Девушку швырнуло вперед, она болезненно ударилась носом о плечо Дакара; потом ее так же неожиданно отбросило назад. Она слетела с крупа кеплианца и самым нелепым образом приземлилась за демоном-конем.
От удара она потеряла способность дышать. Монсо нервно пятился, размахивая хвостом, и жесткие пряди ударили девушку по лицу. Боль привела сказительницу в себя настолько, что она осознала опасность и сумела выкатиться за пределы досягаемости копыт Монсо. Но кеплианец больше не двигался, он стоял, опустив голову, с шумом фыркал и снова на фоне звездной ночи казался самой обычной лошадью.
— Госпожа Эйдрис, ты ранена? Госпожа? — Дакар неуклюже соскочил, его движения утратили обычную гибкость. Эйдрис услышала его приглушенный возглас. Споткнувшись, он едва не упал. Потом наклонился к ней. — Госпожа Эйдрис…
Сказительница попыталась вдохнуть, и на этот раз ей удалось набрать полные легкие свежего воздуха.
— Дыхание… перехватило, — объяснила она.
Он помог ей сесть, прислонил к своему колену.
— Прости, скачка была трудной. Я не мог до сих пор его остановить.
Она кивнула, потом вздрогнула, чувствуя себя слабой и неустойчивой, как новорожденный жеребенок. «Реакция на опасности вечера», — поняла она, пытаясь дышать медленно, спокойно, ровно, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце.
— Я подумала, ты бросил меня, оставил этим бандитам, — сказала она наконец.
— А что еще ты могла подумать? — с горечью ответил он. Девушка поняла, что эта горечь адресована ему самому. — Прости и за это. Но я должен был прихватить седло и припасы… и еще важнее — не дать Монсо причинить вред этим людям. Он убил бы их, и в нем самом это пробудило бы такое… что лучше не трогать. В его характере есть темная сторона.
— Естественно, — ядовито ответила Эйдрис, осторожно двигая руками и ногами, определяя, какой ущерб причинило падение. — В конце концов, он ведь кеплианец.
До восхода луны еще несколько часов; темнота ночи не позволяла разглядеть выражение лица Дакара, но девушка почувствовала, как он вздрогнул, услышала звук задержанного дыхания.
— Откуда ты знаешь?
— И не думай отказываться, — сказала она. — Мне приходилось видеть коней-демонов. И даже фермеры поняли, что Монсо не обычный конь Хаурел был прав: ты мошенничал, выставляя его против обыкновенных лошадей. Я удивлена, что именно жители Рилон Корнерса первыми разгадали тебя.
— Другие гонки я выигрывал не так… ярко, — сухо ответил Дакар. — Но сегодня Монсо был так возбужден попыткой украсть его, что его невозможно было сдержать.
— Теперь слухи об этом разойдутся. — Эйдрис с беспокойством провела руками по арфе и обнаружила, что — хвала судьбе! — она невредима. Потом, преодолевая сопротивление ноющих мышц, встала. Поворачивая голову, постаралась осмотреться. Ветер развевал ее волосы. Она мало что смогла разглядеть: темный склон холма, усеянный более темными пятнами, вероятно, кустами. — Тебе и твоему кеплианцу придется найти другой способ оплачивать дорогу в Эсткарп, — с отсутствующим видом добавила она. — В следующий раз меня рядом не будет, чтоб помочь.
Дакар тоже встал и остановился рядом с ней. Всмотрелся ей в лицо, как будто мог в темноте его увидеть. Но она знала, что он в ночи видит не больше ее.
— А почему ты мне помогла в этот раз? — негромко спросил он. — Если бы ты ушла до начала, тебе, несомненно, позволили бы.
— Потому что мне было очевидно: ты не сможешь себя защитить, — ответила Эйдрис. — Разве тебя никогда не учили сражаться?
— Нет, — ответил он печальным голосом. — До этого вечера мне ни разу не приходилось защищаться физически.
«Но судя по его манерам и поведению, он вырос в благородном семействе, — думала сказительница, нахмурившись. — А такое воспитание включает уроки владения оружием. Поистине этот Дакар — сплошная загадка!»У нее на языке крутился вопрос, почему Дакара никогда не учили фехтованию, но Эйдрис сдержалась. Не нужно ей этого знать: она совсем не хочет ввязываться в дела других людей… у нее и своих трудностей хватает.
— Я должен поводить Монсо, — сказал ее спутник, снимая со спины кеплианца седло и упряжь.
— Наверно, придется здесь заночевать, — неохотно заметила Эйдрис. — Слишком темно отыскивать дорогу.
Он кивнул; она видела бледный овал его лица.
— Вон там, — сказал он, показывая, — кажется, несколько деревьев и большие камни. Они защитят от ветра. Ночь холодная, а перед рассветом станет еще холодней.
— Можно разжечь костер? — спросила Эйдрис.
— Сомневаюсь, чтобы Хаурел и его приятели решились последовать за нами, — ответил Дакар. — А кроме них, меня искать некому. — В голосе его звучала ирония. — Если ты можешь то же самое сказать о себе, госпожа, давай разведем костер.
Надевая на плечи мешок и беря арфу, Эйдрис подумала о колдуньях, но потом покачала головой. Они с Аврис почти месяц провели в пути; наверно, волшебницы давно отказались от поисков. Девушка осторожно начала пробираться по склону холма.
Теперь зрение ее адаптировалось к темноте, и она смутно видела рощу, о которой говорил Дакар. Вершина у холма довольно большая и ровная. «Трава очень короткая; должно быть, тут пасут скот… овец или коз, — решила она. — Мы должны уйти до рассвета, чтобы не столкнуться с рассерженным пастухом».
На удалении виднелись огни Райлон Корнерса; они казались дальше, чем звезды над головой.
Эйдрис разбила у кустов лагерь, разожгла костер за большим камнем, который прикроет огонь со стороны города. Завернувшись в плащ, она села на бревно и принялась греть руки у огня, благодарная за тепло.
Немного погодя вернулся Дакар и принялся кормить, поить и растирать Монсо. И только когда конь был подготовлен к ночевке, молодой человек угомонился. Он молча благодарно кивнул, принимая кусок лепешки с ветчиной, которую Эйдрис достала из мешка. Путники устало молчали за едой, потом разделили фляжку кислого вина, которую извлек Дакар.
Монсо покончил с овсом и принялся пастись.
— Ты его не стреножишь? — удивленно спросила Эйдрис.
— Он никогда не уходит от меня, — ответил Дакар. — Мы… товарищи, а не просто лошадь и хозяин.
Сказительница плотнее запахнулась в плащ.
— До сегодняшнего дня я поклялась бы, что никто не сумеет захватить, а тем более приручить кеплианца. Как тебе это удалось?
— Монсо не чистокровный кеплианец, — объяснил ее спутник. — Его отец — торгианский жеребец, мой первый конь, а мать — кеплианская кобыла. Мы нашли ее еще новорожденным жеребенком наутро после битвы в Эскоре. Серые убили ее мать. Кобыла была еще такой молодой, что темные посвященные, которые выращивают коней-демонов, не успели развратить ее.
— И ты сумел скрестить ее со своим торгианцем? — Эйдрис видела высоко ценимых торгианцев, породистых коней, которые обладают большой скоростью и выносливостью. — Но ни одна из лошадей в сегодняшних скачках не подходила к Монсо.
— Для многих в Эскоре пользоваться колдовством так же естественно, как дышать, — ответил Дакар. — Один такой посвященный с помощью своей Силы облегчил спаривание.
— Понятно, — ответила Эйдрис — А ты хорошо знал его, этого посвященного, колдуна?
Дакар долго молчал, склонив голову. Сказительница разглядывала его лицо, угол наклона бровей, щеки и подбородок, освещенные огнем костра. Остальная часть лица оставалась в тени и напоминала маску. Наконец Дакар кивнул.
— Хиларион для меня был почти как отец. Он и его госпожа, волшебница Каттея, раскрыли передо мной двери своей древней крепости, когда я был еще мальчишкой и бродил в одиночестве по пустыне. Моим спутником был только торгианец. В самом подлинном смысле их дом оказался для меня единственным настоящим домом.
— Каттея? — Глаза Эйдрис распахнулись. — Я слышала это имя. Разве она не дочь лорда Саймона Трегарта и бывшей волшебницы госпожи Джелит?
— Она самая.
— Говорят, у них все три ребенка родились одновременно и все обладают Силой.
— Это правда, — сказал Дакар. — Когда возникает необходимость, эти трое объединяются, становятся Единым. Однако и каждый в отдельности обладает Силой. Лорд Киллан владеет животными, лорд Кемок искусен в древних знаниях и словах Силы, а леди Каттея — волшебница. Она всегда была самой могучей из них троих.
— Итак, ты вырос в доме, населенном волшебниками?
— У каждого из Трегартов собственный дом в Эскоре, — ответил Дакар. — Но они очень близки друг к другу. Могут общаться без слов, если необходимо.
Эйдрис, видевшая такую близость у членов своей семьи, легко ему поверила. Она кивнула, вспоминая.
— Я знаю, каково жить среди обладающих Силой.
— Ты тоже жила в таком доме? — Дакар внимательно смотрел ей в лицо. — В Эскоре?
— Нет, в другом месте. В земле, которая называется Арвон. От Эсткарпа ее отделяет море.
— Арвон… — прошептал Дакар. — Я слышал о нем. Хиларион рассказывал мне, что когда он вначале жил в Эскоре, до того, как Древняя Раса пересекла горы, ограничивающие Эскор на востоке, существовала легенда о двух землях, некогда бывших одним целым. Это Эскор… и Арвон.
Эйдрис удивленно замигала.
— Этот Хиларион, должно быть, очень старый. — От удивления Эйдрис говорила резко. — Невероятно старый. В крепости Кар Гарудин есть древние свитки и несколько карт, на них к западу от моей земли только смертоносная пустыня.
— А что за пустыней?
— Кажется, никто точно не знает. Земля там проклятая, она смертельно опасна для жизни, и никто не решается в нее углубляться. Один посвященный записал, что он гадал о земле дальше на запад, и она еще больше обожжена и заканчивается оплавленными стеклянистыми берегами страшного моря, в котором живут странные существа.
— Это соответствует легендам, которые помнит Хиларион, — Дакар слегка улыбнулся. — Мой лорд не седобородый старец, каким он тебе представляется, госпожа. Он очень долго находился в заключении за Вратами, где время течет совсем не так, как в нашем мире. Слышала когда-нибудь о таком?
— Да, я знаю о Вратах.
Ее спутник колебался.
— Ты как будто много знаешь об использовании Силы. Ты сама Мудрая Женщина?
— Нет.
— Волшебница или колдунья? — настаивал он. Она рассмеялась, но в смехе ее слышалась горькая нота.
— Нет, нет и нет! Я не больше тебя, друг Дакар, владею Силой. Из всех обитателей Кар Гарудина только мы с отцом не владели этим даром.
— Я знаю, каково быть не таким, как остальные, — сказал Дакар, глядя ей в глаза. — Но… госпожа… не думай, что обладание Силой — это всегда дар. Меня заверяли знающие люди, что оно может превратиться в проклятие, лечь тенью на жизнь человека, у которого есть.
— Мне тоже об этом говорили, — согласилась Эйдрис. — Но когда я росла, мне казалось, что я словно слепая или глухая. Сестра, дочь моих приемных родителей, Хиана все время говорила мне, что это не так, но все же… — Она пожала плечами. — Ты знаешь, каково это, не мне тебе напоминать.
Спутник смотрел на нее сочувственно. Молодая женщина смущенно отвела взгляд, чувствуя, что покраснела.
— Луна скоро взойдет, — сказала она, заметив слабый свет на востоке. — Нам лучше лечь спать, чтобы встать на рассвете. Тот, кто проснется первым, должен разбудить второго. — Она поколебалась, потом торопливо добавила: — Я еще не поблагодарила тебя. Ты всем рисковал, когда вернулся, чтобы спасти меня. Прими мою благодарность, Дакар.
— Только если ты примешь мою, — ответил он, удерживая ее взгляд. — Мы с Монсо обязаны тебе жизнью.
Она улыбнулась.
— Ну, тогда все получили благодарность. Спокойной ночи, Дакар.
Сняв сапоги, Эйдрис забралась в спальный мешок, подложив под голову футляр арфы. Решив спать, она закрыла глаза.
И уже едва не уснула в тепле костра, когда ее спутник снова заговорил.
— Госпожа Эйдрис… насчет завтра. Ты отправишься в Лормт?
— Да, — ответила она, глядя на него из темноты. Глаза ее слипались от усталости. — Я должна туда идти.
— Но нас могут преследовать.
Эйдрис снова вспомнила о волшебницах.
— У них твой кошелек, — сказала она. — Это должно их удовлетворить.
— Может, нам лучше скрыться в этих холмах и проверить, нет ли преследования…
— Я не могу ни отдыхать, ни возвращаться, — ответила она, упрямо покачав головой. — От меня зависит жизнь дорогого мне человека.
— Понятно, — задумчиво сказал молодой человек. — Ну, так как по моей вине ты не можешь вернуться в Рилон Корнерс, чтобы купить себе лошадь, я с радостью отвезу тебя в Лормт. Я знаю дорогу. Мы быстро доедем. Монсо не возражает против двойного веса. — Он говорил осторожно, как будто готовился получить отказ.
Эйдрис приподнялась на локте и посмотрела на Дакара, лежавшего за углями догорающего костра.
— Ты это сделаешь для меня? Но почему?
— Это самое меньшее, что я могу сделать. Спасение жизни — не мелочь. Если бы не ты, тот наемник проткнул бы меня насквозь.
Она медленно кивнула.
— Я об этом забыла. Хорошо… Я с радостью поеду с тобой, Дакар.
Он сунул веточку в угли, проследил, как она начала тлеть, потом вспыхнула.
— И еще одно… — медленно продолжал он. — Меня зовут не Дакар. Я воспользовался этим именем, потому что… потому что не хотел сообщать свое настоящее имя тем, кто… может возненавидеть меня. — Он печально улыбнулся. — Ведь я действительно мошенничал, как ты справедливо заметила. И мне это показалось благоразумным. Но я не хотел бы обманывать… товарища по оружию. — Он встретился с ней взглядом. — Меня зовут Алон.
Первые лучи рассвета коснулись закрытых век Эйдрис… Нахмурившись, она беспокойно зашевелилась… Ей снился сон…
Во сне она увидела свою мать Элис, ни на день старше, чем в последний раз, когда Эйдрис ее видела. Волшебница лежала на матрасе из серого шелка. Она спала или была околдована. Только легкие движения груди свидетельствовали, что она жива. Вокруг ее неподвижного тела клубился свинцовый туман, попеременно то закрывая, то открывая ее лицо.
— Мама! — попыталась крикнуть Эйдрис, но ни звука не сорвалось с ее уст.
Она сумела шагнуть вперед, потом сделала еще шаг, но словно двигалась по дну океана; все движения давались с большим трудом. Посмотрев вниз, она заметила, что ноги ее погружены в серый туман. Он, словно гирями, тянул ее за ноги.
— Мама!
По-прежнему ни звука, но теперь девушка не могла двигаться дальше; руками она нащупала прутья решетки; она могла их касаться, но не видела.
— Мама! Мама, я здесь!
Она продолжала тщетно биться о решетку, а Элис, прижимая руки к животу с нерожденным ребенком, растаяла в тумане…
Эйдрис проснулась со слезами на глазах и увидела над собой лицо — огромное, золотоглазое нечеловеческое лицо с большим изогнутым клювом.
Сдавленно крикнув, сказительница села. Сердце ее отчаянно забилось. Мгновение спустя к ней вернулось ощущение перспективы, и она поняла, что видит не огромное чудовище, а сокола. Птица сидела на конце футляра от арфы, на котором лежала голова Эйдрис. И так близко была птичья морда, что клюв сокола едва не касался носа девушки.
Птица большая, с черным оперением, только на груди белая буква V. Эйдрис видела таких раньше: несколько моряков на борту «Оспри» были сокольничими. Но на лапе этого сокола нет яркой ленточки, какие обычно носят спутники сокольничьих. Откуда же он прилетел? Дикая птица не может так себя вести.
— Кто ты? — прошептала Эйдрис, как будто надеялась на ответ. — Откуда прилетел? — «Из Рилон Корнерса? Конечно, нет. Я не слышала о деревнях сокольничьих в границах Эсткарпа!»
Крепость воинов в птичьих шлемах — Гнездо — погибла во время Великой Перемены. Может, сейчас немногие изгнанники действительно поселились в Эсткарпе. Но она во время своих странствий слышала, что этот странный народ, который ненавидит своих женщин и любит только соколов, пытается заново укрепиться в долине Морской крепости в Высшем Халлаке.
Эти рассуждения никак не помогали объяснить присутствие птицы, которая продолжала задумчиво разглядывать девушку, вначале одним глазом, потом другим. При этом она поднимала и опускала голову.
— Он называет себя Стальной Коготь, — послышался голос сзади.
Повернувшись, Эйдрис увидела Алона. Он был одет и держал в руке кожаное ведро с водой.
— Он… твой? Но ты не сокольничий!