Лифантьева Евгения Ивановна
Магии не существует, или Криминальный репортер
Магии не существует
Макс отбросил на столик газету частных объявлений и произнес свою коронную фразу:
— Вот идиоты! Магии не существует!
Я подтянул к себе ворох шуршащих листов. В глаза бросилась крупная реклама: фото тетки, похожей на откормленного поросенка, и текст: "Провидица Лиза. Снимет сглаз, порчу, родовое проклятие, венец безбрачия и покрывало одиночества. Гадание на картах ТАРО и на китайской Книге перемен. Лечение молитвами и заговорами. Белая магия".
— Снимаю, — хихикнул Макс, — порчу. Избавляю от безбрачия и застарелой девственности.
— Магии не существует, но это не мешает тебе ею пользоваться. — Продолжил я дежурную шутку.
Тут нужно сделать небольшое отступление, чтобы читатель мог понять, почему толстощекая провидица и другие магистры белой, черной и иных цветов магии привлекли внимание моего друга.
Популярная газета еженедельно публиковала его объявление в одном блоке с рекламой всяких гадальщиков. Это дико раздражало Макса. Однако в редакции ему аргументировано заявляли, что текст "Психология и парапсихология. Консультации в конфликтных ситуациях. Ликвидация проблем, связанных с паранормальными причинами" не может быть помещен никуда, кроме как в "Услуги прочие".
— Не нравится — вообще не суйся в СМИ. — Привычно подковырнул я друга.
— Пожалуй, что скоро так и сделаю. — Согласился Макс. — После семинаров гораздо больше клиентов приходит "по знакомству", чем по объявлениям.
Он сгреб со столика газету, кинул ее в угол.
— Ладно, я тебя не над бедной Лизой стебаться пригласил. Дело есть. Хочешь опять побыть "подопытным кроликом"?
— А ты как думаешь? — Ответил я вопросом на вопрос.
Мы познакомились несколько лет назад. Я, тогда еще студент факультета журналистики, подрабатывающий в газетах, нагло заявился к Максу домой с целью взять у него интервью.
В редакции мне объяснили, что публике нужны чудеса и чудотворцы. Сначала я отправился в нашу местную тусовку экстрасенсов, гордо именовавшуюся "Академией народного целительства". Целители, обиженные Максом, решили сделать ему мелкую пакость и дали домашний адрес. Правда, на счет пакости я понял не сразу. Тогда, словно на крыльях, летел по городу в предвкушении сенсационного репортажа. Еще бы: маститые паранормальщики в один голос утверждают, что мой будущий герой — настоящий волшебник!
Сначала Макс хотел вышвырнуть незваного гостя на лестничную площадку. Потом, ошалев от моего напора, согласился поговорить.
В результате двухчасовой беседы я выяснил, что чудес не существует, есть еще не изученные законы физики, магии тоже не существует, а все, кто в нее верят — идиоты и кретины, попавшиеся в ловушку массовых заблуждений.
Опубликовать магнитофонную запись нашего разговора мне не удалось. Редактор, милейшая женщина, объяснила, что читатели газеты — те самые верующие идиоты и кретины. "Опасно отбирать у тигрицы тигренка, а у публики — ее заблуждения, — процитировала она кого-то из классиков.
— Так что теперь, писать неправду? — обиделся я.
— Не можешь писать то, что нравится публике, — не пиши ничего. — Отрезала она. — При выборе между правдой и тиражом всегда побеждает тираж.
В-общем: иди, мальчик, и думай о профпригодности.
К счастью, на следующей неделе запил журналист, который обычно писал криминальные репортажи, и меня отправили в милицейский рейд по ловле проституток. "Ночные бабочки" понравились публике, и с тех пор специализировался на "криминале".
Однако "неотписанный" текст не давал покоя. Я позвонил Максу и извинился за то, что статьи не будет.
— А я и не рассчитывал, — ответил экстрасенс.
И пригласил меня в гости.
С тех пор мы дружим. Уже не раз он использовал меня в своих делах в качестве "контрольного наблюдателя". В смысле — трезвомыслящего, не предвзятого постороннего лица.
Я верю, что когда-нибудь напишу о нем книгу, в которой будет правда, только правда и ничего, кроме правды. По возможности сую нос во все, чем он занимается. Поэтому, пародируя соблазненную красотку из какого-нибудь сериала, я манерно протянул:
— Могу ли я тебе ответить "нет"?
— Тогда подожди секундочку.
Макс сходил на кухню, принес початую бутылку вина и два бокала.
Разлил: мне — почти до краев, себе — чуть-чуть на донышко, только чтобы губы смочить.
— Это что, тест на действие алкоголя? — Удивился я.
— Ты посмотри на бутылку.
Бутылка как бутылка. Ничего особенного. Блеклая, "совкового" вида этикетка с расплывшимися фиолетовыми штампами.
— "Шато дэ Монтань. 1989", — с трудом разобрал я латинские буквы.
И тут только до меня дошло, где видел похожие непрезентабельные "пузыри": в ресторане "Эспланада", самом дорогом в городе.
Мы делали "Эспланаде" рекламу. Нужно было написать, чем же так крут этот подвальчик на центральной улице. Чтобы читатели прониклись и пришли сюда хотя бы из любопытства.
Хозяин ресторана знал свое дело. Накидал мне кучу "фишек" для рекламной статьи, так что и выдумывать ничего не пришлось. Но главной его гордостью была коллекция вин, закупленных на самых престижных аукционах.
Раритетные бутылки красовались возле бара в специальных витринах, похожих на музейные: передние стенки супер-шкафов прикручены здоровенными винтами. Когда кто-нибудь из посетителей заказывал "особое" вино, официант приносил отвертку и откручивал пуленепробиваемое стекло. Правда, часто слесарить не приходилось: в винной карте против названий коллекционных вин цены стояли в долларах. Как минимум, с двумя нулями. За сто грамм.
— Во сколько же эта бутылочка обошлась? — Поинтересовался я.
— Понятия не имею. — Пожал плечами Макс. — Клиент притащил. В качестве презента за одно дельце. Да ты пей. Вино, действительно, хорошее.
Я сделал глоток. Может быть, я не разбираюсь в винах, но того чуда, которое ожидалось, судя по цене, не было. Вкус? Странный вкус. И кислый, и сладкий, и чуть горьковатый. Запах то ли цветов, то ли фруктов. Ускользающий, неясный.
— Ты знаешь, что вода — это кристалл, и она способна хранить информацию о том, с чем она соприкасалась? — Неожиданно спросил Макс.
— Читал что-то.
— Проводили опыт: растворяли в литре дистиллированной воды грамм какого-нибудь лекарства. Предположим, слабительного. Потом брали грамм раствора и растворяли еще в литре. Потом — снова брали грамм и снова растворяли… И так до тех пор, пока присутствие лекарства не определялось никакими известными науке методами. Потом поили этой водичкой крыс…
— И те гадили с такой же интенсивностью, как если бы нажрались пургена, — продолжил я.
— Грубо, но верно.
— Я думал, что это — очередная "утка". Мне ли не знать, как такие "открытия" сочиняются? — Я сделал еще глоток. Нет, что-то особенное в этом вине все-таки есть!
— На этот раз — не утка. Вода, действительно, хранит энергетическую информацию обо всем, с чем соприкасалась.
Макс взял бокал, покрутил его в пальцах и продолжил:
— Вино — не просто раствор сахара и ароматизаторов. Эта вода была когда-то дождем. Потом ждала своего часа в земле. Она хранит информацию о ветрах над горами и о нагретой солнцем почве. О лозе, по которой поднималась. О солнце, на котором зрел виноград. О людях, которые его растили…
— Каким это Макаром? — Хмыкнул я.
— Ты слышал когда-нибудь о "намоленных" иконах?
— Они-то тут при чем?
Макс помолчал, как всегда, когда собирался начать лекцию на тему "магии не существует", и неторопливо продолжил:
— Человеческие мысли и эмоции — тоже своего рода энергетическое поле. Причем информационно структурированное. Обычно оно напоминают "белый шум", в котором трудно выделить что-то конкретное. Слишком много вокруг людей, слишком мелкие у них мыслишки. Но если одна и та же сильная эмоция регулярно повторяется, то она может оставить отпечаток на энергетической структуре любого предмета. Если искренне верующий человек долго молится на икону, то она из раскрашенной доски превращается в мощную информационную матрицу. А энергетическая структура воды гораздо более восприимчива, чем у деревяшки…
Макс выпил, подумал, налил себе еще:
— Это "Шато" привезли из тех краев, где виноград — основа жизни. Его выращивали еще во времена Римской Империи. Династии виноделов — десятки поколений. Вокруг вина — множество легенд, мифов, суеверий. Вино — и гордость, и радость…Ему поклоняются, как богу, и любят, как ребенка…
— Кажется, я понял.
— Ну, вот и хорошо. А теперь расслабься, закрой глаза и глотни еще.
Макс продолжал говорить — тихо и монотонно, но я уже не слышал его. Меня охватило ощущение бесконечного покоя.
— Тепло. Запахи. Теперь их уже можно различить: дикая роза — цветущий куст притулился у обочины горной дороги. Синий цикорий. Еще какой-то упрямый вьюнок: оплел подножие скалы, намертво вцепился в нее. Цветы мелкие, желтовато-розовые, но их много, они сплошь покрывают древние камни…
Поворачиваюсь — и вижу внизу виноградники: словно бока полосатых рыб, многие века назад выброшенных на берег.
— Снова виноградник, уже ближе: четкие прямые линии яркой зелени, между которыми — пыльная щебенка без единой травинки. Странно: всегда думал, что такая радость, как виноград, должна расти на богатой, мягкой земле, на щедром черноземе, который хоть ножом режь да на хлеб мажь. А тут — сухие, словно черствая корка, склоны, камни и пыль.
— Опять тот же виноградник, но уже осень, лозы вытянулись, сплошь оплели дуги подпорок, листья не зеленые, а красновато-бурые. Под лиственной аркой появляется смуглая девушка в простенькой футболке и джинсах. На шее, на широком ремне, — корзина. Девушка срезает спелые гроздья. И ягоды, и листья, и пальцы девушки пронизаны солнцем. Корзина почти полна, веса в ней, судя по размеру, килограммов двадцать, не меньше. Видно, как ремень врезается в нежную кожу. Но девушка поднимает лицо, смотрит на небо, мелькающее в просветах между листьями, и счастливо улыбается.
— Коренастый парень едет на мотоцикле по горной дороге. На подъеме мотор чихает и глохнет. Парень слезает, заглядывает в бензобак. Пожимает плечами, с легкостью толкает в горку неуклюжую машину. Добравшись до перевала, останавливается, смахивает со лба пот. Отсюда видны крыши домов раскинувшейся в долине деревушки. Обеспокоившись вдруг, мотоциклист хлопает по карманам, достает маленькую коробочку, открывает. На красном бархате — два золотых кольца. Парень несколько минут любуется на них, потом кладет коробочку в нагрудный карман, для верности завернув в клетчатый носовой платок. Садится на мотоцикл и, отталкиваясь ногами, катит вниз по дороге. Через несколько метров мотоцикл заводится.
— Ночь. Уличное кафе: несколько столиков под круглыми зонтами, бар, крохотная площадка для танцев. Перед посетителями — кружки с темно-красным, почти черным вином, тарелки с какой-то нехитрой закуской. Хмельной старик играет на аккордеоне. Несколько пар, забыв обо всем, кружатся в танце. Неяркий свет падает на столики, на лица людей, на деревья вокруг кафе. Мошки кружатся у фонаря, по кафе танцуют тени.
Старик перестает играть, делает глоток вина, потом снова берет аккордеон.
Сквозь музыку до моего сознания пробивается голос Макса:
— Санька! Возвращайся! Здесь и сейчас!
Открываю глаза — несколько секунд все вокруг кажется нереальным, как всегда после сеансов гипноза. Трясу головой. Делаю еще глоток вина.
Дикая роза. Цикорий. Сохнущая на корню трава. Яблочный запах осенней ночи.
— Ни хрена себе! — Говорю я.
— Чего — ни хрена?
Рассказываю об увиденных картинах.
Макс смеется:
— За что люблю тебя, Санек, — так это за твою буйную фантазию. Я полдня на бутылку медитировал, но ничего, кроме смутных ощущений, не получилось.
— Думаешь, я все это придумал? Но — откуда я знал, как растет виноград? Я же никогда там не был.
— И никогда по телевизору не видел?
— А заглохший мотоцикл? Его я тоже придумал?
— Откуда я знаю? Может, где-то в глубинах твоего подсознания он есть символ чего-нибудь… Хотя все это, действительно, очень похоже на Южную Францию. Правда, я и сам там никогда не был…
Несколько минут мы молчим. Мне кажется, что я по-прежнему слышу музыку. Аккордеон играет все тише и тише, и вот уже звуков нет, остается только воспоминание о них.
— Кстати, скоро придет клиент. — Нарушает молчание Макс. — Я тебя не выгоняю, но, пожалуйста, не встревай. Что бы я ни говорил. Нужен взгляд "со стороны".
Клиент появился, словно по команде, сразу же после этих слов.
Наша редакторша называет таких людей "саблезубыми бегемотами". На вид — лет сорок. Упакованная в дорогой костюм фигура штангиста, который пару лет назад перестал выступать и контролировать свой вес. По-мужски красивое лицо. Бритая голова. И при этом — никаких "болтов" и золотых цепей. В общем: человек-скала, человек-успех.
— Принесли? — Спросил Макс.
— Вот. — Мужчина вынул из портфеля пакет, брезгливо поставил его на журнальный столик.
— Очень хорошо.
Макс развернул полиэтилен, достал бутылку вина. Принес широкую чашу и "маятник" — кристалл горного хрусталя на цепочке. Плеснул вино в чашу, сосредоточился, провел над поверхностью жидкости "маятником". Камешек заплясал, выписывая лихорадочные круги и "восьмерки".
— Похоже, ваша сестра не ошиблась, — удовлетворенно кивнул Макс. — Давайте так. Вы повторите свой рассказ, потому что по телефону я многое мог упустить. Александр Сергеевич тоже послушает.
Гость вопросительно взглянул в мою сторону.
— Кстати, я забыл вас представить, — извинился Макс. — Александр Сергеевич Ярцев, врач-сексолог. Виктор Васильевич Кулешко, генеральный директор фирмы "Нефтегазспецмонтажстрой".
Мужчина кивнул:
— Хорошо.
И замолчал, собираясь с мыслями.
— Кто посоветовал вам позвонить мне? — Прервал паузу Макс.
— Сестра. Ирина. В-общем, это она сказала, что на меня наслали порчу.
— И давно?
— Наслали? Недели три назад. Да, примерно так… Я вдруг начал чувствовать себя не в своей тарелке. Трудно сказать, с чего началось. Так, сначала настроение испортилось без всякой причины. Потом мысли всякие появляться начали…
— Какие мысли?
— Ну, зачем я живу? В чем вообще смысл человеческого существования? Кому все это нужно? А еще — что меня никто не любит, что я никому не нужен. Всем нужны только мои деньги. Все мне врут… Работать совершенно расхотелось. Вставал с утра через силу, шел в офис, как на каторгу.
Виктор Васильевич помолчал и продолжил:
— Я решил, что просто уработался, нужно встряхнуться. Поехал с приятелями на выходные в "Серебряный бор". Классный санаторий. Банька, бассейны, боулинг… Ну, взяли мы с собой, конечно, "девочек". Как всегда. И тут…
Наш гость опустил голову и покраснел.
— В-общем, как я понял из нашего телефонного разговора, ни одна из "жриц любви" не показалась вам достойной того, чтобы заняться с ней сексом. — Помог собеседнику Макс.
— Да, именно так. Я понимаю, я — не мальчик. И раньше иногда проблемы бывали. Работа у меня нервная, устаю. Но опытные "девочки" всякие способы знают. А тут… Понимаете, я их просто не хотел! Не хотел, чтобы они ко мне прикасались! Почему-то это показалось противным… И вот тут-то я по-настоящему испугался. Два дня пил, как свинья, и плавал в бассейне. Потом пошел к врачу…
— И?
— Сказали, что все в пределах возрастной нормы.
— А как у вас с женой?
Виктор Васильевич пожал плечами:
— С Ленкой у нас давно кое-как. Она тоже — не горная козочка, — хлопнул он ладонью по объемистому животу. — Да и некогда ей. Занимается магазинами, недавно еще один в Сургуте открыла. С детьми возится. Мы, скорее, друзья. Четверть века вместе уже, я же до армии женился… Она давно ни на баньки, ни на девочек не обижается. Может, и она гуляет. Не знаю и не хочу знать…
— А как здоровье вообще? Вы обследовались полностью?
— Нормально здоровье. Странно, но чувствую себя даже лучше, чем раньше. Там же, в "Серебряном бору", как надоело в бассейне плюхаться, пошел гулять. Сам не заметил, как протопал двадцать километров до железнодорожной станции. Пока шел по лесу — сердце пело, так легко было… Потом поленился обратно пешком идти, поймал на станции "бомбилу". Сел в машину — и снова все противно. Мужик такой противный попался, за лишние два червонца десять минут торговался. Машина грязная…