрашиваю, – настаивал Хельд. – Я тебе не противен?
Аир украдкой покосилась на него. Ровные черты лица, яркие синие глаза, прямой нос, ровная, короткая бородка… Красивый парень. Кроме того, рейнджер. Да и выйти замуж в пятнадцать лет… Ей будут завидовать.
– Ты мне нравишься, – честно ответила она. – Но я не знаю.
– Ну и ладно, – усмехнулся он. – Как говорят, стерпится – слюбится. Пойдем.
Тем же вечером он заговорил с отцом Аир. Разговор получился короткий – Хельд предложил ему золотой браслет и коня, Раун с веселым удивлением оглядел его, словно прикидывая, хватит ли жениха на подобный выкуп, потом посмотрел на дочь и кивнул головой. Поскольку жених должен был скоро покинуть деревню «по делам», как он пояснил, свадьбу договорились играть сразу же, на следующий день. Ироя только вздохнула, что не будет ни сговора, ни хоровода, ни девичника, ни обрядового «пивного застолья», выгнала Хельда из дома (считалось неприличным жениху и невесте до свадьбы спать в одном доме) и договорилась, чтоб его приютили соседи. Новоиспеченный жених не спорил.
Никого не интересовало, с чего это вдруг гостю приспичило жениться. Мало ли, какие у него резоны, зачем его допрашивать. Хоть он и не крестьянин из соседней деревни, и о его предках, дедах и отцах ничего неизвестно. Отец невесты был спокоен. Рейнджеры, охотники Пустошей – настоящие мужчины, всегда с достатком, а что «работа» у них опасная, так что с того? Наемники тоже мрут как мухи, однако женятся, заводят детей и оставляют женам наследство.
Родители для того и требовали с жениха выкуп за будущую жену, чтоб убедиться в его достатке. За золотой браслет, отданный Хельдом, в здешних краях можно было купить отличный надел. А это всем доказательствам доказательство. Если мужчина может отвалить такой выкуп, он всяко не голодранец.
В деревне жили древнейшие брачные традиции, отступить от них никому из селян не пришло бы в голову. Так же не пришло бы в голову, что кто-то способен понимать их иначе. Когда мужчина берет себе жену, он должен понимать, что ее предстоит содержать, кормить детей, которых она родит, и тут уж родители мужу дочери не указ. Мужику виднее, как действовать.
Забот у Рауна и двух его жен, привыкших растить детей сообща (они обе смотрели на Аир, как на дочь), было только две – собрать приданое и сыграть свадьбу, как положено. Содержимое двух сундуков вывалили прямо на пол и стали отбирать то, что, по мнению старших, следовало отдать щедрому жениху. Вопрос был важный, потому что хорошее приданое – это вопрос чести семьи. Рауну предстояло в будущем выдавать замуж еще не одну дочь, следовало хорошо зарекомендовать себя в глазах грядущих женихов. Ведь в деревнях все видят, все до последней тряпки. Приданое невесты на свадьбе принято было демонстрировать.
– Очень неплохо, – сказала Ироя, и Гиада закивала, перебирая кисти красивой скатерти – глаза ее разгорелись, она вспомнила, как сама выходила замуж. Воспоминания, дорогие сердцу каждой женщины.
Аир улеглась спать, уставшая настолько, что уже не хватало сил терзаться мыслями, что ночует под родительской крышей, возможно, в последний раз. Подумала только о том, откуда же Хельд возьмет обещанную за нее лошадь. Все трое пришли в деревню пешком, а выкуп – весь, до нитки, до крупинки – следовало вручить не позднее церемонии бракосочетания. Девушка так ничего и не придумала, заснула и проспала без сновидений до самого утра, до вторых петухов.
Ближе к полудню, после того, как она закончила помогать матери готовить угощение и уже нарядилась в свадебный наряд, ее сомнения разрешились. В деревеньке появились двое приятелей Хельда, которые, как оказалось, куда-то отлучались утром. Оба ехали верхом, вели в поводу еще трех коней – двух под седлом, третьего взнузданного и нагруженного какой-то сумкой. Этого коня тут же освободили от ноши и у ограды передали отцу невесты. Раун с восторгом оглядел лошадь, погладил животное по шее и торопливо увел. Лошадь и в самом деле была хороша – крепкая, вполне годная и под седло, и под оглобли, и в плуг. В конце концов, ее можно было бы продать.
Свадебный обряд справлялся просто, как все в этих краях, где жизнь слишком опасна, а времени мало. Жених и невеста соединили руки над разожженным на каменном алтаре огнем, выпили из одной чаши и произнесли то, что полагалось произносить, в присутствии всех сельчан – этого было вполне достаточно. Затем огню дали погаснуть, и на алтарь принялись сносить приношения – крестьяне пользовались случаем поблагодарить богов за еще один благополучно прожитый месяц (в страду они едва выбирали время для служения, поскольку работы невпроворот). Боги были незлобивы, с ними всегда можно было договориться, ну а если не повезло – к примеру, погиб урожай или пала корова, что ж, значит, не судьба. Жрец, приходивший заключать свадьбы, изготавливать амулеты и лечить, говорил, что если соблюдать законы, установленные богами, то это уже само по себе служение, и они не обидятся, если за дневной работой о них забудешь. Жрецу верили, потому что он хорошо лечил.
Аир осторожно взяла у отца загодя приготовленный свадебный пояс и надела на мужа… Да, теперь ей уже надо было называть его мужем. Он с любопытством смотрел на нее сверху вниз. Для него местные свадебные обряды были в новинку, интересно посмотреть, еще интересней поучаствовать.
Потом их ждало угощение, конечно, не только их, а всю деревню. Полевые работы решили отложить, все-таки свадьба. Угощения на столы поставили поменьше, чем обычно, но и сидеть собирались не весь день, потому что лето, страдное время, это не осень, когда обычно играют свадьбы, когда времени хватает на все.
Хельд пил мало. Его друзья тоже едва пригубливали, но зато налегали на еду. Они пробовали каждое блюдо, всем восхищались, и это очень нравилось хозяйкам. Помимо всяких разных блюд на свадьбу обязательно пекли блины, а потом разрезали на много треугольных кусков, на столько, сколько по разумению разрезающего молодая должна родить мужу сыновей. Аир, привстав, заглянула под руку брату – он как раз резал – и под общий смех, покраснев, насчитала восемь кусков.
– Десять сделать? – спросил, покосившись на нее, брат и хмыкнул. Он был очень доволен, что породнился с рейнджером, будет чем похвастаться.
Девушка отшатнулась и замотала головой.
– Куда мне столько? – выговорила она. – Я дочек хочу.
– Какой от них прок? Одного приданого сколько надо!
– А у меня много друзей, всем пригодятся жены, – с серьезным видом заметил Хельд.
Шутку оценили.
Но для Аир пир закончился слишком быстро, куда быстрее, чем для ее односельчан. Хельд потянул жену за рукав и негромко сказал:
– Пойдем.
Она встала и безропотно последовала за ним, хотя было, конечно, боязно. Это тоже было в традициях – жених и невеста удалялись раньше, и оставшиеся за столом гости и домочадцы пили за супругов и их будущего ребенка. Ироя как-то рассказывала дочери – она была родом с севера, из дальней деревни, – что у них первую ночь супруги проводили в лесу, традицию соблюдали строго, но здесь это было опасно, и новобрачным отводили клеть. Но Хельд направился не к клети.
– Мы уезжаем, – сказал он ей.
– Уже? – огорчилась она.
– Уже. Я сказал и твоей матери, и твоему отцу. Возьмем сумки и поедем.
К дому, задыхаясь, бежала мать Аир, которая бросила пиршественный стол, как только заметила, что ее дочку уводят. Она обняла новобрачную и заплакала, но настоящей грусти не было. Аир понимала, что маме грустно расставаться, может быть, надолго, может быть, даже навсегда, но сама не думала о грустном. Ей хотелось посмотреть мир. Завернув за занавеску, девушка торопливо переоделась в простую рубашку и штаны, натянула сапожки, прихватила куртку, свернула свадебный наряд и вытащила во двор торбу со своим приданым. Хельд уже погрузил припасы, полученные от новых родственников, и затягивал ремни на сумках. Жене он подвел самого смирного из коньков, понимая, что она еще никогда прежде не сидела в седле. Забрал торбу с приданым, вскинул на плечо и подмигнул:
– Доверишь?
– Это не все. Еще два плаща. И лук.
– Да, твой отец мне его уже отдал. Прекрасный лук. А плащи где?
– Вот.
Он поднял их, аккуратно свернутые, с травы и взвесил в руке.
– Меховые! – протянул одобрительно. – Очень хорошо. Гердер, возьми.
Гердер нагнулся с седла и принял ношу. Это был черноволосый, смуглый, очень мрачный жилистый мужчина с обветренным лицом, неразговорчивый и всегда невозмутимый. Сложно было сказать, сколько ему лет – может, тридцать, может, все пятьдесят. Достаточно было посмотреть, как он двигается, чтоб понять – это опытный рейнджер, не первый и не десятый раз ходит в Пустоши, он их знает и легко даст отпор любой нечисти. Аир покосилась на его плечи, не рельефные и вроде бы щуплые, но, как казалось, столь же незыблемые, что и камни, вековые скалы, и, смущенная, отвернулась.
Хельд посадил жену в седло, последний раз махнул рукой и повел коня – сперва шагом, потом легкой рысью, чтоб девушка освоилась. Она довольно крепко сжимала коленками бока лошади и не оглядывалась. Говорят, это плохая примета – оглядываться.
Они ехали до позднего вечера, Аир устала, у нее заболели ноги, которые она напрягала, но как только остановились, как только, сползя вниз, она ощутила под сапогами твердую землю, у девушки словно открылось второе дыхание. Какова в нем была доля облегчения, что удалось наконец избавиться от этого вредного животного с трясучей рысью, – одни лишь боги знали. Хельд, Гердер и третий, которого звали Ридо, быстро разнуздывали лошадей, снимали поклажу, разбивали лагерь. Хельд подошел к Аир и протянул ей котелок.
– Сможешь? – спросил он, улыбаясь. – Или животина тебя угоняла вусмерть?
– Конечно, смогу! – почти обиделась она.
Вода в озере была кристальная, нетрудно при желании разглядеть каждый камешек в глубине, она пахла чистотой и еще чем-то сладким, но не приторно, а слегка, что очень кстати в жажду. Солнце уже коснулось вершин деревьев на западе, и они вонзились в него, как копья, но оно продолжало опускаться, нисколько не боясь угрозы. Что божеству какие-то древесные копья? Закатный ярко-бронзовый расплав заливал небо и отражался в воде, а лес потемнел, в чаще, казалось, даже воздух сгустился. Там бывало настолько темно, что можно было передвигаться, лишь полагаясь на чутье – чутье ног и всего тела. Здесь же, на прозоре, никогда не случалось полной темноты, и потому на берегу даже в безветрие, казалось, дышится легче. Аир так и замерла, втягивая в легкие ароматы леса и воды, словно никогда таким чистым воздухом не дышала, и любовалась, как полосы света в небе постепенно наливаются алым и становятся такими же пронзительными, как солнце.
– Красиво, верно?
Она не услышала, как подошел Хельд, и испуганно обернулась, решив, что он пришел ее подгонять. Но он, прищурясь, тоже смотрел на запад.
– Красиво, – согласилась она.
– Я очень люблю все это. Наверное, потому и стал рейнджером. Родился-то я на севере. Далеко отсюда. На берегу моря. Сколько пота с меня сошло, прежде чем приучился к местному лету.
– А что?
– Жарко очень. У меня на родине, на севере, такой жары не бывает. Там вообще жары не бывает. Мы летом все больше в куртках ходим.
Аир изумленно смотрела ему в глаза.
– Да, – продолжил он. – А вот к климату Южных Пустошей я так и не привык. Там же вообще зимы не случается. Снег не идет.
– У нас снег мало идет, почти не лежит, – сказала девушка и устыдилась. Он-то это, конечно, знает.
Хельд не разозлился, только кивнул.
– Так что, может, ужин? – осторожно напомнил он.
– Да, извини.
Она черпнула воды и заспешила к костру, который развел Гердер. Хельд, сидя с ней рядом и наблюдая, как она распоряжается припасами, рассказывал ей, что Гердер способен развести огонь где угодно, из любых дров и при любой погоде, а друг Хельда только порыкивал и отмахивался. Припасов было в изобилии, но, намекнув на набитые желудки, муж велел Аир приготовить совсем немного каши, в основном на тех двух их товарищей, которые вот-вот должны подойти.
– Уже должны были, – сказал Ридо. Голос у него был хриплый, басовитый, но сам он выглядел сущим мальчишкой. Если, конечно, не приглядываться к лицу. Росту в нем было немного, он казался бы приземистым, если б не стройность, даже некоторая субтильность. Только плечи были широки, шире, чем могут быть у подростка, и, коснувшись случайно его руки – рейнджер передал ей кошелек с солью, – Аир ощутила, что мышцы у него просто каменные. Она уже разок-другой прижималась к мужу, например, когда он помогал ей слезать с седла, и тоже почувствовала под рубашкой плотную, несокрушимую броню жил и мышц, хотя внешне грудь была как грудь, у ее отца куда бугристее. «Они такие жилистые, что об них любое зверье зубы сломает», – подумала Аир.
– Задержались где-нибудь. – Хельд пожал плечами. – Мало ли. Места эти они знают, не собьются.
– Я не к тому. Может, с ними что случилось?
– Что ты как баба?.. Э-э, извини Аир… Вот не приедут завтра, тогда будем волноваться.
– Да я не волнуюсь.
– И правильно, – донеслось из сгустившейся наполовину темноты, и из леса появились двое мужчин верхами, ведя еще двух лошадей в поводу. Как только можно было не различить лошадиную поступь издалека? Аир поразилась. Должно быть, кони обученные. – Вот они мы.
Тот же вопрос, что и ее, заинтересовал всех присутствующих, трое встали как по команде и направились к новоприбывшим.
– Да. – Тот, что начал говорить с самого начала, ответил на прямо заданный вопрос. – Обученные. Причем прекрасно. Я бы на всех купил, но денег не хватило… Эй, Хельд, куда запасную дел? Съели, что ли?
– Съели, не съели – мое дело, – проворчал Хельд. – На мои деньги куплена была. А что обученных привели – молодцы. Аир, это Фроун и Тагель. Настоящие их имена многоэтажны, так что ты зови их именно так. Они уже привыкли.
Тот, которого Хельд представил Фроуном, был явным северянином – высокий, белокурый, сложенный прекрасно и довольно мускулистый, в отличие от других присутствующих. Он был похож на статуэтку бога войны, которую Аир как-то видела у приходившего в их деревню бродячего жреца. Бог был не местный, кажется, именно северный, и работа была северная, но девушке изображенный мужчина понравился. Он был воином, видно с первого взгляда, а это кружит голову любой девчонке. Фроун тоже, конечно, не чуждался воинского дела. Но вместе с тем повадки у него оказались, как у добродушного медведя – мощный, разозлишь, так шутя задавит, но разозлить его непросто.