"Если я начну объявлять войну знати только потому что они стремятся к власти…"
"Это то, что ты услышал? Симеон, я провел месяцы упрашивая и уговаривая всех, кто в состоянии оказать влияние на Тернигана. Он готов выбить Клина из Ванаи. Все что ему нужно это знак от тебя."
"Если я приму чью-либо сторону, все закончится кровью."
"А если нет, королевство будет вечно жить в мире и процветании? Ты не настолько наивен."
"Драконы…"
"Драконы пали не из-за войны. Война была потому что не было лидера. Семье нужен отец, а королевству — король. Править твой долг, и если ты с этим не справишься, придет день и они пойдут за кем-то другим. Тогда мы пойдем путем дракона."
Симеон покачал головой. В его глазах отражался свет от камина. Снаружи дул холодный ветер, пахло зимой. Снег, похожий на пепел, кружился за окнами.
"Семье нужен отец," — сказал король так, как будто эти слова и забавляли и огорчали его одновременно. "Когда Элеора умерла, я пообещал ей, что позабочусь о сыне. Не о принце, а о нашем сыне."
"Астер — принц," — сказал Доусон.
"Если бы он им не был, он бы все равно остался моим сыном. У тебя есть дети. Ты понимаешь."
"У меня три сына и дочь. Барриат капитан на судне лорда Скестинина, Викариан готовится стать священником, а Джорей сейчас в Ванаи. Элизия вышла замуж за старшего сына лорда Аннерина три года назад и я почти не слышал о ней с тех пор. И ни один из них, Симеон, не заставил меня краснеть," — сказал Доусон. А затем спросил чуть тише: "Что произошло с тобой?"
Симеон засмеялся.
"Я стал королем. Было очень весело играть во все это во дворе и на поле боя. Но когда умер отец, игры закончились. Заговор Иссандриана не единственная моя проблема. Холлскар снова начал укрывать мародеров. Северные побережья собираются начать еще одну войну за право наследия, а Астерилхолд поддерживает обе стороны. Доходы от налогов из Эстинфорда не такие какими должны быть, то есть кто-то либо крадет их, либо фермы приходят в упадок. А через несколько лет Астер станет королем и это все упадет на его плечи."
"У нас еще достаточно времени," — сказал Доусон. "Мы не молоды, но еще полны сил. И ты знаешь ответ на это, также как и я. Найди людей, которым ты доверяешь и доверься им."
"Ты имеешь в виду примкнуть в тебе и твоему заговору, а не к Иссандриану и его?" — холодно спросил король.
"Да. Именно так."
"Я бы предпочел, чтобы ты отступил. Позволь Иссандриану и его заговору развалиться изнутри."
"Этого не случится."
Король Симеон посмотрел на него. В его глазах мог быть гнев, или удивление, или отчаяние. Доусон медленно опустился на колено, как человек выражающий почтение своему королю. Но угол наклона его подбородка и плеч таил в себе вызов. Вот моя верность. Заслужи ее.
"Ты можешь идти, старый друг," — сказал король. "Мне нужно отдохнуть перед пиром. И нужно подумать."
Доусон встал, поклонился и пошел в свои комнаты. Поместье лорда Тернигана было обширно. Оно веками достраивалось бесчисленными архитекторами, каждый, казалось, со своим противоположным видением. В результате получился лабиринт. Дворы и площади появлялись ниоткуда, коридоры неожиданно сворачивали, чтобы обойти издавна недостроенные преграды. Не было лучше места для удара ножом из темноты.
Он позволил слугам короля надеть на себя пальто, накинул на плечи теплый черный шерстяной плащ и поклонился, прежде чем выйти в снежную бурю. Винсен Коу шел следом. Доусон не разговаривал с ним и охотник не смел заговорить первым. Под приглушенный скрип сапог по снегу они пересекли двор, прошли через ряд навесных проходов и по широкому мосту, где ветер, казалось, мог унеси их как воробьев в шторм. Были и более теплые ходы, но там было больше людей, следовательно, они были опаснее. Если Иссандриан и Маас хотели напасть на Доусона, то им придется постараться.
Терниган оказал семье Каллиамов особое гостеприимство и предложил отдельный дом, принадлежавший некогда любовнице короля. Каменная кладка стен отличалась вульгарной чувственностью, сады — несомненно цветущие весной — сейчас представляли собой нагромождение веток и сухих кустов. Но здание было защищено и Доусон ценил это. Он оставил плащ и охранника у двери и вошел в теплые, темные комнаты, наполненные запахами мятного чая и женскими рыданиями.
На мгновение он подумал, что голос принадлежал Кларе, но за долгие годы он научился отличать его от всех остальных. Эти всхлипы принадлежали кому-то другому. Осторожно он пошел на звук и вскоре услышал утешающий голос Клары, в гостиной, где некогда отдыхала давно умершая любовница короля. Теперь же Клара сидела там на низком диване, а ее кузина Фелия — баронесса Эддинбоу и жена ненавистного Фелдина Мааса — сидела на полу перед ней, ее голова лежала у Клары на коленях. Доусон встретился взглядом с женой и она покачала головой, не прерывая свою успокаивающую речь. Доусон вышел из комнаты. Он отправился в личный кабинет выкурить трубку, выпить виски и поработать над поэмой, которую он начал писать. Час спустя пришла Клара и бесцеремонно опустилась ему на колени.
"Бедная Фелия," — вздохнула она.
" Проблемы в семье?" — спросил Доусон, гладя волосы своей жены. Она выхватила у него трубку и глубоко вдохнула.
"Кажется мой муж делает ее мужа глубоко несчастным," — сказала она.
"Ее муж пытается убить твоего."
"Я знаю, но вряд ли вежливо указывать на это, когда бедное создание совсем сломлено. Кроме того, ты же побеждаешь, ведь так? Сомневаюсь, что она просила бы о милосердии, если бы теплые ветра дули над Еддинбау."
"Она просила о милосердии?"
"Не прямо, конечно," — сказала Клара, оставляя колени Доусона, но не его трубку. "Но она и не могла, правда? Ужасно грубо, и я практически уверена, что Фелдин не знает, что она была здесь, поэтому не впутывай ее в свои планы и интриги. Иногда напуганная женщина — это просто напуганная женщина."
"И все же я не собираюсь облегчать ей жизнь," — сказал Доусон. Клара пожала плечами и отвернулась. И он добавил уже более серьезно: "Прости меня за это. За себя и за нее. Если это поможет."
Довольно долго Клара молчала, втягивая дым из его трубки. В тусклом свете ламп она выглядела моложе своих лет.
"Наши миры все больше отдаляются друг от друга, муж мой," — сказала Клара. "Твой и мой. Твой мир маленьких войн, мой — мира. И война побеждает."
"Бывают моменты, когда необходимо воевать," — сказал Доусон.
"Я полагаю," — сказала она. "Я …полагаю. И все же помни, что войны заканчиваются. Убедись, что на другой стороне есть что-то ради чего стоит воевать. Не все твои враги действительно враги."
"Это бессмыслица, любимая."
"Нет, это не так," — сказала она. "Это просто не то как ты видишь мир. Фелия это не часть того что ты и Фелдин ненавидите друг в друге, также как и я. Но она под ударом, также как я и наши дети. Фелия твой враг, потому что она вынуждена, не потому что это был ее выбор. И когда все это закончится, помни что много людей на другой стороне потеряли очень многое, хотя и не выбирали войну."
"Ты бы хотела, чтобы я остановился?" — спросил он.
Клара засмеялась глубоким мурлыкающим смехом. Дым от трубки клубился в свете свечей.
"А могу ли я просить солнце не садиться?"
"Ради тебя я бы это сделал," — сказал Доусон.
"Ради меня ты бы попытался и тебе пришлось бы бороться с самим собой," — сказала она. "Нет, делай так как считаешь нужным. И подумай о том, как бы ты хотел чтобы Фелдин поступил со мной, если он победит."
Доусон опустил голову. Вокруг них балки и камни трещали и бормотали что-то от мороза. Когда он снова поднял глаза, она смотрела прямо на него.
"Я постараюсь," — сказал он. "А если забуду…?"
"Я тебе напомню, любимый," — сказала Клара.
Пир в тот день начался за час до заката и должен был закончиться лишь когда догорят последние свечи. Лорд Терниган сидел за высоким столом со своей женой и братом. Симеон сидел на другом конце стола, Астер был рядом с ним в красном вельветовом костюме украшенном золотом, и выглядел смущенным каждый раз когда леди Терниган заговаривала с ним. Всадник, получивший высшие почести в охоте — наполовину Джасуру, член благородной семьи из Саракала, который путешествовал в Антеи по бог знает какой причине — присоединился к ним, он молчал, лишь кивком отвечая на все приветствия.
Стены украшали лучшие гобелены из коллекции Тернигана, свечи из пчелиного воска горели в подсвечниках из обработанного хрусталя. На спинах собак, бегающих между столов, были накидки цветов каждого знатного дома в Антее. Это была шутка, чтобы скрасить вечер. Доусон сидел за вторым столом, достаточно близко, чтобы все слышать, а на другом конце сидел Фелдин Маас и между ними было лишь пять человек. Терниган еще раз беспристрастно подчеркнул, что его верность была доступна, как целомудрие шлюхи. Фелия Маас сидела рядом с мужем, украдкой бросая на Доусона взгляд полный слез. А он ел свой суп, который был слишком соленый, в нем не хватало лимона, а в рыбе попадались кости.
"Прекрасный суп," — сказала Клара. "Я помню моя тетя — не твоя мама, Фелия, дорогая, тетя Эстир, которая вышла замуж за этого ужасного щеголя из Биранкура — говорила, что лучшая приправа для речной рыбы — лимонная цедра."
"Я помню ее," — сказала Фелия, с отчаянием хватаясь за эту нить между ними. "Она приезжала на нашу свадьбу, и у нее еще этот ужасный акцент."
Клара засмеялась, и на мгновение обстановка как будто разрядилась.
Позади Доусона король Симеон прочистил горло. Доусон не мог сказать, что в этом звуке насторожило его, но у него мурашки побежали по телу. Было очевидно, что Фелдин Маас тоже прочувствовал это, его губы сжались и побледнели, а рука с бокалом замерла на полпути между столом и ртом.
"Это всё дань твоих людей из Ванаи?" — спросил Симеон с напускной беззаботностью.
"Нет, Ваше Величество. Большая часть всего этого принадлежала нашей семье годами."
"Хорошо. Это больше соответствует тому, что я слышал о Климе и его налогах. На мгновение мне показалось, что ты что-то от меня утаиваешь."
Маас побледнел. Он опустил бокал с вином на стол. Доусон взял кусочек рыбы и подумал, что Клара, возможно, была права. Лимон придавал ей особый вкус. Король Симеон сейчас пошутил, что даров Клима из завоеванного города не хватит, чтобы украсить пир. Он сказал это непринужденно, единственным ответом ему был смех, а сэр Алан Клин будет в Антеи еще до оттепели.
"Надеюсь, вы извините меня," — сказал Доусон. "Зов природы."
"Мы понимаем," — язвительно ответил Фелдин Маас. "Любой мочевой пузырь слабеет с годами."
Доусон взмахнул руками, и его жест мог означать как признание шутки, так и вызов. Делай что хочешь, человечек. Тебе меня не испугать.
Когда Доусон вышел из зала, Коу молча последовал за ним. В широком каменном коридоре, который вел к личным комнатам отдыха, Доусон остановился и Коу остановился вместе с ним. Через мгновение, освещаемый светом из зала, появился Кенл Дескеллин, барон Уотермачский.
"Ну," — сказал Дескеллин.
"Да," — ответил Доусон.
"Пошли со мной," — сказал Дескеллин. Вдвоем мужчины вошли в комнату отдыха. Коу немного отстал, но последовал за ними. Доусон вдруг подумал, что случится, если он прикажет Коу уйти. С одной стороны, охотник едва ли мог ослушаться. С другой стороны, откровенно говоря, Коу подчинялся Кларе. Неловкое положение для слуги. Озорной характер Доусона склонял его к тому, чтобы попробовать и узнать, как поведет себя охотник, но тут Кенл Дескеллин заговорил и вернул его разум обратно, к более важным делам.
"Мне удалось уговорить Тернигана. Его верность с нами."
"Пока ветер не переменится," — сказал Доусон.
"Да, и поэтому нам необходимо действовать быстро. Я полагаю, мы можем назвать кандидата на место Клина. Но…"
"Я знаю."
"Я говорил с нашими друзьями в Кэмниполе. Выбор пал бы на графа Хайрена, если он был бы жив."
"На двоюродного брата Иссандриана? Почему именно он?" — сказал Доусон.
"Они не общаются," — сказал Дескеллин. "К тому же он все равно мертв. Его основное достоинство было в том, что он не любил Иссандриана и не был напрямую связан ни с кем из нас."
Доусон усмехнулся.
"Как же это мы так быстро пришли к тому, что не можем выбрать ни одного из наших врагов, ни даже одного из нас."
"В этом опасность заговоров," — сказал Дескеллин. "Они рождают недоверие."
Доусон скрестил руки на груди. В душе он хотел чтобы его сын Джорей был в кресле принца. Он мог бы полностью положиться на него, в политике это непозволительная роскошь. Но это же и стало причиной, почему он поклялся держаться в стороне. Ванаи нельзя отдавать Иссандриану. Но нельзя также выбирать кого-либо из членов новоиспеченного союза Доусона без угрозы его распада. Доусон предвидел эту проблему. И у него было предложение.
"Выслушай меня, Кенл. Ванаи всегда был частью всего этого," — осторожно начал Доусон.
"Верно."
"Когда Клин ушел, Иссандриан потерял налоги, но город все еще остался в его власти. Маас жаждет заполучить его. Клин боролся за него и даже контролировал город до сих пор. Если мы не поставим у власти кого-то, кто будет отождествляться с нами, то для всех он останется городом Иссандриана."
"Но кого из нас мы можем выбрать?"
"Ни кого," — сказал Доусон. "Вот о чем я и говорю. Мы не можем отнять его у Иссандриана в умах двора. Но мы можем контролировать то, что о нем говорят. Что если управление городом станет катастрофой? Если власти города не будут справляться, репутация Иссандриана пострадает вместе с ними."
Дескеллин остановился. Тусклый свет из зала не освещал его лицо и Доусон не мог увидеть его выражение. Он продолжил.
"Мой младший сын сейчас там," — сказал Доусон. "Он посылает доклады. Сын Лерера Паллиако в Ванаи. Его зовут Гедер. Клим использовал его для грязной работы. Никто не любит и не уважает его."
"Почему? Он настолько глуп?"
"Хуже, он один из тех людей, которые знают только то, что они прочли в книгах. Что-то вроде того, кто прочел доклад о морском путешествии и думает, что он капитан."
"И ты хочешь, чтобы Терниган выбрал этого Гедера Паллиако на место Клина?"
"Если хотя бы половина из того, что я слышал, правда," — сказал Доусон с улыбкой, — "то никто лучше него не справится с разрушением Ванаи."
Маркус
Ночь в соляном районе Порте Оливия не была спокойной. Даже глубокой ночью, когда луна не освещала улицы города, по ним разносились звуки: обрывки песен или ругани, возня и вопли уличных кошек. И, в комнатах снятых им с Ярдемом, медленное, спокойное дыхание наконец-то уснувшей девчонки. Маркус научился различать разницу между её дыханием когда она спала на самом деле и когда она только пыталась заставить себя уснуть. Это была близость о которой он никогда не говорил.
Ярдем сидел на корточках на полу рядом с тлеющими углями, уши вперед, глаза устремленные в никуда. Маркус видел как тралгу просиживал так ночь на пролет, без движения, в ожидании, на чеку, но при этом ничем не выдающий свою боеготовность. Ярден никогда не засыпал на дежурстве и никогда не не испытывал проблем со сном когда был не на посту. Маркус, укутанный в одеяло, но никак не могущий заснуть, завидовал ему в этом.