— То же, что и ты, — откликнулся Фихан. — Замок. Золото.
В мгновение ока все изменилось: по траве, разбрызгивая лужи, к чужакам мчались какие-то люди в кожаных доспехах, вооруженные короткими кривыми мечами, бородатые, черноволосые. Они кричали что-то, их рты были широко распахнуты. Они возникли так быстро, что Евтихий ничего не успел сообразить: на него наскочили сразу двое, опрокинули на землю, связали руки и придавили чем-то тяжелым. Возможно, кто-то из них попросту уселся ему на шею. Он не знал. В нос ему набилась жидкая грязь, и Евтихий понял, что вот-вот задохнется.
* * *Джурич Моран взял пирог и смял его.
— Видишь? — показал он Юдифи. — Вот что происходит с пространством, если оно попадает в мои руки. И думаешь, я этого хочу?
Он в волнении откусил кусок там, где на поверхность выполз джем.
— Совершенно не хочу я этого, — с набитым ртом продолжал Моран. — Я вообще в такие минуты не о катастрофах думаю… Катастрофы случаются потом. А я не то что помочь не могу — я вообще ничего об этом не знаю. Мне об этом много позднее рассказывают. Или вообще не рассказывают. Вот что важно учитывать! А не обвинять сразу с бухты-барахты, как будто я злодей какой-нибудь.
* * *— Видишь вон там стена рухнула? — Дюжий детина показывал Евтихию участок золотой стены, безобразно темный, оплывший. — Во время прошлого штурма мы там здоровенную дыру проделали. Они кое-как залепили, наспех, — по-моему, глиной… Вот здесь, я полагаю, мы и будем штурмовать.
— А наверх ты смотрел? — спросил Евтихий. — Вон там, где черные потеки. Я так думаю, они будут ожидать, что мы именно здесь нанесем удар, и потому поставили на стене котлы со смолой. Им даже кипятить смолу не придется, просто выльют нам на головы, мы и прилипнем, как мухи.
Ему показалось вдруг, что этот разговор уже был. В другом месте, в другое время, хоть и при сходных обстоятельствах.
Евтихий тряхнул головой. Все дело в сходных обстоятельствах. Одинаковые ситуации порождают одинаковые слова. К тому же тот диалог состоялся давно. Очень давно. В другой жизни.
— В любом случае, я намерен штурмовать в этом месте, — повторил детина.
Он здесь командовал. О его статусе свидетельствовали здоровенные золотые бляшки, укрепленные на кожаном панцире. У всех остальных панцири были без украшений. И у Евтихия тоже. Ему отдали доспех какого-то убитого парня. А Фихан вообще от доспеха отказался. Как будто его ослепительная красота — а она с каждым днем становилась все менее человеческой, все более неземной, если можно так выразиться, — в состоянии была спасти эльфа от гибели в бою.
— Я хочу тебя с другими ребятами на таран поставить. Выдержишь? С виду ты вроде бы, крепкий, — продолжал командир, поглядывая то на Евтихия, то на стену замка. — Клыки у тебя подходящие, крепкие. В случае чего перегрызешь.
Евтихий почувствовал, как сердце у него подпрыгнуло и застряло в горле.
— Что у меня подходящее? — переспросил он шепотом.
Детина долго, безмолвно смотрел на Евтихия. Тому вдруг показалось, что командир вообще никогда ему не ответит, и это было самым жутким из всего. Но ответ в конце концов прозвучал:
— Клыки. Я говорю о твоей нижней челюсти, приятель. Здесь много крепких челюстей, но твоя — это что-то выдающееся. Да ты в зеркало давно смотрелся?
— Давно, — хрипло выговорил Евтихий.
— Гляди.
Детина снял с груди одну из бляшек, обтер ее рукавом и протянул Евтихию. Тот долго всматривался, но видел только какие-то искаженные фрагменты чьей-то физиономии. Возможно, то была физиономия самого Евтихия, разобрать все равно невозможно.
— Ты переверни, — посоветовал детина. — Там гладко все. Почти как зеркало.
Евтихий машинально последовал совету и выронил бляшку.
На него таращилась плоская рожа с крохотными глазками и мощной нижней челюстью. Желтые клыки в палец размером выступали наружу. Острые скулы торчали так, словно желали порвать зеленоватую кожу. Космы черных волос падали на лоб и на плечи.
Не сказав ни слова, Евтихий повернулся к командиру спиной и побежал прочь.
Тот удивленно поглядел ему в спину, присвистнул, но ничего не сказал. Подобрал свою бляшку и снова нацепил ее на грудь.
— А что такого? — пробурчал он себе под нос. — Будто в первый раз с таким встречается.
Евтихий нашел Фихана в лагере под стенами замка со стороны ворот. Эльф стоял в стороне от остальных солдат, один, и смотрел на башню. Видно было, как по плоской крыше, хоронясь за зубцами башни, расхаживают лучники. Очевидно, они смотрели на эльфа и других осаждающих.
Евтихий подбежал к Фихану и остановился в нескольких шагах от него. Эльф медленно повернул к нему голову, улыбнулся.
— Обсуждали будущий штурм?
— Да.
— Ты выглядишь встревоженным. Боишься сражения?
— Не больше, чем раньше.
— А раньше боялся?
— Фихан, все солдаты немного беспокоятся перед сражением. В этом нет ничего удивительного.
— Тогда хорошо. Потому что мне тоже как-то беспокойно. По-твоему, нам удастся разбить стены из золота?
— Не знаю… Там есть слабое место. Я поставлен на таран, — Евтихий отмахнулся. Не это он хотел обсуждать. Но как начать? В конце концов он перевел дыхание и тихо спросил: — Фихан, как я выгляжу?
— Встревоженным, я же тебе только что сказал, — тотчас ответил его приятель.
— Нет, я о другом… На что я похож? Кто я?
— Ты? — Фихан пожал плечами. — Такой же, как всегда.
— Опиши мою внешность! — зашипел Евтихий. — Проклятье, хватит ходить вокруг да около! Я только что видел себя в зеркало.
— Значит, тебе получше моего известно, как ты выглядишь.
— Ты можешь просто обрисовать словами то, что видишь? — сказал Евтихий в отчаянии. — Почему эльфам обязательно нужно глумиться над людьми?
— И кто это говорит? Человек, который пырнул меня ножом?
— Фихан!
— Ладно, — сжалился эльф. Его синие глаза заискрились. — У тебя зеленая кожа, черные патлы, противная плоская рожа и клыки, от которых воняет, как от дохлой псины. Доволен?
— Ты это только что придумал? — спросил Евтихий.
Эльф наконец соизволил удивиться.
— Я вообще ничего не придумывал. Я вижу тебя таким. Но, заметь, ничего дурного о тебе не думаю. Потому что я почти убежден в том, что настоящая твоя внешность — другая. И, судя по твоему поведению, ты самый обыкновенный человек.
— Погоди-ка… Почему тебя не удивляет, что под стенами золотого замка я превратился в чудовище? Ты даже в лице ни разу не переменился, когда на меня глядел! — не отставал Евтихий.
— Ты усматриваешь в моем поведении какую-то особенную эльфийскую злокозненность? — удивился Фихан. — Почему? Разве я не оставался все это время твоим другом, несмотря на некоторые… выходки с твоей стороны?
— Если ты мой друг, то просто ответь.
— Что именно ты хочешь от меня услышать?
— Я всегда выглядел так, как ты меня описываешь?
— Черные патлы, клыки и прочее? Да.
— С самого начала?
— Почему ты настаиваешь? Да.
— Как только ты появился у нас… когда Гезира хотел тебя забить… а Моревиль и Геврон… и я… — бормотал Евтихий в полной растерянности. Он не хотел, не мог поверить происходящему. — С той самой секунды, как ты увидел меня в палатке Моревиля, — ты видел вот это?
— Да, Евтихий. Я знал, что твоя внешность — обман, коль скоро моя оказалась обманом. Но даже если ты на самом деле — тролль, из самых низших, из касты слуг и рабов, с грязно-зеленой кожей… — Он виновато улыбнулся. — Я не видел от тебя ничего плохого. Не было смысла тебя бояться или ненавидеть.
— Я пойду с тараном, — сказал Евтихий сквозь зубы. — В конце концов, клыки у меня подходящие. Чтобы грызть.
— Я тоже так думаю, — кивнул эльф. — Только вот что… следует опасаться зеленоволосого.
— Кого? — Евтихий так и подскочил.
— Здешним гарнизоном командует зеленоволосый, — объяснил Фихан. — Я обсуждал это с другими солдатами. Зеленоволосый появился здесь недавно.
— Он был ранен, да? — сказал Евтихий. — И осаждающие не стали подбирать его, потому что сочли покойником. Так все было? Но он все-таки забрался на холм и сумел проникнуть в замок, а некоторое время спустя возглавил всю их оборону.
— Да, — кивнул Фихан, не сводя глаз с золотой стены. — Иногда я его вижу. Там, на башне. Он выходит на крышу и смотрит на нас сверху.
Евтихий кивнул и пошел прочь. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями. Фихан ему не мешал, даже взглядом провожать не стал.
Когда осаждающие схватили двух путешественников, они вовсе не собирались их убивать. Просто обезвредили на короткий срок. На всякий случай. Вдруг это лазутчики или еще кто. Внешность здесь у всех довольно странная. Неприятная. Это тоже следует учитывать. Некоторые уроды на самом деле — обычные люди, но встречаются ведь истинные монстры. А бывает, самые настоящие злодеи выглядят как нормальные люди.
Например, Арванд — командир осаждающих. Рослый мужчина с гигантскими ручищами. Может пальцем глаз врагу выдавить, запросто, одним тычком. А когда-то, как он сам однажды признался, был работником на молочной ферме. Ничего особенного, просто парень, который доит коров.
Поэтому никогда не следует полагаться на то, что видишь глазами. Многие мертвецы на тех колесах, что выставлены по всей поляне перед замком, — они ведь тоже когда-то жили, на что-то надеялись. В частности, на тех, кто находился рядом с ними. А потом — все, смерть.
Золотые колеса вовсе не были орудиями казни, как поначалу опасался Евтихий. Это были могилы. Потому и золотые. Нужно же понимать такие вещи!
Думая об этом, Евтихий кивал. Теперь-то он понял. Никто не станет делать виселицу золотой, но позолотить гробницу — что может быть естественнее, не так ли?
Штурмовой отряд перезнакомился ближе к вечеру. Семеро мужчин и одна женщина. Им выдали спиртное, хорошую еду. Арванд несколько раз подходил к их костру, спрашивал, не надо ли чего-нибудь еще. И всегда находилось что-то, чего им недоставало: дополнительная выпивка, теплый плащ, чтобы укрыться на ночь, побольше мяса, яблоки, музыка. Арванд послушно выполнял все их требования. Даже музыку принес — нечто вроде виолы, только с сорванными струнами. И они полночи стучали по корпусу инструмента пальцами, выколачивая из него дикарский ритм. Евтихий чувствовал, как его жилы наполняются яростью. Он готов был бежать с тараном и бить, бить, бить в стену. Он сам готов был превратиться в таран и стучаться в эту стену головой. Лбом. Грызть ее клыками, которые, по словам Арванда, так хорошо предназначены для того, чтобы перекусывать и перемалывать.
Кстати, о клыках. Несколько раз Евтихий ощупывал их, но ничего особенного не замечал. Клыки как клыки. Даже странно, что другие находят их выступающими наружу, желтыми и вонючими. С точки зрения Евтихия, все в его внешности оставалось прежним.
А, лучше об этом не думать. Не это главное.
Главное — таран. Стена. Его новые товарищи.
Женщина была невысока ростом, коренаста, крепка. Она коротко стригла свои темные волосы. Ее круглая голова напоминала мяч. И скулы у нее были круглые, и глаза. Она не хотела говорить о том, кем была в другой жизни.
Она утверждала, что у нее вообще не было никакой другой жизни.
— Ты что, родилась здесь? — смеялся Евтихий. — Этого не может быть!
— Почему не может? — щурилась она.
— Потому что здесь не рождаются. Здесь только умирают, — сказал Евтихий с пьяной строгостью.
— Это тебе так кажется.
— Докажи.
— Не буду я ничего доказывать, — она вдруг расплакалась. — Нет у меня никакой прошлой жизни! Только эта!
— Ты потому и вызвалась на таран?
— Я не вызывалась, меня назначили.
— Боишься?
— Ничего я не боюсь.
Вот так и поговорили. Ближе к рассвету Евтихий заснул, обнимая женщину и поглаживая пальцами ее короткие волосы.
— Бедная.
Поутру их разбудил барабанный бой. Они ничего не помнили — ни дружеской попойки, ни задушевных разговоров, ни даже сна. Огромное бревно с рукоятками по бокам, шедевр осадной техники, принесли к их костру. Трое мужчин, и Евтихий в том числе, взялись за таран левой рукой, а на правую навесили щиты. Большие и широкие щиты, чтобы прикрывать не только себя, но и напарников.
Барабанный бой сделался чаще, яростней.
Пора! Они побежали к бреши в стене. Вокруг мчались другие, кто-то, наверное, нес лестницы. Евтихий ничего не видел из-под щита, только бок тарана, спину приятеля и иногда свои мелькающие ноги. Потом они с размаху врезались в стену.
Сверху на щиты посыпались камни. Настоящий град. Рука нестерпимо болела. Глиняный участок стены подался почти сразу, и образовалась брешь.
В открытый проем Евтихий вдруг увидел вражеских солдат. Они стояли наготове и ждали. Евтихию показалось, что они ухмыляются.
Ну конечно, они ведь приготовили внутри крепости разные ловушки, и сейчас глупая таранная команда попадется.
Но Евтихия и его товарищей обежали другие солдаты. Начался бой — у бреши по обе стороны стены.
Внезапно Евтихий услышал крик. Очевидно, кричали, обращаясь к нему, уже не в первый раз, потому что солдат ругался.
— Бросай щит и таран! Бросай ты их! Бежим!
Евтихий словно бы очнулся. Он избавился от тяжестей и двинулся вперед, кособочась, странной крабьей побежкой. Он видел, как медленно отворяются ворота и в них врывается поток разъяренных солдат, а навстречу им валят солдаты противника.
Евтихий вытащил меч и ударил по голове одного из врагов. Их было очень много. Но и осаждающих — тоже. На краю рукопашной схватки вертелись всадники. Со стены летели стрелы, но они почти не причиняли вреда. Евтихий размахивал мечом, почти не стараясь уклоняться от неприятельских ударов. Было так тесно, что никакие честные поединки или маневры не представлялись возможными.
Очевидно, здесь уцелеют те, кто имеет хоть какой-то опыт кабацких драк.
Евтихий нырнул под чью-то руку, занесенную с мечом над его головой, боднул солдата в бок, затем укусил другого, стукнул третьего рукоятью меча в лоб. Женщина оказалась рядом с ним. Он даже не заметил, как она быстро дернула рукой. Понял, что она ткнула ножом в живот одного из врагов только после того, как тот плюнул кровью и неловко осел.
— Вперед! — по губам женщины разобрал Евтихий.
Они с трудом выбрались из давки и очутились в замке — внутри стен.
Там повсюду гремело оружие. Эхо увеличивало сумятицу, удваивало, утраивало ее. Люди сражались в переходах, на маленькой площади перед башней, на мосту, на ступенях, ведущих на стены.
А перед самым входом в башню стоял зеленоволосый.
Он был высокий и очень широкоплечий, отчего казался почти квадратным. Это впечатление усиливал доспех. Шлем он сбил на затылок — то ли потому, что шлем этот был неудобный, то ли из обычной бравады. Евтихий видел его лицо — скуластое, бледное, с широко расставленными глазами. Он мог бы поклясться, что встречает этого человек впервые, — если не считать тех разов, когда зеленоволосый показывался на крыше башни или на стене замка.
А волосы у него действительно были зеленые. Ярчайшего, почти ядовитого цвета — как трава, освещенная предгрозовым солнцем. Он носил их распущенными. Они падали на плечи, лежали прядями на медных пластинах доспеха, как окись.
Евтихий выпятил нижнюю челюсть и ринулся прямо на врага. Тот улыбнулся и выставил меч, готовясь встретить неприятеля. Крича, Евтихий нанес первый удар. Зеленоволосый без видимого усилия отбил его и атаковал сам. Удар оказался силен, натруженная рука отозвалась протестующей болью. Евтихий вскрикнул и метнулся в сторону, но зеленоволосый уже принял решение: убить этого врага, убить во что бы то ни стало, убить, даже если он будет убегать.
И он погнался за Евтихием.
Очутившись возле стены, Евтихий остановился и обернулся, оскалившись. Спиной он ощущал стену и примечал краем глаза ступени, по которым можно было подняться. По проходам наверху стены бежали люди — воины зеленоволосого. Евтихий уклонился от выпада, и меч зеленоволосого выбил искры из камня. У Евтихия зазвенело в ушах, как будто он очутился вдруг внутри огромного колокола. Взмахнув мечом, Евтихий одновременно с тем выбросил вперед руку с ножом.