Я кивнул, мысленно соглашаясь со сказанными словами. Иного выхода пока все равно нет.
-А сейчас ступай с Аркадием, моим помощником. Он покажет тебе твой дортуар и ребят, с которыми ты будешь здесь жить. Выдадут форменную одежду и обувь, в котором будешь здесь учиться и работать. Береги ее, она государственная...и денег стоит. Кстати, весьма странная у тебя одежда, но в ней здесь ходить не сможешь. Не по нашему уставу. Когда переоденешься, ты свое сам застирай и отдай девочкам в мастерской. Они ее тебе заштопают. Так, еще ... не забудь, завтра у тебя начнутся классные уроки, а после обеда – практическая в мастерских. Ах-да-а, куда ж тебя направить, ты же ничего не помнишь...Или помнишь?!
Я помотал головой, отрицая.
-Нда-а-а ...Задали мне задачку! Слушай, Сережа! А ты грамоте вообще обучен, читать-писать умеешь? – вдруг спросила меня женщина, стрельнув в меня вопросительным взглядом.
- Не помню, уважаемая Акулина Валериановна, но я буду стараться...научусь. Книжек бы мне каких...
-Ить ты какой шустрик! И уже подхалим! Книжек ему сразу подавай – рассмеялась женщина: – Похоже палец тебе в рот не клади, сразу цапнешь! Будут тебе книжки!
И что-то вдруг решив для себя сказала:
- М-м-м-м, так...на вид вам, молодой человек, лет четырнадцать-пятнадцать, поэтому...определю тебя пока в шестой. Посмотрим на тебя со стороны. Если грамотен, оставим так или переведем в другой, к ребятам постарше. Если ж нет, переведем к тем, кто помладше. На тебя посмотреть – так вроде учен... А, ладно, решила – быть по сему.
Немного подумав, она собралась идти, повернулась, сделала пару шагов к лестнице и снова спросила меня:
-Сережа, а под какой же фамилией тебя в метрику-то вписать? Может вспомнишь хоть свою фамилию-то?
- Не...не помню, Акулина Валерьяновна, но буду не против, если запишете меня под фамилией Конов. На бирке куртки написано, наверное, моя фамилия-то.
- Хорошо, так и поступим. Запишу по бумагам Коновым. Еще. Сережа, ты верно голоден?!
Я снова кивнул головой, соглашаясь с ее словами.
-Ступай! Иди в дортуар с Аркашей! Потом поговорим! Сходи на обед, поешь, я же сейчас распоряжусь.
Идем с бородатым помощником Акулины Валериановны, оказавшимся моим сегодняшним экскурсантом, по жизни оказавшимся местным сторожем. Четырехэтажный дом, в котором протекала жизнь всех воспитанников императорского приюта был довольно просторным. На нижнем этаже помещалась парадная зала с прихожей, служившая для детских игр и прогулок, а иногда и для занятий, учительская с канцелярией, библиотечная, рукомойня, гладильня, банно-прачечная, отхожие места и большая столовая. Второй этаж был отдан под учебу, полностью состоя из классов и залов. Верхний этаж был нарезан на дортуары, большие спальные комнаты для воспитанников и раздевалки. Цокольный же этаж занимали кухня с кладовой, сторожкой и угольный склад. Пока шли по длинным гулким коридорам с высокими потолками и белеными стенами по интересной плитке с греческими мотивами, Аркаша мимоходом успел показать мне расположение некоторых, несомненно важных для, впервые поступившего новичка, мест. Флигель, где жили мальчики и юноши, и флигель для девочек и девушек, расположение учебных классов и мастерских, фельдшерскую комнату, музыкальную и похожий на танцевальный, гимнастический зал. Отдельно он провел меня по пристроенным к приюту помещениям мастерских. Было видно, что Аркаша проделывал такую экскурсию для новичков не в первый раз. И заодно успел рассказать мне нехитрые правила внутреннего распорядка в приюте.
- Серега... ты вроде малый уж большой, объясняю на раз. К барышням приставать ни-ни. Озоровать не смей. И курить, и пить, и драться тут ни-ни. Распорядок наш приютский соблюдай с почтеньем. У нас тута приют особый – Аркаша поднял вверх палец: – Императорский! Здеся и спрос такой. Не дай боги, забалуешь! Попадешьси в первый раз – будет тебе предупрежденье. Второй раз – строгое предупрежденье. В третий – у нас переводят в другой приют на окраине, похужей нашего. Есть тут такой. А если заворуешь у кого и пымають – пощады аль помощи не жди. Акулина Валерьянна этого дела страсть как не любит! Больно тебе аль тяжело – зубы стисни, но терпи! Ежели что нужно – для тебя главный есть староста, классный наставник, мастер и надзиратели. Иль мене поспрошай, может подскажу чего.
Открыв дверь в дортуар, где двумя длинными рядами стояли несколько одинаковых столов, стульев и заправленных кроватей, на которых валялись трое ребят, немедленно вскочивших при появлении Аркаши, он гаркнул:
-Петька, Илья, Олежка! Значится так...к вам я новенького подселяю! Знакомьтесь сами, кличут Сергеем. И не забижать, а то знаю я вас! Староста, тебе задание. Обсказать ему про наши порядки, показать тута все, расположить, сходить к Анисиму за бельишком и сводить на обед! Последнее -первым. И в рукомойню сразу зайдите. Акулина Валериановна ужо распорядилась. И не забудь, Петька, седня вечор у нас банно-прачечный. Ну, ребята...я пошел, а ты, давай-давай, обживайся тут.
И закрыл за мной дверь.
-Ты – Сергей? – вскинул руку паренек, названный Аркашей старостой. А меня Маркиным Петром кличут!
-Здоров! Будем знакомы.
-В нашем классе я тут главный, старостой выбрали. А это Федькин Илья и Радулов Олег. А по фамилии как тебя?
-Конов. Сергей Конов. Больше ничего не помню.
-Ба! Не помнишь? Как это тебя угораздило?
-Ну-у. Гулял по улице и под паровик какого-то начальника попал. Дорожное происшествие. Доктор сказал, мозги отшибло.
-Ба! И что дальше?
-А что дальше. Ищет полиция, ищут родители...как-то так.
-Жаль, что ты совсем ничего не помнишь? А что это у тебя одежа с ботинками такая странная? И буковки аглицкие. Заграничное, верно?!
-А, иностранная.
-Только тута у нас ее носить нельзя. Только можно форменную. Ну пойдем, а то обед, наверное, в столовой там уже холодный.
И впрямь, выданный мне обед был едва теплый. В столовой молодая повариха налила мне остатки жижки с кислых щей, оставшихся с обеда, дала парочку яиц вареных и ломоть хлеба.
-Больше, увы, нет! Не ждали тебя, юноша – сказала она.
Ну и ладно. Нет так нет.
После обеда пошли к кладовщику в подвальный этаж. Петр вел меня по этажам, как Аркаша, снова комментируя все вокруг. Добравшись до искомой кладовой, навстречу нам вышел худой человечек высокого роста в кожаном фартуке и суконных наладонниках.
- Дядька Анисим, здрав будя! – Петр поздоровался первым.
- И тебе здравствовать! Чего пришел?
- Да вот, новенький у нас. Одежа нужна.
Кладовщик, профессионально оценив рост и комплекцию парня, пригласил ребят в кладовую:
- Ну заходите-заходите, ребятки. Сейчас рост померяем и соберу.
Сборы прошли быстро. Староста ушел раньше, сказавшись делами. Тем временем кладовщик лихо лазил по стеллажам и антресолям, споро находя и скидывая с верхних полок нужного размера одежду. Я, стоя под деревянной лестницей, руками ловил все скидываемое кладовщиком. Нательное белье, гимнастическое трико, уличные ботинки и прюнелевые туфли с козловыми сапогами, носки и портянки, две пары форменной гимназической одежды для ежедневного ношения, форменная фуражка с кокардой из трех перекрещенных букв И, О, П, а также зимнее пальто с двумя вертикальными рядами блестящих пуговиц. Ф-фух, накидали мне шмотья. Расписавшись за все выданное в большой амбарной книге, Анисим вдобавок вытащил из ящика кожаный форменный ремень с пряжкой, которым я перевязал получившийся куль одежды. И вдыхая прелый запах долго лежавшей на складе одежды, вернулся в комнату. К запаху одежды примешался кислый запах комнаты. Фу-у, вонища. Как они тут живут, хоть бы комнату проветрили. Найденная позже причина оказалась проста, “явно не розами пахнущие” носки и обувь. Как они тут живут? Сложно проветрить? Не понимаю.
Развесив и разложив полученную одежду на спинку своего стула, лег на свободную кровать. Через несколько минут сытость желудка сказала моему носу и организму “фе” и напряжение последних часов отпустило. Заснул я в момент. И засыпая, уже не видел, как в дортуар гурьбой ввалились другие ребята.
- Илья, новенького нам подселили что-ль?
Уже вечером меня разбудил староста. Олег со словами:
-Пошли в баню, Серега. Все уже строимся!
Как не хотелось еще поспать, но увы...пришлось вставать. Не дома.
- Идите сами в баню! Мне и под душем неплохо мылось.
Посещение воспитанниками приюта городской бани было событием. Стройной колонной воспитуемые обоего полу со сменной одеждой в руках шли пешком к расположенной в трех кварталах казенной общественной мыльне, имевшей мужское и женское отделение. Там, под присмотром взрослых надзирателей, уже стояла жидкая очередь наших ребят из младших дортуаров, которая разом вошла вовнутрь, не успела наша колонна подойти ко входу.
Процедура мытья из-за большого числа моющихся длилась недолго. Вдобавок, надзиратели вместе с сотрудниками мыльни торопили, подгоняя моющихся или уже одевающихся ребят. Те, кто уже помылся и оделся, внутри мыльни стоять не дозволялось. Сторожу было приказано выгонять помывшихся, пышущих паром, на улицу, где все собравшись, с сопровождающим шли обратно в приют.
- Что-то стало х-хо-ло-дать!
Когда от долгого ожидания мои пальцы на ногах и руках стали неприятно покалывать, словно говоря мне, как я был неправ, переодевшись в навязанную мне форменную одежду и шинель, случилось чудо. Сторож бани, стоящий на дверях, запустил очередную партию страждущих до мытья, где наши разделились, войдя в женское или мужское отделение. Раздевшись в гардеробе и получив от банного старосты свой номерок от ящика с вещами вместе с металлической шайкой, кусочком щелока и жиденьким пучком березовых веток, мы гурьбой пошли в мыльную.
Раздевание вышло еще то. Выданные мне кладовщиком казенные исподние серые портки мне сразу решительно не понравились. Променять новые удобные и любимые боксеры с майкой-борцовкой на ЭТО с завязочками? Да ни в жисть. А поскольку за внешним видом воспитанников тщательно следили надзиратели, поступил очень просто. Не смущаясь ошарашенных новым элементом одежды ребят, просто натянул казенные портки поверх боксеров. Не знаю, есть ли у них тут такие же ткани, когда будут деньги, закажу пошив чего-то похожего. А пока надо бы поберечь. И самому все стирать. Вот и сейчас, раздеваясь, чувствовал уколы в спину от удивленных взглядов ребят. Спрашивать в этот момент новичка, когда нас всех в мыльню подгонял работник бани, никто из наших не решился. Уф, кажется, проскочило.
Пройдя по длинному коридору в дальнюю мыльню, голые ребята с шайками, простыней и вениками наперевес ввалились в нее. Ф-фу-у, темнотень! В мыльне было ужасно тоскливо. Я привык к цивилизации, ванне и душу и видеть потемневшие дощатые полы и заскорузлые от времени деревянные скамьи в бане третьего класса, было просто тяжело. Мне казалось, что микробы и плесень подстерегает меня в каждом квадратном сантиметре. Во влажном помещении мыльни от едва тусклого света царил полумрак, а за большой деревянной перегородкой слышались женские голоса. Душа тут не было, его заменяли стоящие в углах большие емкости с теплой и холодной водой. Ребята, облив себя полностью водой и налив ее себе в шайки, принялись мыться, а я только злился.
Ч-черт. Что с этим щелоком-то делать? Как мыться-то? Ни мыла, ни шампуня. Кинув, похожий на мыло, кусочек в полную шайку воды и, глядя за действиями ребят, принялся повторять их действия. Блин, что за фигня. Не мылится совсем. Все уже в мыльной пене, я у меня только мутный едва мыльный раствор получился. А-а, ч-черт! Прокляв все на свете, принялся мыться и тереть себя получившимся водным раствором.
Подошел Олег:
- Сереж, а чегой-то ты водой-то моешься. Щелок не дали?
-Дали. Кинул его, а не пенится.
-Эй! Зачем столько воды туда налил? А ну выливай половину. Ты в первый раз что ли моешься?
-В первый, похоже.
-Странный ты весь какой-то. Одежа непонятная, говоришь, словно по писаному, теперь вот как мыться не знаешь. Откуда же ты, Сергей, свалился?!
-А я помню! Говорил же, всю память отшибло.
-Ну и ну. Ладно, сейчас наведу. Смотри! Дальше уж сам.
И кинув в шайку свой оставшийся в запасе кусочек, тот быстро навел мне пену в кадке. Так просто?! Дальше мыться было легче.
Помывшись и окатив себя водой, все шли в парильную. В ней все просто. Посидев на жаре и обмахав себя быстренько тощими и жиденькими на листья березовыми прутиками, выскочил из парилки обратно. Сосед помог, окатив меня холодной водой. А я его. После чего мы, скользя по дощатому мокрому полу, побежали обратно в мыльню. Растираться. Переходя из парильной в мыльню, вижу очередную картину, как парни с нашего дортуара, отковырнув неприметную пробочку в деревянной перегородке, приткнувшись глазом, принялись рассматривать все происходящее в женском отделении. Первым принялся рассматривать высокий статный крендель, кажется, Игнатом его звать. Вторым сменился тощий и худой Александр. Третьим полез староста, Петька. Остальные же ребята стояли рядом и, определяя очередность подхода, в разговоре шептали друг с другом. Вдруг в мыльной раздался истошный крик:
-Ай! Мой глаз!
Стоящие рядом парни громко заржали, резво разбегаясь по сторонам. Петька зажал своей ладонью больной правый глаз и под радостный смех остальных тоже слинял. А из-за перегородки раздались возмущенные, с оттенками радости в голосе, девичьи возгласы, обещавшие апосля бани кары тому наглецу, попавшемуся под девичий палец. Ушел Петька среди первых и до завтрашнего вечера из дортуара не показывался, сказавшись больным.
Уже выходя из нашей мыльни в коридор, широко открылась дверь в мыльню отделения второго класса. Оттуда вышел помытым очередной страждущий. Удивило другое. В более чистом, светлом и куда цивильном помещении, в отражении зеркал, помимо голых намыленных мужиков, виднелись, висящие над ними, черные нашлепки на трубках. Ду-уш! Тут есть душ! А-а-а! Будут бабки, буду ходить только во второе!
Выходя в фойе, снова пожалел, что с собой нет никаких денег. Ибо продававшийся там квас и лимонад вместе духом кислых моченых яблок так и манили их купить. Обратно в приют по морозцу мы дошли куда быстрее, где, сдав в прачечную вещи в стирку, шли в свои дортуары. Мне же сдавать ничего не пришлось.
Разбирая на кровати полученную мною в кладовой форменную одежду и обувь, тихо про себя чертыхался на отсутствие возможности носить тут более свободную одежду и обувь. Ну и ладно, пускай бы я выделялся белой вороной среди остальных. Зато удобно. Выданная мне казенная одежда не нравилась решительно всем. Грубые простые ткани без особой отделки, если не считать таковой блестящую пряжку и пуговицы, сильно пахнущие кожей ботинки. Казенщина! Одно было хорошо. Никакой химии. Все натуральное. Моей маме бы точно понравилось.
Утро нового дня началось с побудки и организованного посещения уже знакомой рукомойни и отхожего места, после чего, в пол восьмого утра, построенный парами отряд мальчишек двинулся в приютскую столовую. В процессе движения чувствовались шепотки и заинтересованные взгляды некоторых, пока не знакомых мне, юношей и девушек.
Приютская столовая. Какой ужас. Большая, хоть и светлая, белая комната, с тремя рядами столов, лавками и шкафами для утвари. Один ряд был отдан мальчикам и юношам, рассаженным по лавкам согласно по своим группам. За вторым чинно сидели девочки и девушки в одинаковых серых платьицах и белых накрахмаленных фартучках. Усмехнулся про себя, как все это мне сразу напомнило пионерию. Блин, а сам-то лучше?!
На столах, накрытых посконными скатертями, расставлена простая фаянсовая посуда. В углу у входа третий ряд занимали сами работники и преподаватели приюта вместе с сидящей в центре стола заведующей Акулиной Валериановной. У них, в отличие от всех остальных, было заметно цивильней – персональные удобные стулья вместо общих лавок, на вязаной скатерти красивая с росписью фарфоровая посуда, кувшины и другие приборы. Не говоря уже об ассортименте блюд – учителей кормили куда как разнообразней. В помощь поварихам на раздаче блюд работали дежурные девушки из старших групп. Изредка мальчишки баловались друг с другом и кривлялись, за что удостаивались шлепков по головам от заметившего их безобразия взрослого дежурного надзирателя по столовой.