Словно угадав желание Евтихия получше всмотреться в лицо спутницы, темнота назло сгустилась еще больше.
Вот тебе! Нечего таращить глаза. Здесь не на что смотреть. Топай себе по тропинке, если уж так охота, но на этом — все.
Евтихий послушно опустил отяжелевшие веки. Нет так нет. Геврон догнала его и оперлась на его руку. Она вся была покрыта испариной и с трудом переводила дыхание.
— Долго еще, как ты считаешь? — проговорила девушка.
— Понятия не имею, — признался Евтихий.
— Но у тебя же есть какие-то предчувствия? — настаивала она.
— Нет у меня никаких предчувствий, Геврон… Признаться честно, мне только одно кажется: что мы действительно застряли здесь навеки.
— Давай свернем с тропы, — предложила она.
Его удивило, с каким азартом она это произнесла.
— По-твоему, мы в состоянии ломиться через эту чащобу?
— Почему бы и нет?
— Потому что мы завязнем в кустах, провалимся в яму. Потому что бывают на самом деле непроходимые чащи. Ты посмотри, как растут деревья.
Деревья и впрямь сомкнули стволы и переплелись ветвями, как будто они услышали разговор людей и тотчас приняли меры к тому, чтобы разрушить их план.
Фихан все это время молчал. Он шел последним, и собеседники даже не оборачивались к нему, как будто вовсе забыли о его существовании.
Они продолжили путь по тропе и упорно продвигались вперед, пока не стемнело окончательно.
— По крайней мере, теперь хоть дождь на голову не льет, — пробормотал Евтихий. — Вы, друзья, как хотите, а я больше идти не могу. На сегодня я вымотался.
Они не стали спорить или что-то обсуждать. Повалились на землю, не заботясь о том, что одежда испачкается. Евтихий снял плащ, и все трое забились под промасленную ткань. Сыро было по-прежнему, но они, по крайней мере, согрелись.
Темнело быстро. Во мраке хорошо было слышно, как неутомимый дождь шелестит над лесом. Капли тихо постукивали по листьям, стекали по коре, тревожили тонкие ветки. Далеко в высоте, под самыми облаками, раскачивались вершины деревьев.
Вселенная съежилась до крошечного пятачка земли, накрытого плащом. Евтихий во сне обхватил Геврон руками и прижал к себе. Она положила голову ему на грудь. С другой стороны к девушке прильнул Фихан. И так втроем они заснули.
Пробуждение оказалось для Евтихия более чем неприятным. Плащ переполз к Фихану. Оставшись без укрытия, Евтихий продрог и вымок. Утренний свет сочился сквозь переплетенные над головой ветви. Дождь, кажется, на время прекратился.
Евтихий встал, пытаясь размяться и хоть немного согреться. Он вытер влажное лицо рукавом, потянулся, подставил лицо тусклому солнечному лучу, пробившемуся сквозь сырую листву до самой земли.
Геврон теперь обнимала Фихана. Эльф вздохнул, повернулся на спину, запрокинул к свету лицо…
И Евтихий застыл на месте. Перед ним снова была та омерзительная образина, которую он встретил десять дней назад. Тот же хоботок вместо губ, те же вертикальные прорези ноздрей и морщинистые веки, прикрывающие плоские круглые глаза. И оно, это существо, лапало Геврон! Мало того, что оно дышало, оно еще и осмеливалось вести себя так свободно, с таким дерзким нахальством!
Евтихий вытащил из ножен кинжал.
— Геврон, — позвал он девушку. — Проснись. Геврон!
Она очнулась от глубокого сна, словно вышла из обморока. Увидев встревоженное лицо Евтихия, девушка сразу подобралась. Он увидел, что она шарит рукой под одеялом — ищет свой меч.
Меч у Геврон был плохонький, но у Евтихия не водилось и такого. А отдать оружие мужчине девушка отказывалась. Утверждала, будто захватила клинок в честном бою. У Евтихия не было оснований подвергать сомнению эти слова. Сам он еще ни в одном сражении здешнего мира не побывал.
— Смотри, — Евтихий показал пальцем на спящего Фихана.
Геврон побелела и вскочила так, словно ее подбросили. Острие меча уперлось в горло эльфа.
— Кто ты? — не скрывая злости, спросила девушка.
Он открыл глаза. Простодушное недоумение проступило в его лице, когда он увидел, как встречают его товарищи по путешествию.
— Фихан, — сказал он.
Евтихий сел на корточки, всматриваясь в черты своего спутника. Сомнений не было, та тварь вернулась. Евтихий поднял голову, глянул на Геврон.
— Я, кажется, знаю, в чем дело, — сказал солдат.
Девушка и не думала убирать меч от горла эльфа.
— А я понятия не имею. Кто он, по-твоему, такой?
— Это Фихан.
— Тебе не приходило в голову, — медленно произнесла Геврон, — что истинный облик Фихана — вот этот? Может быть, именно сейчас развеялись последние иллюзии.
— А может быть, иллюзии, напротив, сгустились, — возразил Евтихий. — Я сейчас ни за что не поручусь. Хотя есть одно предположение…
— Говори.
Она наконец убрала меч в ножны и отвернулась от твари.
— Он не опасен, — сказал Евтихий. — Ты сама это признаешь. Он просто выглядит…
Он запнулся, подбирая слово.
— Отвратительно. Мерзко, — сказала Геврон.
— Да, — кивнул Евтихий. — Но это ничего не значит. На самом деле он остался тем, кем мы его знаем.
— По-моему, там, наверху, ты слишком много времени проводил с благородными людьми, — сказала Геврон. — И напрочь утратил то, что мы, простые людишки, называем здравым смыслом. Кто ввел тебя в заблуждение, Евтихий? Твой господин, которому ты подавал портки, когда тот просыпался и лениво зевал в роскошной кроватке?
Евтихий только моргал, глядя на покрасневшую, разъяренную девушку. Она не шутила. Она на самом деле находилась в состоянии крайнего раздражения.
— Ты дурак, Евтихий, если утверждаешь, будто мы здесь кого-то «знаем»! Никого мы здесь не знаем. Любой, о ком ты думаешь, будто изучил его вдоль и поперек, может преподнести тебе сюрприз. Как ты можешь поручиться за то, что выглядело иллюзией и постоянно меняло облик? Для чего это вообще устроено — а?
— Что именно? — уточнил Евтихий.
Геврон смотрела на него с нескрываемым презрением.
— Для чего существуют все эти иллюзии, перемены внешности, обман зрения? Есть же в них какой-то смысл!
— Ты веришь в то, что у любого явления имеется некий глубинный смысл? — переспросил Евтихий.
— Почему бы и нет?
— Потому что смысла может и не быть…
— Я верю, — медленно и твердо произнесла Геврон, — что это существо, кем бы оно ни было и как бы оно себя ни называло, — отвратительно и гадко. И нам не напрасно показывают это его обличье.
— А я думаю, что природа эльфов наименее совместима со здешним миром, — парировал Евтихий. — Я считаю… Да что там, теперь я просто уверен в том, что мы наблюдаем взаимное отторжение… Все, что я знаю об эльфах… — Он вздохнул. Как сейчас выяснилось, он на удивление мало знал об эльфах.
— Они преисполнены жизни, — сказал наконец Евтихий. — А здешний мир, напротив, преисполнен смерти. Медленного и тоскливого умирания. Здесь хуже, чем у троллей.
Перед его мысленным взором возник образ тролля-надсмотрщика из карьера, где работали пленники. Серокожая кривоногая тварь с тупым взглядом. Когда он орал, из его рта летела слюна. От него вечно воняло. Да там от всех воняло.
С первого дня плена Евтихий замкнулся в себе. Он видел, как другие рабы в карьере общались между собой, налаживали какой-то быт — насколько такое вообще было возможно в подобных условиях, даже плели интриги… И не то чтобы они не принимали к себе Евтихия. Он просто не в состоянии был с ними общаться. Он как будто оброс коростой.
Видение было коротким, но чрезвычайно ярким и болезненным. Там, в мире троллей, умирание было еще более очевидным, чем здесь.
Если бы кто-то сказал сейчас Евтихию, что троллям мир по их сторону Серой Границы видится куда более живым, нежели эльфийский, он бы рассмеялся этому недоумку в лицо.
Геврон недоверчиво хмыкнула.
— Возможно, ты и прав… И что ты предлагаешь?
— Я предлагаю считать его Фиханом и относиться к нему соответственно. Мне почему-то кажется, что он вернулся к отвратительному образу после того, как у него зажили последние царапины. Он стал слишком гармоничным для здешних условий, и месть не заставила себя ждать.
— То есть, — медленно проговорила Геврон, — если снова пустить ему кровь…
Она остановилась, не веря тому, что сама только что сказала.
Евтихий закончил за нее:
— Именно. Если сейчас ударить его ножом, он снова превратится в человека.
— Проверим? — предлолшла Геврон.
Фихан с тревогой переводил взгляд с одного лица на другое. Оружия у него не было, но если бы и было — против этих двоих он в любом случае оставался бы бессилен.
— Тебе непременно нужно все проверять? — отозвался Евтихий. — Ведь все очевидно!
— Мне не очевидно, — возразила она.
Евтихий пожал плечами.
— Хорошо. Но будь аккуратна, не бей слишком сильно. И еще учти, это в последний раз. Потом придется терпеть его таким, каков он есть.
Фихан с ужасом уставился на Геврон, когда она, вытащив меч, надвинулась на него. Он быстро отполз к краю тропы, прижался к дереву, а затем неожиданно с громким криком провалился в чащу. Геврон бросилась за ним. Она протиснулась между стволами и застряла в колючем кустарнике, росшем в полумраке чащобы. Евтихий мог бы поклясться в том, что минуту назад здесь не было просвета.
— Евтихий! Помоги! — кричала Геврон из темноты.
Евтихий вытащил ее из кустов. Оба вернулись на тропу, с трудом переводя дыхание. Геврон вся была исцарапана, да и Евтихий выглядел не лучшим образом.
— Что будем делать? — осведомился он.
— Фихан сбежал, — сказала девушка. — Я ему не верю. Моревиль и здесь ошибся. Он вечно всех поучает! Вернул мальчику его истинный облик, как же! А может быть, помог чудовищу нас всех одурачить?
Евтихий грустно смотрел на девушку. Она была разгневана, испугана. Сквозь юные черты опять проступил возраст: морщины в уголках глаз, на лбу, на шее. Было ли это иллюзией? Может быть, сам Евтихий воспринимает Геврон как немолодую женщину и потому она видится ему такой? Встречаются ведь молодые девушки с уставшей, старой душой. Не саму ли душу, не ее ли облик воспринимает Евтихий, когда общается с Геврон?
— Геврон, — заговорил Евтихий осторожно (все-таки у нее был меч, а у него — только нож), — но ведь ты уже имела случай заметить: как бы Фихан ни выглядел, он никогда не проявлял себя враждебно.
— У него возможности такой не возникало, — ответила девушка упрямо. — Он всегда оставался безоружным, его окружали люди, куда более сильные, нежели он сам. Конечно, он держался тихо и вежливо. На его месте любой бы вел себя так. Разве нет?
— Не знаю, — Евтихий вздохнул. — Мне доводилось встречать людей, которые не посмотрели бы, насколько сильнее их враги и насколько этих врагов больше.
— Ну а мне таких не встречалось! — отрезала она.
И тут ветви деревьев раздвинулись, и на тропу выбрался Фихан. Уродливый, с чрезмерно длинными тощими руками, он шел согнувшись и время от времени опускался на четвереньки.
— Там есть проход, — сообщил он, отдуваясь. — Идемте!
— Ты пойдешь за ним? — Геврон не поверила своим глазам, когда Евтихий без слов повернулся и двинулся вслед за эльфом (если только это был эльф).
— Да, — сказал Евтихий, не оборачиваясь. — Я ему верю.
Она покачала головой.
— Я возвращаюсь к Моревилю, — сказала она. — Он дурак и трус, но он, по крайней мере, человек. Нормальный человек, как и я.
— Не смею тебя задерживать, — откликнулся Евтихий. Он вдруг остановился и посмотрел на девушку. — Ответь мне только на один вопрос, Геврон. Только будь честна, хорошо?
— Ладно, спрашивай. Я не стану лгать. А если мне не понравится твой вопрос, я так и скажу.
— Сколько тебе лет, Геврон? — спросил Евтихий. — На самом деле — сколько?
Она молчала.
— Я не хочу унизить тебя или оскорбить, — прибавил Евтихий. — Я просто должен кое-что проверить…
— А на сколько лет я выгляжу? — осведомилась она.
— Чаще всего — лет на восемнадцать, но мне кажется, что это неправда, — ответил Евтихий. — Мне думается, тебе лет сорок. Что скажешь?
— Ничего.
Она резко повернулась и зашагала по тропе обратно в сторону замка.
* * *Евтихию потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к облику своего спутника. Не исключено, что сказалась привычка к троллям: с этой задачей Евтихий справился сравнительно быстро.
Фихан ни о чем не спрашивал. Он догадывался о том, что его спутнику приходится нелегко.
Вместе они продирались сквозь чащу. Фихан безошибочно находил незримые тропы там, где, казалось, пройти было просто невозможно. Евтихий весь был покрыт царапинами и ссадинами. Странно, но его спутник ни разу даже не оцарапал руку, хотя шел первым.
Они молчали. Разговаривать было не о чем. Да и в любом случае сил на болтовню не оставалось.
К вечеру, когда сумерки начали сгущаться и дождь полил сильнее, Фихан отыскал место для лагеря. Костер им развести не удалось. Фихан расчистил от веток и камушков небольшой пятачок земли, нарвал и натаскал туда травы, чтобы мягче было лежать. Они укрылись плащом Евтихия и попытались согреться.
— Я знаю, как выгляжу, — пробормотал Фихан. — И понятия не имею, почему это опять случилось.
— Не имеет значения, — ответил Евтихий. — Мне уже почти все равно.
— Ты был прав насчет Геврон, — сказал вдруг Фихан. — Я не знаю, какой она видится тебе, но мне с самого начала было ясно, что она немолода.
— Интересно, как немолодая и, вероятно, солидная женщина оказалась здесь? — удивился Евтихий.
— Я слышал историю скорохода Кохаги, — сказал Фихан. По голосу ясно было, что он улыбается. — В некоторых местностях этими тоннелями пугают детей. «Будешь шляться где попало и в дурной компании, провалишься в дыру и окажешься там, где ходил Кохаги». Никогда не слышал?
— Нет.
— А там, где я жил, так часто говорили… Но прежде мне никогда не встречались люди, которые действительно проваливались в эти тоннели. Ни люди, ни эльфы, ни тролли. Никто. Все разговоры о тоннелях Кохаги были просто разговорами. Вроде россказней о Моране. И так продолжалось до тех пор, пока я сам не ухнул в тоннель. И вот тут-то все и началось…
— Что началось? — не понял Евтихий.
Фихан вздохнул.
— Еще совсем недавно я жил среди тех, для кого имя Кохаги оставалось пустым звуком. И вдруг — бабах! — я среди тех, чья жизнь полностью переменилась, и именно из-за Кохаги. И теперь уже кажется, будто все, с кем я ни встречусь, каким-то образом связаны с Кохаги.
— С Джуричем Мораном, если уж на то пошло, — заметил Евтихий. — Ведь это Моран сделал Кохаги тем, кем он был.
— Ты понял, что я имею в виду, — сказал Фихан.
— В общем и целом, да. Только я не понимаю, какое отношение это имеет к возрасту Геврон.
— Непосредственно к ее возрасту — никакого. Но тебе было интересно, как это она ухитрилась сюда провалиться… Вот так и ухитрилась. Жила себе поживала, ни о чем, небось, не тужила — и вдруг с ней это случилось.
— Понятно.
Они помолчали. Потом Евтихий спросил:
— А сам ты, Фихан? Сам-то ты как здесь оказался?
— Во время битвы, — сказал Фихан, — я гнался за троллями. Их было трое, и они удирали от нас во все лопатки. А нас было пятеро: двое эльфов и трое людей. Это было сразу после того, как сдвинулась Серая Граница. Битва за замок Гонэл уже закончилась. Ты был там, не так ли?
— Угу, — пробурчал Евтихий.
Ему не хотелось сейчас вспоминать то сражение. Фихан понял это и не настаивал на расспросах.
— Геранн и новая защитница Ингильвар вернулись в замок, и большинство солдат последовало за ними, — продолжал Фихан. — Они сидели в замке и смотрели, как приближается граница, как серый туман заливает замковые рвы… Ты сам это видел?
Евтихий отмолчался.
Фихан вздохнул:
— Были солдаты, которым оказалось легче гоняться за отбившимися от войска троллями, чем торчать за стенами. Во время погони меня занесло в рощу, и я поехал вдоль ручья. Вода в нем была темной от крови. Я никогда такого раньше не видел…
Он замолчал.
— А потом? — спросил Евтихий. Ему показалось, что собеседник не намерен продолжать.