Вместе с двумя охранниками Бернат молча поднимал гостей Иржика за шкирман, выдавал подвернувшуюся под руку одежду и, подгоняя непроснувшихся выразительными взглядами и большими кулаками, спускал с лестницы, объясняя направление самым доходчивым образом. Последней из объятий спящего братца выпорхнула столичная балерина, на которую положил глаз сам Бернат.
Старший Измирский открыл окно. По мартовской прохладной погоде спертый и теплый воздух мигом сменился сырым и холодным. Голый Иржик пошевелился и промычал что-то неприличное. Охранник, кося глазом на хозяина, отчетливо хмыкнул. Бодрый ветерок залез во все щели спальни и даже подъезда, когда младшенький все-таки ощутил легкий дискомфорт и открыл заспанные и еще затуманенные алкоголем черные глаза.
— О, брателло! Ты мне снишься или сияющим ангелом решил в очередной раз спустить меня во мрачные круги ада? — Черноволосая голова наконец отклеилась от подушки и искренняя белозубая улыбка осветила затененную спальню.
Бернат, да и его охранники сразу заулыбались. При всей своей безалаберной жизни и наплевательском отношении к окружающим, Иржи был чертовски очаровательным молодым мужчиной. Глядя на него, хотелось улыбаться и просто отдать все, лишь бы этот человек дышал с тобой одним воздухом. Идеальная фигура, правда, невысокого роста, где-то метр семьдесят, белая кожа, черные брови, ровный прямой нос, изогнутые ласковой насмешкой губы и искрящиеся счастьем жизни глаза, утягивающие за собой всех, кто имел счастье, или наоборот, познакомиться с ним, покоряли и заставляли прощать все милые шалости, которые вытворял этот мужчина. Даже брат, знающий этого сорванца с колыбели вдоль и поперек, невольно засмотрелся в эти черные и бесконечно нежные омуты очей, приглушенные длинными ресницами.
Но у Берната все же был выработанный годами иммунитет. Поэтому он быстро очнулся и, сведя брови домиком, гавкнул:
— Оденься, паразит! Не порть мне охрану!
Иржи встал, и, игнорируя произнесенные слова, медленно, демонстрируя окружающим прекрасно вылепленное тело, потянулся к халату. Суровые мужики, будучи глубоко и счастливо женатыми, невольно проглотили слюну.
Запахнувшись и подпоясавшись, он взял бутылку с водой, выпил из горлышка половину и, вытирая губы изящной кистью руки, поинтересовался:
— И что я еще натворил?
Бернат вздохнул:
— Вот скажи мне, и как у тебя хватает времени писать картины, причем, превосходные, и всех баб в городе перетрахать?
— Врут. — Беспечно сказал Иржи. — Мне одна актрисулька как-то сказала, что они сами установили очередь к моему телу. Причем, некоторые из них, не в силах долго терпеть, места поближе перекупают. Но, честное слово, Бернат, они развлекаются самостоятельно, — он махнул рукой в сторону гостиной, а я в-основном, пишу картины. Потом, утомленный, ложусь спать, а утром просыпаюсь, а рядом — леди…
— И ты мне снова будешь врать, что ни с кем у тебя ничего не было?!
— Ну почему сразу ни с кем… Было. — Иржи опустил длинные ресницы. — Я — не святой. Иногда хочется. Но, пойми, я давно и взаимно женат на Музе. И только она, моя единственная Любовь…
— Достаточно. — Утомленно произнес Бернат. — Сегодня ко мне приходил крестный отец всех уважаемых людей господин Нодь. Скажи, его-то жена тебе зачем понадобилась? Хочешь, чтобы оторвали яйца?
— Грубо и глупо. — Иржи поднял глаза на брата. — Это какие-то местные интриги против тебя. Я его жену даже не знаю.
— О, Господи! — Бернат поднял глаза к потолку. — Почему ты этому бестолковцу отвалил немеряно красоты, но вложил так мало ума?
Господин Измирский — старший встал, прошел в кухню и принес оттуда недавно созданный портрет:
— Взгляни на это.
Иржи нехотя мазнул взглядом по своему полотну.
— Это? Ребекка — грешница. Понимаешь, есть в Писаниях такой сюжет, когда Ребекка, не будучи просветленной, а всего лишь маленькой блудницей, торговала собой у Еликкского Храма. И когда мимо проходил Учитель с учениками…
— Я читал Писания! Это, — Бернат ткнул пальцем в лицо блудницы, — кто?
— Натурщица. — Пожал плечами младшенький, причем шелковый халат легко соскользнул с одной стороны, обнажая грудь и предплечье. Взгляды охранников тихо свалились в небрежный вырез.
— Как ее зовут? — Продолжал рычать старший.
— Не знаю. Я утром встал. Подошел к окну. Смотрю, идет миленькая девушка. Знаешь, как раз во сне мне пришла идея этой картины, про Ребекку. А девушка овалом лица, разрезом восточных глаз так подходила для модели, что я выбежал и попросил ее попозировать. Она согласилась.
— Просто попозировать? В глаза мне смотри, бабник!
Иржи, исполненными печали и укоризны глазами, посмотрел на брата.
— Может, она принимает желаемое за действительность? — Улыбнулся младший. — Знаешь, ко мне много разных чудных персонажей приходит!
Бернат, словно впервые сюда попав, обернулся.
— Действительно. Пора заканчивать с этим бардаком! Я тебя женю!
— Нет! — в ужасе округлил глаза Иржи.
— О, да! — Изобразил Бернат улыбку людоеда-гурмана. — Имею право. Как старший в семье. А прежде чем я подберу тебе достойную невесту, ты уедешь из столицы. Хватит мозолить глаза запуганным мужьям, переплачивающим за охрану и слежку. Ты в курсе, что твоими похождениями кормится частная сыскная фирма и охранное агентство?
— Вот как? — Темные волосы изящной волной заструились по обнаженной руке. По закаленным телам охранников пробежала сладкая дрожь.
— Все, братец. Собирай свои кисти-краски и холсты. И прямо сейчас мы едем в Озерный Край. Там открылся шикарный отель. Поживешь пока там.
— Но, насколько мне известно, это совсем недалеко от столицы?
— Недалеко. Только без пропусков твои друзья и подруги до тебя не доберутся. А охрана отеля предупреждена и будет отсеивать подозрительный элемент еще на подходе.
— Может, тебе проще посадить меня в тюрьму?
Старший метнул на младшего грустный взгляд:
— Ни за что. Заключенных перепортишь. Выйдешь, а администрация будет хвататься за волосы и думать, что с этим голубым борделем делать!
— Ну, братец, я же не голубой! — Иржи надул губы и, оглядев себя, поправил халат. — И скажи на милость, чем же тогда, не видя людей, я буду вдохновляться?
— Озером, братец. Деревцами. Пора заняться пейзажами. Тем более, скоро лето.
Через три часа деловой граф Измирский-старший оформлял клиентскую карту в «Хрустальной звезде» на своего беспечного брата, уже строящего глазки проходящей мимо второй администраторше. Та раскраснелась и улыбнулась так, что всем стало ясно, что если бы не публика, то она отдалась бы ему в ближайшем кресле. Охранники тяжело и печально вздохнули.
Бернат, перед тем, как уехать, проконтролировал, как чемоданы, узлы с красками, мольберт, холсты и всякая необходимая для творчества химическая и растительная мелочь были доставлены в номер и распакованы.
— Смотри! — Старший раздвинул портьеры на окне. — Какой вид! Можно писать, не выходя из номера. Тут еще и лоджия есть! Все условия!
Младший кисло взглянул на древние ивы за окном и зевнул:
— Скука!
— Отдыхай, набирайся сил. Я поехал. Оставляю тебе одного из охранников. Завтра его сменит второй. Так что не расстраивайся, на твое божественное тело теперь ни одна красотка не покусится!
Бернат помахал Иржику рукой и вышел, поманив за собой охрану.
— Никаких баб и мужиков! Что плохое случится, уволю!
И, забрав с собой одного из них, он отбыл в столицу. Финансовые дела не любят длительных отлучек.
* * *Иржи, тем временем, прошел по номеру, заценил санузел и большую ванную комнату с джакузи. Потом, представив в пене обнаженную красотку с бокалом вина, он загрустил окончательно. Кушать после вчерашней или сегодняшней ночной трапезы не хотелось совсем. Он прошел в спальню и, не снимая верхней одежды, упал на золотистое покрывало, раскинув руки. Медленно обвел взглядом потолок, люстру, стены и мебель. Дорого и вычурно. Много золота. Молодой человек поморщился. Ну, в-общем, сам виноват. Надо было вначале посмотреть номер. Он поднял руку и дотронулся до лба. Откинул на покрывало свои длинные волнистые волосы. И как он дал себя уговорить? Нет, после вчерашнего он совсем ничего не соображал!
Он вспомнил дорогóй ресторан, куда пригласил его друг и директор галереи, по совместительству, отметить продажу очередного шедевра. Вечер, как всегда, они начали вдвоем. А потом чуть ли не полгорода собралось в маленьком зале. Кто-то поздравлял, кто-то что-то заказывал… А остальное Иржи вспоминал урывками, совершенно не помня, куда девался его приятель, как он очутился дома да еще с почти любовницей брата в постели. Печально! Видимо, именно от этого Бернат так взбесился.
Иржи, не вставая, скинул с ног туфли и подтянул ноги на кровать. Все-таки слишком рано его разбудили. Он повернулся на бок, натянул на себя кусок покрывала и закрыл глаза. Сладкая дрема постепенно смежила его очи, и он провалился в сон. И тот, теплыми руками разведя таинственную завесу между мирами, не отправил художника, как всегда это делал, в обиталище грез и иллюзий, а оставил его здесь, в номере.
И вот, в этом сне, напротив кровати, в кресле, сидела хрупкая женская фигурка. Светлые длинные волосы, легкое цветастое платье. Лица не было видно из-за света, льющегося из окна. «Интересно, как она сюда попала?» — вяло подумал Иржи. — «Вряд ли ее пропустила охрана. По стене, что ли?»
Тем временем, девушке надоело сидеть, и она встала. Плавно подошла к окну и повернулась так, что стал виден ее профиль. Точеный носик, пухлые губки, длинная нежная шейка и маленькая, но высокая грудь. Тонкие руки. Ветер легонько дул на пряди. И тут солнечный луч осветил ее головку. Волосы вспыхнули расплавленным серебром. «Какая красавица!» — подумал художник и… проснулся.
За окном уже догорал закат, и рама с форточкой были плотно прикрыты.
В теле чувствовались легкость и голод. Иржи встал, умылся, расчесал свои шикарные черные волосы, уложив их с помощью мусса волнами. Улыбнулся своему отражению. И действительно, Мать — Природа от всей души дала младшему брату то, чего напрочь был лишен брат старший. Иржи был не только красив и обаятелен, но и притягателен как талантливая личность. Бернат, более высокого роста, нежели младшенький, да и фигура, если вглядеться, тоже ничего, окрасом не удался совершенно. Волосы, когда-то серые и жидковатые, сначала поседели, а потом и вовсе опали за ненадобностью. Узкий и мягкий юношеский овал лица сменили жесткие носогубные складки умелого дельца. На пальцах выперли суставы. Семейный нос, присущий обоим братьям, но изящно смотревшийся у младшего, у Берната на конце скрючился и обзавелся небольшой бородавкой. Немного выпячивающаяся нижняя, тоже фамильная, губа у старшего вечно отваливалась от зубов, довершая ну ни капли не симпатичный образ. Но когда два брата находились рядом, то отблеск очарования младшего падал на черты старшего, и окружающие тоже начинали находить его интересным. Но зато Господь дал ему талант преумножать богатства, продумывать все наперед и никогда не ошибаться. И у этого железного человека была одна слабость — его безумно талантливый Иржик. Рано лишившись родителей, погибших в железнодорожной катастрофе, восемнадцатилетний студент Бернат Измирский возглавил родительскую фирму, со временем разросшуюся в холдинг, и вырастил, правда, чертовски избаловав, младшего брата, изо всех сил пытаясь заменить ему родителей.
Иржи вздохнул, вспомнив, как долго ломавший голову, чем бы занять безутешного ребенка, Бернат принес ему первые кисточки и краски. И как, придя домой вечером, умилился расписанной цветами гостиной. Ведь мальчуган больше не плакал, а сиял довольной улыбкой. А на самом видном месте, возле камина, он нарисовал две фигурки: побольше и поменьше. «Кто это, Иржик?» — спросил брат. «Ты и я!» — ответил перепачканный малыш.
Можно сказать, именно в этот день решилась судьба ребенка: она сделала его художником. Когда Иржи немного подрос, брат отдал его учиться живописи в школу при Академии. А потом, напрягая только психику брата, желавшего видеть младшего дельцом, Измирский-младший получил и превосходное академическое образование. Преподаватели восторгались и пророчили молодому дарованию прекрасное будущее.
Иржи усмехнулся своему отражению: да, он молод, красив, богат, занимается любимым делом. У него есть любящий и любимый брат, посвятивший ему свою жизнь. И чем он ему за это заплатил? Проблемами? А ведь Бернат, со всем его богатством, безумно одинок. У него нет жены, детей… Нет, конечно, поползновения были… Но Бернат быстро выяснял, что претенденткам на его руку требовались деньги и… тело Иржи. «Ты тогда обижался на меня и кричал, — усмехнулся младший, — но я-то чем виноват, если повода никогда никому не давал. Может, только самим фактом своего существования. И не мудрено, что Берната достала эта ситуация, заставившая упечь меня в эту золотую клеть».
Он вышел из ванной, надел белоснежную рубаху, сверху — мягкую свободную курточку типа короткого сюртука, свободные светло-шоколадные брюки и такие же туфли. Взяв карту от номера и свою кредитку, он открыл входную дверь. Там его взору предстал широкий, устланный ковром, коридор, опоясывающий наружным периметром номера, и узкие стрельчатые окна несущей стены. В межоконных промежутках и рядом с дверями располагались светильники, рассеивающие в воздух приятный, не напрягающий глаз, свет. Ну, а рядом на стуле, с газетой в руках, сидел охранник брата.
При виде вышедшего Иржи, тот вскочил и глупо заулыбался, не зная, куда девать газету и руки. Молодой человек улыбнулся в ответ:
— Вставай, пойдем в ресторан. Как тебя звать?
— Игнац Ковач… Можно Игнац… — Краснел и заикался здоровый мужик.
— Ну, просто Игнац, пошли, поедим. Приглашаю.
И Иржи, обнажив улыбкой кончики ровных белых зубов, пошел вперед. Вспотевший и пыхтевший, как паровоз, охранник — за ним.
Едва открылась дверь ресторана, к ним тут же подлетел весьма расторопный мужчина:
— Смею пригласить Вас в наш замечательный ресторан! У нас на выбор есть несколько столиков: у эстрады, где сейчас выступает наш ансамбль, вон там, под фонариками, в vip-зоне, у панорамного окна, но, к сожалению, сейчас темно и наших удивительных пейзажей не видно, и у стены. Там тихо, тенек. Специально для уединяющихся парочек. — Мужчина кинул оценивающий взгляд на охранниково мускулистое тело.
Иржи засмеялся:
— Вот как раз нам это местечко и подойдет. Не хотим светиться, знаете ли.
Метр пригласил их следовать за собой. И, снимая со стола табличку «Забронировано», он немного наклонился к молодому человеку и шепнул:
— Вы не смогли бы мне оставить свой автограф? Моя жена так любит ваши работы! У нас Вашими портретами и репродукциями вся стена увешана!
Иржи засмеялся:
— Ну, раз так, тогда, конечно. — Взяв протянутую ручку, он спросил: — Жену зовут как?
— Агнета, с Вашего позволения!
И тогда, закусив губу, Иржи написал на протянутом листке:
«Милой Агнете — с безграничным уважением к Вашему бесконечному терпению… — Иржи Измирский».
— Так пойдет? — пряча в глазах шальные искорки, спросил он.
— О, да! — начал кланяться мужчина. — Она действительно, с бесконечным терпением ищет и скупает репродукции… Вы же понимаете, что Ваши работы мне не по карману…
— Ничего страшного. Будете директором ресторана, купите ей эскиз. Они гораздо дешевле!
И, пригласив охранника присесть, сам уселся спиной к залу. Пробежав глазами меню и карту подаваемых вин, Иржи сделал заказ для обоих. Блюда были выше всяческих похвал, и они вдвоем отдали им должное, запивая терпким красным вином.
Тем временем на эстраду, после какой-то, стилизованной под народную, музыки, вышел конферансье и промурлыкал в микрофон:
— А теперь встречайте! Мадемуазель Эстер!
Народ в зале радостно зааплодировал.
— Она споет чудесную балладу, написанную по мотивам легенд, окутывающих своими мистическими тайнами это место!
— Просим! — раздавались отдельные пьяные выкрики. Иржи удобно откинулся на спинку стула и покатал на языке сладко-вяжущую жидкость. Мысли, под влиянием хорошего ужина, поплыли, обращаясь в зрительные образы, куда начал вклиниваться нежный и грустный голосок певицы: