Иен покинул гостиницу в широкополом плаще и с мешком бутылок с воткнутыми в горлышки пропитанными тряпками, а в кармане у него был стратегический запас спичек. Он шел по грязной от буро-красной грязи дороге и запахам смерти в сторону Ристалища. Над черными силуэтами зданий, вырезая их контуры в темноте оранжевым ореолом, как ребенок вырезает фигурки ножницами из цветного картона, поднималось зарево пожара, будто солнце заходило где-то на востоке. Но нет, конечно, оно оставалось высоко в темно-багровых небесах, непроницаемая черная сфера дьявольского ока.
Он простирал свое сверхчувствительное обоняние над темными стенами зданий, чуя запахи бензина, пороха, отвратительный запах тошнотворной лакрицы и чего-то ягодного. Щупальца запахов протянулись в воздухе над шиферными крышами, и исток этих запахов находился в Ристалище, в гетто Иных.
Иен судорожно сглотнул, зажмурив глаза, пустив две горестные слезинки по щекам. Вся эта чужая боль, выброшенная в воздух с потом, касалась носа и таяла на языке как тошнотворный леденец. Он переступал обглоданные тела, выстрелом револьвера добивал тех, кому уже не в силах был помочь. Неподалеку от дороги по слякоти тянулась колея от колес, а возле перевернутой набок самоходки, врезавшейся в витрину какого-то ломбарда, Иен увидел двух прокоптусов, пожирающих жирного водителя под сопровождение его хрюканья и булькающих звуков. Иен зажег тряпку в бутылке водки и с силой бросил ее в их сторону, разбив бутылку о кузов самоходки. Озорные языки пламени расплескались по сторонам, и злобные духи вспыхнули маленькими солнцами.
Сверху послышалось дребезжание крыльев, еще один прокоптус, выпустив из своих когтей обезглавленное тело тучного мужчины (оно упало и нанизалось на пик крыши, как на шампур), спикировал на охотника. Он уклонился, зажег тряпку в очередной бутылке и бросил рогачу в костяной лоб. Оранжевое пламя охватило тварь ослепительным коконом, и прокоптус упал в слякотный сугроб как комета. Иен шел дальше, и все чаще натыкался на прокоптусов и горы потрошеных трупов, среди коих толпились пищащие крохоборы, а над речными каналами мигали блуждающие огоньки.
- Иен, сзади! - закричал Мигель, направляя в его сторону дуло охотничьего ружья.
Иен поддался вперед, у него над ухом просвистела пуля и толкнула в костяной лоб прокоптуса за его спиной, она отлетела на несколько ярдов назад и завалилась замертво.
Дурарара и его бойцы устроились за оградой из мешков с картошкой перед входом в "Фаворит". Неисправный голографит вывески над входом сейчас моргал как маяк.
- Не стреляйте, - закричал Иен им, размахивая руками.
Тварь за спиной Иена задергалась, из ее белесого живота наружу вырвались ее копии в коконах. Он зажег тряпку в бутылке и собирался бросить, когда просвистела пуля у него под ухом, и второй прокоптус с дичайшим ревом льва набросился на него со стороны. Он выпустил бутылку, та ударилась об асфальт и расплескала танцующий ковер языков огня. Иен толкал руками напавшую тварь в рога, не давая ей приблизить ужасающую пасть, ее смрадная слюна, отдающая мертвечиной и малиновым компотом, текла на щеки и шею, а лиловый язык-червь хлестал по лицу. Иен почувствовал, что руки начинают уставать под дьявольским напором прокоптуса, просвистел выстрел, угодивший в жука, облепив лицо Иену паточной кровью из рваной дыры.
Только тогда ему удалось скинуть прокоптуса с себя.
- Вставай, быстрее, - закричал ему в ухо Мигель, схватив за руку.
- Спасибо, - пробормотал он и поднялся. - Их можно окончательно убить огнем и больше ничем. Тащи керосин, алкоголь, все что воспламеняется.
Им пристало удерживать свои позиции перед входом в клуб, прокоптусы летели на моргающий свет вывески, как бражники на пламя свечи. Они пикировали к ним, бросая на дорогу, зубья оград и копья шпилей домов гуттаперчевые туловища с оторванными по шейные пеньки головами. Выстрелы из двух охотничьих ружей сбивали их с воздуха, и они грузно падали рогами вперед на земную твердь, раскидывая комья слякоти и снега. Мгновение тела улыбающихся до ушей демонов не шевелились и, прежде чем из их лон появлялись нимфы, Иен забрасывал их бутылками с зажженными тряпками.
Расплескивалось оранжевое пламя, черный дым поднимался столбом к самому небу. Мигель и его бойцы не заметили двух прокоптусов на крыше клуба. Те накинулись на них сверху, громила-охранник умер от сломанной шеи. Борец-зек встал на дыбы, замахнулся зажигательной смесью в мутно-зеленой бутылке с горящей тряпкой, однако вторая тварь накинулась на него. Он обронил бутылку и разбил, пуская в пляс ковер огня под своими ногами.
Сразу же огонь перекинулся на духа, и тот сгорел.
Татуированный краснолюдок пытался побороть второго прокоптуса в рукопашном бою, но по своей туполобости не взял в расчет не только силу противника, но и его когти-шпильки, и так он пал, придерживая руками вывалившиеся из разреза на животе кишки. Иен выстрелил из револьвера твари в голову, и она повалилась, тогда он разлил по ней керосин и поджег. Спустя еще двадцать минут оборонительного сражения, они с Мигелем остались совершенно одни перед сонмищем лучафэрских бесов. Запахи дизеля, крови и лакрично-ягодного смрада заполняли чувствительный нос Иена липким дурманом. Тварей все никак не становилось меньше, они окружали Мигеля и Иена плотным кольцом, ступая по горелым трупам собратьев, вырезаясь черными тенями на фоне полыхающего пожара.
Вдруг все буйство ревущего огня, рычания жадных до плоти чудовищ и чавкающая поступь их каблуков затмил предупредительный гудок военного дирижабля. Он, черный и грузный, был охвачен золотистым коконом пламени и падал, накренившись алюминиевым килем вниз. Прокоптусы сразу разлетелись с оглушительным верещанием, а Иен и Мигель побежали в сторону от линии падения военной махины. Срезав каркасным брюхом крыши и верхние этажи домов, он проволочился несколько сотен ярдов, руша стены в кирпичное крошево. А затем произошел взрыв совсем рядом с ними, Иен упал лицом вверх.
Он чувствовал, как по щекам течет что-то мокрое, слух пробирал колокольный звон марианского прихода, глаза встретились с дьявольским зеницей луны, закрывшей собой солнце. Там, вверху, над рокочущим городом была только бурая тьма, и ангелы исполины не снизошли с Райского первозданного сада к людям, дабы дать рогатым бесам Родителя лжи отпор, как завещала песнь о Воскресенском дне. Первоотец был мертв, божественные колоски еще не взошли в окровавленной почве, а людской молитвы было слишком мало, для того чтобы остановить весь этот ад земной.
Из последних сил оставаясь в сознании, Иен пытался молиться мертвому Богу.
* * *
- По рукам-ногам стреляй, - кричал Маркус, сорвав горло.
- А, что я, по-твоему, делаю, а? - отхаркнула Анна, опорожняя пистолеты.
- Вон тому ты попала в горло, он уже начал раздваиваться!
- Это у меня бедро сломано, не у тебя, - кричала она. - Попробовал бы ты попадать с моей-то болью! Ханна, быстро перезаряди...
- Они приближаются!
- Я без тебя вижу, Логан, будь так мил, заткнись!
- Есть, - объявила Ханна, возвращая ей в руки пистолеты.
Прокоптусы теснились в тесном туннеле и стремительно наступали им на пятки.
Анна то и дело пыталась расстрелять их по конечностям, а те из них, кто оказался слишком близко с ними, оказывался с пеньками вместо рук и ног милостью Маркуса и его лезвия. Уже не один час они продолжали блуждать по бесконечным коридорам, стараясь отыскать выход на поверхность из затхлых катакомб, но пока безуспешно. Когда случился обвал прямо над гнездовищем духов, площадка балкона накренилась, и им едва удалось не разбиться насмерть. После этого их преследовали демоны, однако сейчас им удавалось уйти, и, наконец, они завалили последнего из них и оказались в магической лаборатории отступников.
Закрыв проход с того коридора, с которого они пришли, бронированной дверью в заклепках, они сделали короткую передышку, пока Волчонок не вынюхает в какой из трех лазов впереди им нужно пройти, затем чтобы выбраться в город. Маркус безотлагательно наклонился к ней, дабы оценить ее состояние. В скорбном зареве восковых свечей, везде понатыканных в ниши с мумиями, она выглядела хуже: кожа бела, точно накрахмаленная простыня, струи пота вуалью стразов покрывали ее обескровленное лицо.
Она отмаливалась, мол, все в порядке, но это было не так.
Стрельба ухудшала ее положение с бедром: из-за глаза, она много мазала, и стрелять приходилось вдове больше, значит ей и дергаться от отдачи приходилось больше, что не лучшим образом сказывалось на бедре. Перелом бедренной кости - не шутка.
Сейчас Анна уже объективно оценивала свои шансы выбраться на поверхность, как маловероятные, и было кое-что еще, о чем она не рассказывала никому, что она прятала от глаз Маркуса сейчас и все полгода, что они работали вместе.
Ханна обнаружила, что запас золоченых пуль закончился, потому она села рисовать на рулоне бумаги чернильным пером, чтобы потом нарезать и получить немного меток на всякий пожарный, несколько раз по невнимательности и усталости ошиблась с завитком противомагическими знаками, и они вспыхнули, поджигая бумагу. Она вскрикнула, сунув обожженный палец в рот. Так или иначе, ей удалось намалевать меток из найденных в типографском станке в лаборатории листков.
- Похоже, что после закрытия конторки "Правдоруба", они обустроили типографию у себя в подземельях, - шепотом объяснила Анн и гладила голову Збынека, улегшегося у нее на коленях головой.
Маркус с сомнением смотрел на черного пса, внутренне проклиная себя за то, что не узнал ключ-слово, активирующее грима. Грим, пусть это незаконный метод магоборства, очень был бы полезен сегодня.
Волчонок стоял вдалеке, внюхиваясь в душный воздух. Вдруг один громкий хлопок, вся вековая пыль и камешки колонн и потолка посыпали на их головы. Последовал второй хлопок, и стены хрипло задребезжали. Дверь с заклепками вогнулась внутрь, как будто на железном полуметровом листе возник большущий фурункул.
Звякнула шпага Ханны, покинувшая лоно костяной трости, Волчонок встал на дыбы, и даже Збынек выступил вперед, рыча, готовый встретить непрошеных гостей. Скоро в двери с жутковатым лязгом открылся рваными лепестками цветок дыры, через которую прошли три мага, среди них тот самый повелитель мух. Он распахнул свой грязный серо-коричневый плащ, его живой труп, сухопарый и белый, покрывали рябящие в свете свечей мухи, они шебаршились на рубиновом опале амулета. Он встал в боевую стойку, напустил на ауто-да-феров скоп мушиного роя и кричал команды своим товарищам.
Один из магов был полностью лишен тела, а его бритая голова была присобачена к трубчатой шее на железный остов скелета с ворохом кабелей и шлангов в области пупа. Трепыхающееся сердце в застекленной сфере в рамке колец из темного металла гоняло по прозрачным трубкам что-то желто-зеленое, пустые глазницы мага вспыхивали алым огнем из-за темных окуляров, лысину его крыл стеклянный купол. Жердевые ноги кончались с-образными стопами по форме изогнутой лыжи, а его руки были точно клешни богомола с бритвенными зазубринами.
Ханне удавалось отбивать выпады клешнями врага ловко, но трудно, пот скользил по ее щекам от напряженной сосредоточенности. Искусственное тело мага зычно лязгало и свистело в воздухе от нечеловечески быстрых движений выкидных рук. Эти руки резали воздух, выбрасываясь как маленькие катапульты, норовя отрезать магоборке голову. Она сделала выпад точно в сердце мага, но шпага лишь соскользнула с армированного стекла с жалостливым визгом.
От очередного выпада руки-катапульты она отпрыгнула назад, перекувыркнувшись, и заприметила, что в полете он срезал несколько пружин ее волос. Маг осклабился, стянув паутину морщин на своем желтоватом пергаменте лица. Ханна судорожно думала, где же он спрятал свой амулет, который должен был служить источником силы для работы всего дьявольского механизма. Она глянула на покрытые наплечники, напоминающие здоровых мокриц. Сделала удар по левому наплечнику, сорвав, под ним ничего не оказалось.
Ей стало предельно ясно, что амулет должен был находиться тогда под правым, но маг сразу понял, что она хочет сделать. Он повернулся к ней своей левой половиной тела и начал читать литании колдовства, направив в ее сторону пальцы-щупы с крохотными дулами. Вокруг его правого наплечника задрожал едва-едва заметной рябью прозрачный воздух, из дул щупов выскользнул свет ослепительно-белым конусом, он ударил пузатую колонну и свалил ее прямо на Ханну. Он повторял это снова и снова, но Ханна ускользала от него как песок сквозь пальцы.
- Волчонок! - закричала Анн, в попытке как-то помочь, тот с неистовством кинулся на мага, схватил за руку и не без усилий вырвал ее.
Из оборванных трубок потекла желтая смесь с резким запахом.
Ханна тотчас обежала мага со спины и напала на него, стиснув руками.
Как и следовало ожидать, нуллифицирующая аура остановила механизм, и маг упал на палки-ноги под ее весом, тогда Волчонок взялся за его голову и отодрал от тела вместе с хвостом позвоночника, рвя тоненькие проволочки связующих нейронов.
Второй маг телекинезом кидался в Маркуса всякими вещами, тот закрывался рукой. Мушиное облако сгущалось, портя видимость, Ханна метнула в мага несколько новеньких меток, но он легко от них отпрыгивал. Она выругалась про себя и решила, что нарисовала их неправильно. Тогда она вспомнила про то, как она недавно обожглась, и стала искать перьевую ручку, дабы нарисовать неправильную метку. Быстро-быстро вырисовав литеру с лишней завитушкой, она скомкала бумагу и запустила смятый шар в мага, когда метка, наконец, вспыхнула огнем, как маленькая падающая звезда или фейерверк, и ударила мага в грудь. Он попытался смахнуть с себя огонь, тот быстро захватил кусочек балахона, этой заминки было достаточно, чтобы Маркус налетел на мага коршуном и вонзил выкидное лезвие в горло.
Маг так и обмер с выражением досады на морщинистом лице.
Повелитель мух заклинал, скопище мух собралось в облако по форме кулака над его головой, но не успел он нанести удар, как кинокефал наскочил на него, и вогнал со всей силищей в его грудную клетку, прошибив ребра насквозь, один из золоченых пистолетов Анны.
Струйка крови скользнула через рот мага, разрезав напополам подбородок.
- Этот последним был, - выдохнул Маркус и вытер ладонью пот с лица. - Анна?
Но она молчала, он обернулся к ней.
* * *
Иен очнулся нескоро, где-то под вечер, когда небо обагрял пунцовый закат солнца, а по розовым курчавым облакам-овечкам ленно позли светлячки армейских дирижаблей.
- Иен? - произнес приторный голос. - Ты живой?
Когда его глаза сфокусировались, он увидел, что лежит в кирпичном коробе дома, оставшегося без крыши.
Мигель помог ему подняться.
- Живой, вроде бы... - он помотал головой и уперся рукой об обои в горошек, глядя через мутно-охровый оконный проем на разгромленную улицу Ристалища. - Не тяни пса за яйца, рассказывай все что знаешь.
- Когда тот дирижабль навернулся и разнес дюжину домов, я встал первым, увидел, что ты в обмороке и оттащил в безопасное место. С тобой все должно быть в порядке, цел и невредим, вроде как, я все же не врач. Очень скоро пришел экзорцист, а там и флотилия вся городская подтянулась, стали высаживать наземную пехоту для расчистки улиц. Я с тобой тут оставался все время, перевязал тебе голову, ничего такого, ссадина обычная, и ждал новостей. Когда пришли военные с армейскими магами, я вышел спросить у них что да как. Теперь более-менее безопасно выходить... клуб мой теперь воспоминание лишь...
- Мне жаль.
- Уму непостижимо, сколько народу полегло, - сказал он. - Гетто, говорят, устояло, хоть с них все и началось, но твари половину Приюта всего съели, как саранча пшеницу, и почти добрались до западной половины Каннескара. Просто кровавая феерия.
Улицы Каннескара не уступали по пунцовости заходящему солнцу, откидывающему по ало-бурым слякотным дорогам длинные аспидно-черные тени домов. Куда ни глянь - всюду горы пережеванных людей и груды пепельно-угольных мумий рогатых бесов. Шел снег, но тотчас таял, коснувшись изрытой бульдозерами и сапогами пехоты красно-бурой грязи. Иен крепко держал свой нос платком, не желая чуять отовсюду сладковатый смрад разложения, бензина, выхлопов дирижаблей, помета лошадей экзорцистов, пороха, пота солдат, ягод и лакрицы.