Конан в Чертогах Крома - Робертс Джон Мэддокс

Окошко было высокое и узкое, с остроконечной аркой наверху и замысловатой лепкой кругом. Сквозь него доносились удары большого барабана, висевшего на бронзовых столбах над Великими Вратами Хоршемиша. Низким, гулким ударам немедленно вторили другие барабаны, подвешенные над одиннадцатью менее значительными воротами города. Их бой означал, что тяжелые дубовые створки вскоре должны были сомкнуться на ночь. Всякий, кто, задержавшись снаружи, не успеет прошмыгнуть вовнутрь, вынужден будет заночевать вне стен, на травянистых лугах. За попытку проникнуть в город до наступления утра грозила смертная казнь.

Женщина, сидевшая у массивного стола, оторвала взгляд от листа тонкого пергамента, на котором она выводила змеящиеся стигийские иероглифы. Последние алые лучи закатного солнца вливались сквозь стрельчатое окно. Они играли на браслетах в форме змей, украшавших обнаженные руки женщины, и на золотой диадеме в виде кобры, что охватывала ее лоб повыше прямых черных бровей. Женщина сделала жест рукой, и высокий мужчина, неподвижно стоявший в углу комнаты, шевельнулся и подошел. Он был одет так, как одеваются жители пустынь восточного Шема.

- Время пришло, Мулэй, - сказала женщина. - Ступай разыщи того человека, о котором нам говорили, и приведи его сюда. Да не забудь, вели хозяину прислать еще светильников. Я хочу как следует разглядеть того человека, когда он придет.

Мулэй прижал руку к груди и поклонился:

- Как прикажешь, моя госпожа.

Широкая лестница вывела его во внутренний дворик, мозаичные плитки которого окружали мраморный бассейн посередине. Передав распоряжение насчет ламп, Мулэй прошел под островерхой аркой и оказался на узкой улочке.

В это время суток на улицах оставались одни только пешеходы. Животных, принадлежавших караванщикам и селянам, устраивали на ночь в загонах и стойлах вне городских стен. Мелкие купцы, весь день торговавшие на ковриках и под навесами, сворачивали свои пожитки.

Время от времени Мулэй обращался к местным жителям, спрашивая дорогу, и постепенно забрался в самую старую часть города. Улочки здесь были еще более узкими, здания - еще более ободранными и неприглядными, а населял их еще более шумный народ. Если в других местах все уже закрывалось до наступления утра, то здесь, наоборот, с наступлением темноты жизнь только начиналась. Размалеванные женщины в весьма откровенных нарядах зазывно окликали Мулэя. Он не обращал на них внимания. Его походка и осанка свидетельствовали, что это был не какой-нибудь досужий бабник, а гордый житель пустыни, отпрыск знатного старинного рода. Хватало на улочках и ворья, но смуглое, украшенное шрамами лицо и свирепый взгляд мгновенно отрезвляли любого, взлелеявшего крамольную мысль покуситься на его кошелек.

Гостиница, которую он разыскивал, оказалась сущим клоповником. Штукатурка, когда-то белая, пластами отваливалась от стен, обнажая неприглядные, грязно-бурые глиняные кирпичи. Мулэю пришлось низко пригнуться, чтобы проникнуть сквозь дверь в плохо освещенную, задымленную общую комнату. К нему, вытирая руки о грязный фартук, тотчас подошел пузатый коротышка.

- Добро пожаловать, господин мой! - сказал хозяин гостиницы, перекрывая жалобное пиликанье инструментов немногочисленных музыкантов, начисто лишенных слуха. - Что прикажешь подать? Еды, вина? Может быть, тебе комнату? У нас есть все, что только душеньке угодно...

Мулэй показал ему серебряную монетку и шепнул на ухо несколько слов. На лице хозяина отразилось несказанное изумление.

- Киммериец?

- Да, господин, он здесь, но что тебе до этого негодяя?..

- А вот это уж не твое дело, - ответил Мулэй. - Просто проводи меня к нему.

И он оглядел комнату, высматривая человека, который подходил бы под описание, данное его хозяйкой.

"Этим киммерийцам присуща особая порода, - сказала она Мулэю. - Тот человек будет высокого роста, темноволосый. Возможно, с голубыми глазами. Кожа - белая либо загорелая, в зависимости от того, много ли он торчал последнее время на солнце. Кроме того, он почти наверняка окажется быстрее и сильнее большинства обычных мужчин. И еще он, как все эти северные варвары, скорее всего, обладает непредсказуемым нравом и ужасающей вспыльчивостью. Так что держи с ним ухо востро!"

В общей комнате не обнаружилось никого, к кому могли бы относиться эти слова. За столиками сидели небольшие компании горожан и приезжих, в большинстве своем караванщиков. Кое-где медленно, лениво постукивали игральные кости: уже по одному этому можно было сказать, что час еще не поздний. В дальнейшем, после нескольких кувшинов вина, здесь станет куда как шумно и, чего доброго, дойдет до потасовки с неизбежным вмешательством городской стражи.

Хозяин гостиницы проследил взгляд Мулэя и сказал ему:

- Нет, твой парень не здесь... хотя весь этот месяц от него здесь было не продохнуть. Идем со мной, я тебе покажу, где он.

Следом за ним Мулэй пересек комнату и поднялся наверх по раздолбанным деревянным ступеням. Верхний этаж был разделен тонкими перегородками на множество узеньких полутемных клетушек. Хозяин снял с крючка на стене фонарь и, подойдя к самой дальней и самой маленькой комнатке, поднял фонарь повыше. Вход не был закрыт не то что дверью - даже занавеской, и Мулэй без помех заглянул внутрь.

Один взгляд - и тонкие губы жителя пустыни скривила презрительная улыбка:

- Вот это и есть великий воин из Киммерии?.. - спросил он недоверчиво.

Обитатель комнаты полулежал, приткнувшись спиной к дальней стене, и чуть слышно посапывал во сне. Крупные руки были скрещены на животе, косматая всклокоченная голова свесилась на грудь. Единственной одеждой ему служила белая набедренная повязка, а на ногах красовались сандалии с дырами на подошвах. Все убранство комнаты составлял тонкий коврик.

- Он сказал, что его зовут Конан, - принялся объяснять хозяин гостиницы. Месяц назад он явился сюда, разодетый, точно туранский полководец. У него был великолепный конь, богатое седло, меч, лук, доспехи - словом, все как полагается. И деньги были... Он и давай тратить их направо и налево. Каждый вечер он играл в кости со своими приятелями и поил их вином. Когда деньги кончились, он проиграл и оружие, и коня, и все остальное. Теперь у него из имущества остались только жалкие лохмотья. Нынче утром я попытался было выкинуть его вон, но он отказался съезжать и еще пригрозил, что свернет мне шею. Вот я и решил - подожду-ка до вечера, пока явится стража с обходом: пускай его заберут!

- Значит, он просто воришка, - сказал Мулэй. - И притом глупый. Наверняка все то, с чем он прибыл сюда, было краденым. Какой из него воин?.. Ну, да я всяко должен его доставить... Ступай, хозяин, только оставь мне фонарь.

Коротышка выразительно передернул плечами и сделал как ему было сказано.

Мулэй повесил фонарь на деревянный гвоздь, присел на корточки подле спящего киммерийца и протянул руку, намереваясь тряхнуть его за плечо. И тут произошло неожиданное. В тот миг, когда его пальцы коснулись бронзовой кожи, снизу вверх выстрелила мускулистая рука и ухватила его за шею. Мулэй потянулся к кинжалу, но на рукояти оружия уже сомкнулась вторая рука киммерийца. Это была здоровенная мосластая лапа силищи невероятной. Одновременно варвар открыл глаза, и Мулэй невольно отметил про себя, что глаза были ясными и трезвыми. Обычный человек, пожалуй, еще долго моргал бы на свет, тяжело соображая, что к чему. А этот... Мулэй знал, что парень не хитрил, прикидываясь спящим. Он действительно спал.

- Ты полагаешь, пес, меня так просто ограбить? - прорычал киммериец. Голос у него был низкий, и говорил он с резким акцентом.

Его рука сдавливала Мулэю горло, но тот умудрился выдавить даже с некоторым достоинством:

- А ты воображаешь, будто мне так уж нужна твоя засаленная набедренная повязка или прохудившиеся сандалии?..

Пальцы на его горле слегка ослабили хватку.

- Тогда какого рожна ты, собака, мне спать не даешь?

- Я пришел сюда, - сказал Мулэй, - чтобы отвести тебя к моей госпоже. Она хочет, чтобы ты исполнил для нее некоторое поручение, и обещает щедро заплатить за работу.

Киммериец выпустил его и поднялся на ноги. Он оказался выше ростом, чем ожидал житель пустыни.

- Что за поручение? Я согласен драться за деньги, но учти: я тебе не какой-нибудь там наемный убийца. И не дурак, которого легко провести...

Мулэй оправил одежду. Он был возмущен поведением киммерийца и в особенности тем, как тот позволил себе обращаться с его персоной. Он ответил:

- Моя госпожа сама скажет тебе, что ей надо. Идем.

Киммериец потянулся, разминая суставы.

- Я двое суток не ел, - сказал он. - У меня брюхо к спине прилипло. Какая служба с меня, если я от голода свалюсь по дороге?

- Я куплю тебе ужин, варвар, - проговорил Мулэй, весь содрогаясь внутри от ярости. - Пойдем вниз, и можешь есть, пока не треснешь.

- Не тресну, - ухмыляясь, успокоил его Конан. - Побеспокойся лучше, хватит ли у тебя денег заплатить за все, что я в себя запихну!

... Мулэй осторожно поскребся в двери покоев своей госпожи. Конан-киммериец сполна сдержал обещание: слопал столько, что хватило бы наесться троим, и по ходу обильного ужина значительно повеселел. Вот только вином его поить прежде разговора с госпожой Мулэй категорически отказался.

Когда они вернулись вдвоем в самую дорогую гостиницу Хоршемиша, ее хозяин воззрился на высоченного, практически голого варвара с изумлением, переходившим в откровенный ужас. Конану на мнение какого-то там горожанина было глубоко наплевать. Другое дело, его внешность могла произвести неблагоприятное впечатление на возможную нанимательницу...

На осторожный стук Мулэя отозвался женский голос:

- Войди.

Двое мужчин шагнули через порог.

- Госпожа, вот киммериец, которого ты пожелала видеть. Его зовут Конан,

С этими словами Мулэй отодвинулся в сторонку, и Конан уставился на женщину. Она была прекрасна. Черные волосы, ровно подстриженные над бровями, смуглая кожа, точеные черты аристократки. Большие черные глаза, густо обведенные сурьмой. Эта сурьма, украшения в виде змей и аскетические черные одеяния яснее ясного говорили, что перед Конаном была стигийка. Стигию киммериец не любил. Уж больно много там было колдунов и всякого древнего зла!

- Я - Хатор-Ка, - представилась женщина. - Подойди ближе.

Конан неохотно повиновался. Женщина обвела его неторопливым, внимательным взглядом, не пропустив ни единого дюйма плоти, начиная с пальцев ног и далее вверх. Чувствовалось, что она по достоинству оценила мускулистые бедра, поджарую талию, широкую грудь, сильные руки с широкими, жилистыми запястьями фехтовальщика.

- Повернись кругом, - приказала Хатор-Ка. Конан повиновался, не особенно понимая, с какой бы радости ему ее слушаться. Стигийка вновь подвергла его столь же тщательному осмотру, на сей раз со спины. Затем проговорила: Кажется, ты подходишь.

Конан вновь повернулся к ней лицом. Он попытался оценить ее возраст, но поди пойми что-нибудь по неподвижной, бесстрастной стигийской физиономии. К тому же совершенно лишенной признаков возраста. Сколько ей лет?.. Все что угодно, от двадцати до сорока. И еще. Он вполне отдавал себе отчет в том, что женщина была прекрасна. Вот только красота эта почему-то нисколько не вдохновляла его как мужчину.

- Стало быть, ты киммериец, - сказала она. - Мне как раз требуется именно киммериец.

- А зачем тебе именно киммериец? - спросил он. - Прежде меня нанимали за то, что я неплохо дерусь, а временами - даже за то, что я опытный вор. Но еще ни единого разу - за то, что родом я из Киммерии!

Она слегка откинулась в кресле. Ее глаза были бездонны и непроницаемы.

- Я хочу, чтобы ты выполнил для меня некое поручение, связанное с поездкой на твою родину. Я хочу, чтобы ты отвез кое-что во вполне определенную пещеру в киммерийских горах. В качестве вознаграждения... - Ее рука исчезла в складках одеяний и вынырнула с кожаным мешочком. Мешочек упал на стол, громко зазвенев. - В качестве вознаграждения ты получишь вот это. Открой.

Конан взял мешочек и распустил завязки. Огоньки свечей заиграли на золотых монетах отменной аквилонской чеканки. Душа киммерийца возликовала, но ни на лице, ни в голосе не отразилось ничего, что могло бы выдать его чувства.

- И каковы же, - спросил он, - твои условия? Как обычно - половину сейчас, половину потом, когда сделаю дело?

- Нет. Если согласишься выполнить мое поручение - получишь все прямо сейчас.

- Ты слишком доверчива, - сказал Конан. - Почем тебе знать, что я не выкину твою посылку в ближайшие кусты, как только выеду отсюда?

- У меня много качеств, киммериец, - ответила Хатор-Ка. - Однако излишняя доверчивость в их число отнюдь не входит. Я слышала, люди твоего племени твердо держат данное слово. Дай клятву, что не подведешь меня и выполнишь поручение.

- Что ж, воля твоя, - сказал Конан. Подбросил мешочек и поймал его обратно в ладонь. - Клянусь доставить эту твою штуковину в Киммерию и отнести ее в горную пещеру, о которой ты говоришь.

- Этого недостаточно, - сказала Хатор-Ка.

- Почему? - спросил он озадаченно. - Я же дал слово! Я от него не отступаюсь!

- Ты должен, - потребовала она, - поклясться именем Крома.

Конан думал только о том, как бы скорее заполучить золото: размышлять ему было некогда.

- Хорошо, - сказал он. - Клянусь Кромом, что выполню твое поручение.

... Он пожалел об этих словах сразу, как только они сорвались у него с языка. Он с радостью отдал бы все золото, только чтобы их вернуть. Что могла эта женщина знать о Кроме?.. И каковы были ее действительные намерения?..

Хатор-Ка вновь поудобнее расположилась в кресле. На ее лице появилась жестокая улыбка.

- Этой клятвы ты не можешь преступить, киммериец, - сказала она. - Мы, стигийцы, многое знаем о самых различных Богах. Твой Кром безжалостен. Он не потерпит, чтобы кто-то всуе произносил Его имя!

- Вот это истинная правда, - нехотя признал Конан.

Женщина кивнула Мулэю, и тот отошел к роскошному сундуку, стоявшему в углу комнаты. Вынув из складок кушака увесистый ключ, житель пустыни отпер сундук и поднял крышку. Из глубины сундука появилась небольшая серебряная бутылочка, запечатанная свинцом. Конан заметил на печати иероглиф удивительно неприятного, смутно беспокоящего вида. Хатор-Ка взяла бутылочку из рук слуги и передала ее Конану. Тот безо всякого энтузиазма взял сосуд и про себя удивился его легкости.

- Судя по весу, - сказал Конан, - бутылка пустая.

- Она не пуста, - заверила его Хатор-Ка. - В том, что тебе предстоит сделать, нет ничего сложного. Когда проникнешь в пещеру, разведи огонь. Потом откупорь бутылочку и вытряхни ее содержимое в пламя. При этом ты должен трижды громким голосом произнести мое имя. Тебе все понятно?

Конан почувствовал, как шевельнулись волосы на затылке. Колдовство!.. С которым он предпочитал по возможности не связываться!.. Но деваться было некуда: он дал свое слово. "Да накажет Кром меня, дурака", - подумал он зло. А вслух спросил:

- И что потом?

- На этом твоя работа будет окончена. Дальше поступай как знаешь, сказала она.

- Ладно, - пробурчал он, - все вроде выглядит просто. Ну и в какой горе твоя пещера? У нас в Киммерии полным-полно гор, и почти в каждой - пещеры...

- Пещеру, которая мне нужна, ты найдешь без труда, - сказала Хатор-Ка. Известна ли тебе гора, именуемая Бен Мор?

Тут-то сердце у Конана не то что просто упало - прямо-таки провалилось в самые сандалии.

- Бен Мор?.. - прошептал он благоговейно.

- Совершенно верно. Бутылочка должна быть опорожнена в огонь на рассвете в день осеннего равноденствия, в огромной пещере восточного склона горы, именуемой Бен Мор. - Хатор-Ка улыбнулась при виде откровенного ужаса, отразившегося на лице варвара. - Что-нибудь не так, Конан? Ты ведь, по-моему, считаешь себя героем. Неужели у тебя кишка тонка предпринять небольшое путешествие, влезть на гору и забраться в пещеру?