— Пусти меня, Венко! — попросила она, стараясь заглянуть ему в глаза. — Очень прошу. Не надо больше ничего, Венко, — ах, как приятно было по имени его звать, — Венко, я ведь захочу — уйду. Хочешь убедиться? Лучше так пусти, — и, привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку.
Ой, зря! Он опять к себе крепко прижал.
— Хочу, хочу посмотреть, как уйдешь! Только не уйдешь ведь!
Велька только хмыкнула. Видали мы таких, уверенных.
Дождавшись, когда он хватку ослабит, она тут же сложила пальцы одной руки в отводящий глаза знак, а на другую, мысленно проговорив нужные слова, тумана намотала, как пышную кудель, и бросила растерявшемуся парню в лицо, а сама проворно скрылась в густой тени меж березами. И бросилась бежать, продолжая твердить отводящее глаза заклинание, — если он и услышит ее шаги и треск веток, ни за что не поймет, откуда звуки доносятся.
Вот и славно.
Велька отдышалась, огляделась, довольно улыбнулась. Словно большой беды миновала!
Так и есть. Никак нельзя было допустить того, что между ними затевалось…
На озере почти все «русалки» уже собрались, кто в хороводе кружил вокруг старой березы, кто просто у воды сидел. Все так же шумно было, хоть то, первое, оживление прошло, девушки успели устать, и теперь мало кого из них тянуло бегать в салочки по берегу. Чаяна, поджав ноги, устроилась на большой коряге, наклонившейся над озером, словно мостки. Ее длинные волосы свисали почти до воды — ни дать ни взять настоящая Водяная Хозяйка, приглядывающая за тем, как резвятся на бережку ее подданные. Кто бы увидел — разум бы потерял…
Никто не увидит. Никто посторонний сюда не приходит и в обычный день, не то что на Купалу, когда ворота в Навий мир распахнуты. Место запретное для всех, кроме девок-русалок…
Княженку ждали, замахали руками, Чаяна сразу слезла с коряги, подбежала, обняла:
— Ну? Что долго, сестренка? Как, видела что?
— Погоди, не сразу, дай срок, все будет, — отмахнулась Велька.
А от озерной воды таким холодом несло, прямо убежать захотелось да в шубу завернуться!
— Ладно, — кивнула Чаяна и, замахав руками, повернулась к озеру, — пора, сестрицы, Водяной Хозяин ждет! Встречай в гости, Водяной Хозяин, отворяй, пусти нас в свои сени, свое забирай, а наше обратно отдай! Тебе на радость, нам на здоровье! Тебе на утеху, а нам на достаток! — прокричала она положенные слова и, сняв венок, швырнула его в гладкую черную воду.
Рубаха ее, сброшенная в следующий миг, повисла на той же коряге, а сама княжна, подняв целую кучу брызг, вбежала в озеро и бросилась в воду, поплыла, и тут же ее примеру последовали остальные девушки, и озеро забурлило, вспенилось брызгами, закипело от белых девичьих тел.
А холодно все же как…
Раньше было иначе. Хотя вряд ли нынче озеро стало холоднее, чем бывало всегда в это время года.
Велька, уже без венка и рубашки, стояла у самой воды и не решалась шагнуть, хотя понимала, что нельзя медлить. Окунуться и выскочить, и хватит, а стоять и колебаться, привлекать удивленные взгляды — нельзя.
— Что ты? Не стой! — какая-то девушка, не узнавшая ее и принявшая за совсем молоденькую, впервые пришедшую к озеру, решила помочь и сильно толкнула сзади, и Велька полетела в воду.
Холодно!!!
Она попыталась плыть и даже нырнула, но все равно поскорее выбралась на берег, выжала волосы и натянула рубаху на мокрое тело. Полотенце бы!
Никогда, наверное, такого не было, чтобы русалки являлись на озеро с полотенцами! Ну так она и не русалка, теперь уж вовсе никаких в этом сомнений после озера-то. И согреться надо, пробежаться, что ли! И Велька, прикинув, в какой стороне речка и люди, бросилась бежать, петляя между деревьями. Подумаешь, пробежаться малость! И когда острая боль пронзила лодыжку, первым ее чувством было удивление: да что же это такое!
Ясное дело что! Ногу повредила. Русалки почему-то ноги не ранят, хоть носятся по лесу, себя не помня, а обычные, человеческие девки — запросто, особенно если в потемках.
Велька села, ощупывая ногу. Потом попробовала встать, держась за березу, подпрыгнула на одной ноге, попробовала осторожно идти.
Больно! Как же теперь до речки, до купальского костра добраться? А придется как-то! Скоро девушки пойдут здесь, можно будет позвать…
— Ну вот, лиска, снова и попалась.
Оглянулась она и чуть не упала, неловко опершись о больную ногу, — Венко стоял буквально в паре шагов.
— Откуда ты взялся?!
А он смеялся:
— Иди сюда. И не убегай больше, не убежишь! Да, и вот что: захочешь прогнать, я сам уйду. Только не торопись, это успеется.
Он шагнул к ней, и — Велька даже моргнула от удивления — накрыл ей плечи шерстяным плащом, и прижал к себе, согревая.
— А плащ где добыл, когда успел?! — продолжала она удивляться, поскольку ей казалось, что с момента их расставания прошло совсем немного времени.
— Рано тебе еще, лиска, мои секреты знать, — он нагнулся и легонько поцеловал ее в нос. — Ты грейся, а то не лиска, а лягушка холодная. От того холода лучше живым теплом отогреваться, сама ведь знаешь, а, волхвовка?
— Знаю, — шепнула она, — спасибо тебе.
Знать-то она знала, что это за холод, но на своей шкуре ощутила в первый раз, и могла ли подумать, что станет отогреваться после навьей студеной воды в объятиях иноземного купца. И стояла бы так, в его плаще, и прижимаясь к его груди, долго-долго, так хорошо стало, тепло.
— Ты вот что, — сказал он, — не ворожи больше. И не убегай, не бойся меня. Обещаю, что против твоей воли ничего не сделаю. Только что сама захочешь.
— Хорошо, — она кивнула.
Предложение ей нравилось, с какой стороны ни погляди: и не убегать, и ничего против ее воли не будет.
— Могу помочь, если хочешь. Тебе ведь надо помочь?
— С чего ты взял?
— Ты же не просто так нынче не такая, как все. Какой и тебе полагалось бы быть. Потому что волхвовать тебе сегодня хотелось. Да?
— Да, — не стала отпираться Велька. — Догадливый ты, Венко!
— А то. Ну, говори, чем помочь? Если поцелуев не пожалеешь. Уж не взыщи, без платы я не согласен.
— Договорились, — сразу согласилась Велька, такую плату ему она и сама бы охотно платила не считая, до утренней зари, по крайней мере.
— Я ногу подвернула, идти не могу. Может, сумеешь вправить?
— Сядь, — он тут же усадил ее на поваленное дерево, — эта нога?
Распухшую Велькину лодыжку он ощупал не спеша, со знанием дела, потом коротко дернул, она вскрикнула и тут же почувствовала, что нога в порядке и почти не болит.
— Погоди, боль уйму, — он держал ее ступню, покачивая, мягко поглаживал, и Велька с удивлением почувствовала, что боль уходит, исчезает вовсе.
— Ты как знахарка! — она улыбнулась. — Спасибо, Венко!
— Почему знахарка? Знахарь! Меня знахарь один и учил. В дороге да на войне такая наука всем нужна, — он помог ей подняться, — ну, ничего? Не болит?
Вместо ответа она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы и тут же спросила:
— Венко, ты в Карияре бывал?
— Я много где бывал, и там тоже.
— Видал кариярских княжичей?
— Ну, видал.
— Старшего среди них указать можешь?
Парень отрицательно мотнул головой.
— А про проклятье их слышал? — не отставала Велька.
Тот лишь пожал плечами.
— Да не особо.
— Ладно, — Велька вздохнула, — мне их сейчас всех четверых отыскать надо на луговине, где гулянье, и взглянуть, но так, чтобы они не заметили. С этим мне можешь помочь?
Венко помедлил, колеблясь, словно раздумывал, надо ли мешаться в такое дело. Но согласился:
— Отыщем-то легко. А что искать-то станешь, метку от проклятья, что ли? — догадался.
— Ну да, — не стала отпираться княженка, — любопытная я вишь какая. Хочу знать, на ком проклятье.
— А я жадный! — он усмехнулся. — Плату буду с тебя без счета брать!
— Возьмешь свою плату, помоги сначала!
— Ну, пошли, — он крепко взял ее за руку. — Да гляди, ступай легче, ногу береги…
Велька, хоть уже не мерзла, так и продолжала кутаться в его плащ. Прошли немного, потом он поднял ее на руки и понес, хоть она и пыталась протестовать, и ему, казалось, вовсе не было тяжело. А ей чем дальше, тем все невозможней было и думать о том, чтобы расстаться с ним на рассвете.
Наконец пришли, стали слышны звуки праздника, и купальский костер, не такой уж высокий, как поначалу, завиднелся меж деревьями. Венко поставил ее на землю.
— Жди меня тут, я быстро. Осмотрюсь, княжичей твоих найду.
Он вернулся скоро, поманил ее за собой:
— Пошли, лиска. Повезло, все четверо вместе сидят.
Они и сидели вместе, четверо кариярских княжичей, возле крошечного костерка, и мерцающий огонь хорошо освещал их, не обманешься. Все четверо были в похожих рубахах из красного шелка, золотом расшитых. А рядом, пятым, расположился молодой боярин Даробож, всегда добродушный и разговорчивый, лишь случится ему хлебнуть хмельного. Видно, и теперь он уже угостился как следует и увлеченно что-то рассказывал, а княжичи, тоже с чашами в руках, придвинулись к нему близко и слушали.
Велька видела их хорошо, а вот они их с Венко так просто не заметили бы, скрытых кустарником и еще темнотой, которая, отодвинувшись от костерка, еще больше сгустилась там, куда не попадал свет. Дополнительно глаза отводить и нужды не было.
Купец стал позади, обнимая Вельку за плечи, каждым движением заявляя свои права на пойманную «русалку».
И впрямь его руки казались горячими, очень горячими даже через толстый плащ, это мешало, не давало вспомнить, что ей, собственно, делать следует. Не просто суть парней этих надо увидеть, адпетки колдовские, скрытые, а это непросто! Не каждый смог бы. Бабка Аленья могла. А у Вельки от бабкиных умений — лишь малая толика.
И Венко этот! Принялся еще шею ей целовать, волосы руками перебирая. Приятно, да, но как тут волхвовать?
Она мотнула головой:
— Погоди. Мешаешь.
Он со вздохом убрал руки, отодвинулся.
— Извини. Я подожду.
Эх, сбежать от него надо! А ведь не хочется. И пробовала ведь уже один раз…
Велька все же сосредоточилась, и слова заветные сказались, как надо. Она вгляделась, в каждого поочередно.
Ириней. Взъерошенный, растрепанный, веселый — что естественно, в такой-то праздник. На его рубахе по подолу — золотые птицы. Щека вроде поцарапана, видно, что не сидел степенно у скатерти, пока шло русалье веселье. А меток никаких на нем не видно.
Рядом с Иринеем тот, который Горибор. Он ростом чуток пониже и костью шире. Сидит задумчивый, чашу в руке покачивает, вроде боярина слушает. И на нем меток не видно.
Велемил. Заспорил о чем-то с боярином, потом из чаши отпил, засмеялся. Метка… есть какая-то. Но не такая! Эта осталась, потому что он лечился волшбой не так давно. Значит, опять не то.
Яробран. О, так он дремлет, оказывается, голову на руку уронив. Может, оттого, что медку того живительного хлебнул, тогда как остальные воздержались? А меток на нем тоже нет. Ни на ком, получается, нет? Как же так?
Венко опять придвинулся, склонился к ее уху:
— Ну что, разглядела, что хотела?
Велька досадливо мотнула головой.
— А нечего разглядывать! Венко! Но ведь неправда это. Как они скрыли? Кто-то помогает им, значит, колдун умелый какой-то.
Венко лишь плечами пожал.
— А может, тебе и не стоит лишнего о них знать, раз они того не хотят?
— Да любопытная я, говорю же!
— Что с ними не так, с княжичами?
— Хочу знать, который проклятый, — призналась Велька. Парень опять пожал плечами.
— И впрямь любопытная. А у кого длинный нос, тому его когда-нибудь дверью прищемят, так у нас говорят. Или на торгу оторвут, — он легонько щелкнул ее по носу, — а носик у тебя загляденье, жалко его будет.
— Да погоди ты, — отмахнулась Велька, напоследок еще вглядевшись.
Все уже. Совсем ничего было не видать, кроме самих парней, мирно сидящих у костра.
— Пойдем-ка, — Венко, приобняв, отвел ее в сторону, — ты поглядела, выполнил я твою просьбу?
— Не совсем, — усмехнулась она, понимая, чего он потребует теперь, — сначала ответь на вопрос, ладно? Ты ведь в Карияре бывал, кое-что слыхал? Вы, купцы, много всего знаете, что вас вроде и не касается? Скажешь, нет?
— Скажу, что да, — улыбнулся Венко, — на том стоим. Иногда лишнее знание и жизнь, и мошну бережет, дело наше такое, торговое. Это у князя советников много, а у купца только своя голова.
— Скажи, княжичей кариярских всего четверо? Или больше?
— Всего четверо, — не помедлил он с ответом, — не больше и не меньше.
— А старший среди них который — знаешь?
— Лет больше всего Велемилу. Другое не скажу. Пойди сама да и спроси у них, тебе ведь не впервой, я видел.
— Видел, это где же? — вскинулась Велька.
— Да сегодня утром, на торгу. Я и другое видел, что похуже будет! — Он крепко стиснул ее плечи. — Я про купцов лесованских, поняла, про кого?
— Лесованских, говоришь. А раньше мне сказали, что оборотни это.
— Ну да. Лесованью землю их зовут, а живут там как раз оборотни: рыси, волки, еще кое-кто. Арьи еще… остались. А те твои знакомцы… они волки. Старшего Касметом зовут, он волчью суть имеет, и он колдун. Тебе бы лучше его поостеречься. Не понимаешь почему? — он запрокинул ее голову, заглянул в глаза, как ни мало это было возможно в потемках. — Ты ведь арья на какую-то часть?
— Кто я? — удивилась Велька. — Я о таком народе не знаю.
— А знаки их на шее носишь, около сердца, где самому дорогому место. Что, совсем ничего про арьев не знаешь? А по облику твоему я бы еще сказал, что и рысья кровь в тебе есть, а может, лисья, но только чуть. Но я не слишком в этом разбираюсь.
— И арья какая-то я, и еще лиса или рысь! — Велька расхохоталась, от удивления, быть может. — Не страшно тебе меня в жены звать?
— А чего страшного? Какая ты есть, такая мне и полюбилась. Моя, не отдам никому, — он широко улыбнулся, так, что блеснули его глаза и белые зубы.
— И у меня не спросишь, пойду ли?
— Так тут твой ответ, на ладони, вижу я его. А у батюшки твоего спросим, как же без этого.
— Ах ты! — Велька хотела было рассердиться, но вместо этого опять рассмеялась. — Расскажи мне еще про арьев, что это за народ?
Бабка Аленья была пришлая, чужая, и никогда о прошлом своем не говорила. Значит, она арьей была и пришла из земли, называемой Лесованью, где жила поблизости от оборотней. И ее обереги ясно об этом говорят тому, кто знает…
— Арьи пришли в Лесовань позже оборотней, — заговорил он негромко, с расстановкой, иногда задумываясь, как бы получше сказать, — точнее, оборотни говорят, что жили там всегда. Арьи пришли и заняли землю, которая пустовала, местные боги и духи их приняли, дав им право на землю. Так говорят, я сам в таких вещах смыслю мало. Но народы, бывает, множатся, и им становится мало земли. Арьи не разрослись, остались слабым племенем. Их главная сила в огневой волшбе, хотя и немногие из них ею владеют. Но самые сильные Огневые Хозяйки были арьями. Их вроде осталось совсем мало, даже не Хозяек, а просто огневых волхвовок, даже слабеньких, которые лишь немного сильнее тебя. Все оборотни почитают Кару, огневую богиню, все в Лесном Краю ее почитают, и в Карияре, кстати, тоже. Потому что лес боится огня, ты же понимаешь. У оборотней редко рождаются свои Огневые Хозяйки, чаще их огневые волхвы — из арьев.
— Все равно не очень понятно, — вздохнула Велька. — Почему он, тот купец, вздумал предъявлять права на меня? С какой стати?
— Да-да, — Венко опять крепко ее обнял, — я хотел тебе сказать об этом, но позже. Тебе надо снять те знаки и никогда не надевать их. И не ходить больше на торг, неважно, одной или с кем-то. Хорошо бы Касмет просто забыл о тебе, мало ли арьев-полукровок можно где-нибудь встретить. А насчет его прав, знай, что некоторые роды арьев находятся под полной властью оборотней. Они проиграли войну. Они практически принадлежат оборотням, как рабы, ничего не могут решать за себя. Оборотень может взять любую женщину у арьев, если пожелает. И только благодаря огневым волхвовкам с арьями еще как-то считаются, их у них по-прежнему больше, чем где-то еще. А служат эти волхвовки оборотням-лесованам.