— Гендон, мой король. На службе барона Трурилла.
Келсон удостоил его такого же холодного безличного кивка, который получил сам, а затем смахнул с лица мокрые пряди тыльной стороной ладони в кольчужной перчатке, оглядывая пленников, которыми были заняты люди Гендона. Как расположить к себе этого сержанта?
— Значит, Гендон? — бесстрастно переспросил он. — Скажите мне, мастер Гендон, что привело к этой маленькой заварушке? Я, признаться, не уверен, что вам вообще требовалась наша помощь. Они были не больно-то хорошо вооружены.
— Они разбойники, сударь, — ответил тот с недоумением, как если бы в это все упиралось. — Они пересекают границу, чтобы угонять скот — а иногда даже уводят женщин и детей.
— Да?
— Ну, мы, разумеется, пытаемся это прекратить, сударь, — продолжал сержант как бы оправдываясь. — Барон выставляет постоянный дозор, как требует его долг, но кто угодно может проскользнуть отсюда в горы с полудюжиной овец — и с концами. Юный лорд Мак-Ардри говорит, что именно вот этот сброд не давал им покоя еще в Транше.
— Юный лорд… Речь идет о Дугале, сыне вождя? — спросил Келсон, внезапно весь оживившись.
Гендон в изумлении приподнял одну бровь.
— Вы знаете молодого Дугала, сударь?
— Можно так сказать, — отвечал Келсон с улыбкой. — Я полагаю, вы с ним часто видитесь, да?
— Часто? Конечно, сударь, каждый божий день.
Но в то время как Гендон указывал рукой на своих людей и поворачивался в седле, явно ошарашенный тем, насколько этот король с равнин осведомлен, кто кем кому приходится среди горцев, Келсон уже отыскал взглядом объект своего любопытства: легкого, стройного, наездника, закутанного в серо-черно-желтый плед, который только частично прикрывал его изящный коннаитский доспех из вываренной рыжей кожи. Беседуя с одним из труриллцев, он балансировал на одной ноге близ своей лошади, знаком подзывая кого-то другого, чтобы подошел и помог. Кольчужный капюшон почти не давал разглядеть его волосы, которые помогали распознать его лучше, чем что-либо еще, но косматая пегая пограничная лошадка, на которой он разъезжал, была хорошо известна Келсону, хотя и недостаточно отличалась от прочих, чтобы обратить на нее внимание в пылу схватки, — несомненно, по этой причине Келсон и не заметил их раньше.
Наследник Мак-Ардри почувствовал, что король пристально смотрит на него, почти в тот же миг, когда Келсон его увидел. Одного взгляда на всадников позади королевского знамени оказалось достаточно, чтобы он отделился от своих и направил коня рысью к королю, улыбаясь во весь рот.
— Дугал Мак-Ардри, нет, ну, подумать только?! — вскричал Келсон, указывая пальцем на коня Дугала и улыбаясь столь же щедро, сколь и Дугал. — А лошадка-то выглядит довольно знакомой!
Юный Мак-Ардри натянул поводья и почти что вылетел из седла, сбросив капюшон с ярких, медного оттенка волос, торопливо упал на оба колена перед королевской лошадью.
— Ну да, это та самая паршивка, что сбросила вашу светлость из седла те первые раз десять, когда вы пытались на ней кататься! — ответил Дугал. Его меч свисал с перевязи, перекинутой через правое плечо, чтобы его можно было обнажать слева направо. И теперь он полуобнажил клинок правой рукой и подал рукоятью вперед, отдавая честь, и лицо его сияло от гордости.
— Добро пожаловать на границу, мой король! Прошло так много лет…
— Послушай, я выдеру тебя, как слугу, если ты немедленно не встанешь с колен! — со смехом произнес Келсон, знаком приказывая подняться. — Я был твоим братом до того, как стал твоим королем. Конал, погляди, как он вырос! Эван, ведь ты помнишь моего названного брата, верно?
— Угу, государь… и помню, какими проказниками были вы оба, и как ставили на уши всю мою школу пажей! Рад вас видеть, мастер Дугал.
— А я — вас, ваша светлость.
В то время как Дугал позволил своему мечу скользнуть обратно в ножны и встал, а Келсон спрыгнул со своего высокого р'кассанского скакуна, Конал также кивнул, поджав губы, в ответ на небрежный поклон Дугала в его направлении; эти двое соперничали между собой в былые дни. Почти столь же рослый, сколь Келсон, юный лорд с границы, тем не менее, едва ли выглядел старше, чем когда покинул двор четыре года назад, россыпь веснушек на его носу и щеках только добавляла к впечатлению детскости, возникавшему при первом взгляде на него. Ярко блеснули крупные передние зубы, а лицо озарилось радостной открытой улыбкой. Рыжеватый намек на усы над верхней губой едва ли отличался от полумальчишеского пушка. Но глаза, встретившиеся с глазами Келсона, больше не были ребяческими.
Два юноши пылко обнялись, шлепая друг друга по спине, а затем отстранились друг от дружки, чтобы более трезво друг дружку рассмотреть. Келсон не воспротивился, когда его приятель взял его руку и приложил пылающие губы к тыльной стороне ладони в перчатке в знак почтения, прежде чем взглянул на него опять.
— Ну как ты, Дугал? — пробормотал он.
— Хорошо, мой принц, особенно — оттого, что ты здесь, — негромко ответил Дугал с изысканными придворными интонациями, которым обучился много лет тому назад. — Разумеется, мы здесь, на западе, много всякого слышали, но… — он передернул плечами, и опять заулыбался. — Ну, честно говоря, я и не чаял увидеть вашу светлость до того самого дня, когда явлюсь вступать в права наследства. Пограничье. И горы от веку не были любимыми местами королей Халдейнов.
— Но нынешний Халдейн любит пограничье, — возразил Келсон, просияв от теплого воспоминания о пожилом отце Дугала, который привез сына ко двору, когда тому стукнуло семь, а Келсону девять. — И, хвала Всевышнему, твоему отцу не потребовалось умирать, чтобы мы, в конце концов, все же вновь встретились. А как старый Каулай?
— Настолько хорошо, насколько можно надеяться, — отозвался Дугал чуть более сдержанно. — Впрочем, он никуда не выезжал после твоей коронации. Я, кстати, провел при нем последние три года, учась ремеслу пограничного вояки. И я… не думаю, что мое ученичество еще продлится сколько-нибудь долго.
— Значит, его болезнь обострилась. Дугал, прости, — пробормотал Келсон.
Но прежде, чем он успел продолжить, Гендон, труриллский сержант, прочистил горло.
— Прошу прощения, мой король, но у юного Мак-Ардри есть обязанности. Дугал, у нас — раненые.
— Есть, сержант. Сейчас я на них взгляну, — и Дугал, коротко кивнув, извинился перед Келсоном. — С вашего дозволения, государь.
— Разумеется. Мои люди помогут.
Большинство ранений было легкими — мелкие порезы и синяки, обычные для любой бурной свары, но у нескольких — как у труриллцев, так и у пленных, обнаружились более значительные повреждения. Один был убит, несмотря на то, что все явно себя жестко обуздывали. Келсон отрядил своего военного хирурга и оруженосцев, чтобы пособили труриллцам, а когда стало ясно, что Гендон не намеревается возвращаться в Трурилл к ночи, отдал приказ разбить лагерь. Конала он предоставил в распоряжение Эвана, чтобы заодно понаблюдал, как старый герцог сработается с Гендоном. А сам Келсон пошел в возникающий на глазах лагерь труриллцев, взяв с собой только Джодрелла, мало говоря, но наблюдая за всем с любопытством. Вспомнив слова Дугала о том, что они здесь, на западе, «много всякого слышали» за последние три года, он задался вопросом, а какое же представление сложилось о нем в итоге у этих горцев. В глазах подобных людей, то, что Келсон — Халдейн, достаточная причина для настороженности. А какие новые подозрения могли породить россказни о его волшебстве?
Но как только он попытался поболтать кое с кем из них, сразу почувствовал, что их сдержанность столько же связана с его равнинным происхождением, сколько с титулом или любым смутным беспокойством, которое могло у них возникнуть из-за того, что он частично Дерини. Они были достаточно почтительны на свой грубый пограничный лад, но предлагали не больше того, о чем их просили, и не жаждали поделиться сведениями. Пленники тоже не склонны были выдавать сведения. Хотя это едва ли казалось неожиданным. Да и сведения, которые он добыл, порой не без давления, касались одних лишь местных дел. Келсон вчитался в умы нескольких из них, в то время как другие задавали вопросы, но не увидел большого смысла выставлять напоказ свои деринийские способности, поскольку те, кто вел допрос, получили в точности такие же ответы, какие и он. Расстояние между ним и горцами имело мало отношения к магии, но его одиночество этим не смягчалось. В конце концов он обнаружил, что украдкой наблюдает за Дугалом, и подал Джодреллу знак не разговаривать.
Дугал стоял на коленях подле наиболее опасно раненого из своих людей. Оруженосец Келсона, Джетэм, помогал ему, не догадываясь, что король не сводит с них глаз. Сброшенный плед юного Мак-Ардри лежал рядом, меч и перевязь — поверх пледа. И Келсон видел, что он расстегнул свой кожаный панцирь, чтобы удобнее было двигаться, когда приступил к своим обязанностям хирурга. Пациентом Дугала был здоровяк-горец, едва ли старше его самого, но раза в полтора покрупнее, от запястья до локтя у него тянулся кровоточащий разрез, который, вероятно, помешает ему в будущем рубить мечом, если, вообще, удастся спасти руку. Его другая загорелая рука закрывала глаза, безбородое лицо под ней побледнело. Когда оруженосец промыл рану водой, а Дугал ослабил повязку, из глубины бурно забила яркая кровь. Даже со своего места Келсон видел, что порез рассек глубокие мышцы и, явно, артерию.
— Проклятие! — прорычал Дугал, шумно дыша, снова закрепил жгут и пробормотал что-то успокаивающее, когда его пациент с шумом втянул воздух меж зубами. Ни Дугал, ни его помощник, ни раненый, казалось, не заметили присутствия Келсона, когда он подхватил иглу, за которой волочилась нить из кишечной оболочки.
— Постарайся не двигаться, Берти, если хочешь, чтобы мы спасли твою руку, — сказал Дугал, его придворное произношение сменилось бойким местным говорком, в то время как он придавал раненой руке нужное положение и перемещал хватку Джетэма. — Держи его как можно крепче, парень.
Когда Берти собрался с духом, а юный Джетэм вцепился в его запястье и бицепс, король тронул оруженосца за плечо и кивнул в ответ на оторопелый взгляд Джетэма. Дугал часто заморгал, обнаружив внезапно, что король рядом.
— Не позволишь ли ты мне тебя сменить, Джетэм? — сказал он мальчику, улыбаясь и подавая ему знак отойти. — Он великоват для тебя. Ступай-ка с бароном Джодреллом.
Как только Джодрелл и мальчик удалились, Келсон упал на колени наискось от Дугала и ополоснул руки в миске с чистой водой, стоявшей близ головы раненого, позволив себе слабо улыбаться, в то время как Дугал уставился на него в изумлении.
— Я начал было чувствовать себя бесполезным, — пояснил Келсон. — Кроме того, похоже, что этот юный Берти почти что перевешивает вас обоих. Привет, Берти, — добавил он, видя, что страдалец открыл глаза и недоверчиво покосился на него.
— Ну что же, — Дугал ухмыльнулся, его приграничный говорок снова почти перестал чувствоваться, возобладали придворные интонации. — Я что-то не слышал, чтобы ты был военным хирургом.
— Я о тебе тоже, — отозвался Келсон. — Полагаю, мы оба кое-чему научились за минувшие несколько лет. Что мне делать?
Дугал попытался мрачно рассмеяться.
— Если так, держи его руку — и покрепче. Вот так, — сказал он, перемещая руку и ставя на нужные места ладони Келсона, между тем как раненый не переставал на них пялиться.
— К несчастью, — продолжал Дугал, — полевая хирургия — одно из тех дел, которому у меня хватило времени поучиться настолько, насколько мне хотелось бы — больше из сострадания к нашему другу Берти. Лишь из-за того, что я снискал добрую славу, леча лошадей, он убежден, что я могу поправить его, верно, Берти? — добавил он, опять переходя на горское наречие.
— Э, ну ты смотри, кого сравниваешь с лошадью, юный Мак-Ардри, — добродушно буркнул Берти, хотя и шипел сквозь зубы от боли, а затем попытался повернуться набок, как только Дугал коснулся раны.
Ловко двигаясь, Дугал помог Келсону удержать в покое руку и снова попытался заняться швом, то и дело с легкостью перескакивая с придворного наречия на приграничное и обратно, хотя лицо его было не менее напряженным, чем у Берти.
— Берти Мак-Ардри, ты напоминаешь лошадь если не мускулами, то запахом, — провозгласил он, — но если не хочешь гулять с пустым рукавом, лежи спокойно. Келсон, постарайся, чтобы он не двигал рукой, иначе все без толку. Я не смогу ему помочь, если он станет дергаться.
Келсон старался, как мог, с радостью вспоминая старую дружбу, которая так долго связывала его с Дугалом в детстве, и которая была нужна и теперь, когда оба выросли. Но, в то время как Дугал продолжал свою работу, а Берти хватал ртом воздух и напрягался, король бросил вдруг взгляд через плечо, в один миг принял решение, положил тыльную сторону одной из запачканных кровью ладоней на лоб раненого и обратился к своему деринийскому дару.
— Спи, Берти, — прошептал он, скользнув запястьем по глазам пострадавшего и почувствовав, как размякает напряженное тело. — Усни и все забудь. Когда проснешься, боли не будет.
Рука Дугала дрогнула и замерла на середине стежка, когда он ощутил произошедшую с раненым перемену, но когда он взглянул наискось в сторону Келсона, в его глазах было одно удивление, но не страх, которого король уже привык ожидать за последние несколько лет. Несколько секунд спустя, Дугал вернулся к своему делу и теперь работал быстрее, а на губах его блуждала робкая улыбка.
— Вы действительно кое-чего поднабрались за четыре года, не так ли, государь? — спросил он чуть слышно, закончив последний из внутренних швов и перерезав кишечную нить у самого узла.
— Ты не обзывал меня государем или кем там еще, когда мы были детьми, Дугал, и я хочу, чтобы все оставалось, как прежде, хотя бы наедине, — пробормотал Келсон. — И я тоже должен сказать, что ты кое-чего поднабрался.
Дугал пожал плечами и принялся вдевать в иглу новую нить: ярко-зеленого шелка.
— Вероятно, ты помнишь, как я всегда возился с животными. Ну, после того, как умер Майкл, и мне пришлось оставить двор, одним из дел, которое меня заставили изучать, была хирургия. Она входит в образование лорда, как мне сказали. Чтобы он мог штопать своих животных и людей.
Частично зашитая рана снова закровоточила, Берти застонал и заворочался, и Дугал замер, тогда Келсону опять пришлось потянуться к нему мыслью. Затем Дугал припудрил кровящуюся плоть синевато-серым порошком и велел Келсону сжать вместе края раны. Осторожно и тщательно он начал сшивать их изящными зелеными шелковыми стежочками.
— А правда, что герцог Аларик сам себя исцелил на твоей коронации? — спросил Дугал миг спустя, не отвлекаясь от работы.
Келсон поднял бровь.
— Это из тех россказней, которые до вас дошли?
— Ну, да. И много прочего.
— Это правда, — подтвердил Келсон не без некоторой неловкости. — Ему помог отец Дункан. Я не видел, как это случилось. Но видел итог. И видел, как позднее он исцелил Дункана — от раны, которая погубила бы любого другого.
— Действительно — видел? — спросил Дугал и, перестав на миг шить, воззрился на Келсона.
Келсон слегка задрожал и вынужден был отвести взгляд от крови на своих руках, чтобы освежить память.
— Они пошли на это, — прошептал он. Нам понадобилось убеждать Варина де Грея, что Дерини — это не всегда зло. Варин утверждал, что его собственная целительная сила — от Бога, и Дункан решил показать ему, что Дерини тоже умеют целить. Он позволил Барину ранить себя в плечо, но рана оказалась слишком скверной. Мне и думать жутко, чем это обернулось бы, если бы ничего не вышло.
— Что ты имеешь в виду под «если бы ничего не вышло»? — тихо спросил Дугал, почти забыв об игле в пальцах. — Мне показалось, ты говорил, что они с Морганом умеют исцелять.
— Умеют, — ответил Келсон. — Только они по-настоящему не знают, как они это делают, и дар этот не всегда надежен. Может, из-за того, что они лишь полу-Дерини. После исследований отца Дункана мы предположили, что некоторые Дерини способны были на такое постоянно во время Междуцарствия, но, очевидно, с тех пор их искусство утрачено. Но лишь у немногих Дерини был дар исцеления, даже тогда.
— Но и этот Варин что-то может.
— Да.
— А он не Дерини?
Келсон покачал головой.
— Нет, насколько мы способны утверждать. Он по-прежнему настаивает, что его дар исходит от Бога, возможно, это правда. Возможно, он истинный чудотворец. Кто мы такие, чтобы судить?
Дугал фыркнул и вернулся к работе.