А медведи уже вытащили колесницу на берег, и под колесами заскрипел песок. Мы продолжали путь, только теперь резко повернули к востоку, вдоль берега мрачного, отвратительного моря.
Хотя здесь было теплее, чем на ледяных равнинах, я продолжал дрожать. И опять мое воображение разыгралось, рисуя мне отвратительных чудовищ, что могли обитать в мрачных глубинах этих вод, и людей, что могли существовать на берегу.
Но вскоре мне предстояло получить ответ на все эти вопросы или хотя бы на часть из них. Сквозь полумрак до меня донеслись человеческие голоса, и вскоре я увидел тех, кому эти голоса принадлежали.
Они ехали мне навстречу на огромных животных, у которых вместо ног были гигантские мощные ласты, а тела, резко сужаясь, оканчивались широкими хвостами, помогавшими им сохранять равновесие. До меня внезапно дошло, что эти животные, приспособленные теперь для верховой езды, когда-то, на более ранней стадии эволюции, были тюленями или морскими львами. У них были такие же морды, похожие на собачьи, с длинными усами и огромными, навыкате, глазами. Седла на них были очень высокие, что позволяло всадникам сидеть почти прямо. У каждого всадника в руке был некий жезл, излучавший слабый свет.
Кто они были? Люди? Их тела, закованные в изукрашенные доспехи, выглядели странными пузырями, особенно в сравнении с тонкими руками и ногами, а головы, спрятанные в тяжелых шлемах, казались очень маленькими. Они были вооружены мечами, копьями и топорами, которые были либо приторочены к седлу, либо свисали с пояса. Их голоса из-под забрал звучали глухо и гулко, и я не мог разобрать ни единого слова.
Они искусно управляли своими верховыми животными, ловко двигаясь по усеянному валунами берегу соленого моря. Подъехав ко мне на несколько ярдов, они остановились.
Я тоже остановил свою колесницу.
Воцарилось молчание. Мои медведи беспокойно дергали упряжь. Я невольно положил руку на копье.
Внимательно рассматривая всадников, я обнаружил, что по внешнему виду они более всего напоминают лягушек, если учитывать, что доспехи в целом повторяют все контуры тела. Их одежды и оружие были богато, даже чрезмерно, на мой вкус, изукрашены, и мне было трудно различать их по особенностям орнамента. Большинство было в красновато-золотых нагрудниках и поножах, но в слабом свете их светящихся жезлов мелькали также зеленоватые и желтые тона.
Они не делали ни малейшей попытки заговорить со мной. Тогда я сам решился прервать молчание.
— Кто вы? — спросил я. — Это вы призвали меня?
Они подняли забрала своих шлемов, но ничего не ответили.
— Какому народу вы принадлежите? — продолжал я. — Вы меня знаете?
На сей раз всадники обменялись несколькими словами, но по-прежнему обращались не ко мне. Они двинули своих верховых животных вперед и в стороны и расположились теперь возле моей колесницы полукругом. Я все еще сжимал рукой копье.
— Я — Урлик Скарсол, — представился я. — Это вы меня призвали?
Тут один из них наконец заговорил. Голос его из-под шлема звучал глухо.
— Мы не призывали вас, Урлик Скарсол, — произнес он. — Но нам известно ваше имя, и мы приглашаем вас быть нашим гостем в Ровернарке, — он махнул своим жезлом в том направлении, откуда они приехали. — Мы из свиты епископа Белпига и приглашаем вас от его имени.
— Я принимаю ваше приглашение, — ответил я.
Говоривший обращался ко мне очень уважительно — было ясно, что он слыхал мое имя. Странным было только то, что они вовсе меня не ожидали. Почему тогда медведи привезли меня именно сюда? Впрочем, куда еще они могли бы направить свой путь? Не в открытое же море… Однако, как мне казалось, за этим морем не могло быть ничего, никакой земли. Разве что Лимб. Я вполне представлял себе, как эти медлительные соленые воды переливаются через край мира и падают вниз, во мрак, в космическую пустоту…
Я позволил всадникам проводить меня к городу. Мы ехали вдоль берега, пока не достигли залива, в устье которого высились отвесные скалы, по которым, крутясь и извиваясь, вели вверх несколько троп, явно пробитых в камне людьми. Эти тропы вели к нескольким арочным воротам, так же чрезмерно украшенным, как и доспехи моих провожатых. А еще выше, за самыми дальними от нас воротами, висели тяжелые темные облака, словно прилепившиеся к скале.
Это было не просто селение каких-нибудь полудиких горцев. Судя по богатству и сложности орнамента украшений, это был большой город, вырубленный в блестящем обсидиане.
— Это Ровернарк, — произнес всадник, ехавший рядом. — Ровернарк. Обсидиановый город.
Глава III
Духовный Владыка
Тропа, ведущая к одному из арочных въездов, пробитых в скале, была достаточно широка для моей колесницы. Медведи несколько неохотно двинулись вверх к воротам.
Похожие на лягушек всадники ехали впереди, поднимаясь все выше и выше по обсидиановой дороге. Мы миновали несколько арок, украшенных совершенно в барочном стиле. Одни горгульи чего стоили! Но, несмотря на тонкость и изысканность работы, эта резьба была явно творением нездорового, даже патологического воображения.
Я глянул вниз на мрачный залив, на неестественно неподвижное море, потом на низкие тяжелые облака, и мне показалось на мгновение, что весь здешний мир заключен в темную пещеру, в холодный ледяной ад.
И если пейзаж действительно напоминал преисподнюю, то последовавшие вскоре события еще более укрепили меня в этом ощущении.
В конце концов мы добрались до последних ворот. Они были украшены особенно богато и изысканно и пробиты в цельной скале из многоцветного обсидиана. Верховые тюлени остановились и затоптались на месте в каком-то сложном ритме.
Только тут я разглядел в полумраке арочного проезда ворот нечто вроде двери. Она была вырезана из цельного куска порфира. На ней были изображены разнообразные и очень странные полулюди-полузвери. Трудно сказать, были ли эти фигуры плодом все того же нездорового воображения или были скопированы с существ, действительно обитавших в этом мире. Но некоторые из них вызывали чувство гадливого ужаса, и я старался по мере возможности не смотреть на них.
Словно в ответ на загадочные сигналы, что издавали тюлени, топтавшиеся у ворот, дверь начала отворяться. Весь кусок порфира мало-помалу как бы поворачивался внутрь, открывая узкий проход. Мы двинулись вперед. Колесо моей колесницы зацепилось за угол ворот, так что мне пришлось долго маневрировать, чтобы проехать под аркой.
Вырубленный в каменном монолите зал, куда мы попали, был едва освещен. Собственно, светили только жезлы сопровождавших меня всадников. Эти жезлы напомнили мне электрические фонарики, которые работают на батарейках или на аккумуляторах, требующих подзарядки. Но мне почему-то казалось, что эти жезлы подзарядке не подлежат. И еще у меня возникло ощущение, что, если эти слабые искусственные источники света вдруг иссякнут, в тутошнем мире тотчас же воцарится мрак. И этого момента не долго осталось ждать.
Всадники меж тем спешились и передали своих тюленей грумам, которые, к моему большому облегчению, выглядели вполне по-человечески, хотя были бледны и худы. Грумы были одеты во что-то вроде накидок, причудливо расшитых эмблемами. Рисунок их был столь сложен, что я так и не разобрал, что они обозначают. Внезапно я понял, как и чем живет этот народ. Существуя в своих вырубленных в скалах городах, на умирающей планете, окруженные черными льдами и мрачными морями, они всю свою жизнь посвящали ремеслам и искусствам, доводя до предела совершенства уже, казалось бы, совершенные образцы творчества, украшая и приукрашая все, что их окружало, создавая произведения столь сложные и столь причудливые, что их предназначение, несомненно, давно потеряло всякий смысл даже для их хозяев. Это было искусство вымирающей расы, и по воле рока ему суждено было на века пережить своих создателей.
Мне не очень хотелось доверять свою колесницу и оружие грумам, но ничего другого не оставалось. Верховых тюленей и моих медведей вместе с колесницей увели куда-то по мрачному коридору, чьи своды эхом отражали любой звук, и похожие на лягушек создания в богатых доспехах вновь все повернулись ко мне.
Один из них поднял руки и снял с себя тяжелый шлем. На меня теперь смотрело его белое, вполне человеческое лицо, с бледными холодными глазами, очень усталыми, как мне показалось. Он начал расстегивать пряжки своих доспехов. Их с него сняли слуги, и под ними обнаружились толстые стеганые одежды. Когда с него сняли и эти одежды, я понял, что его тело имеет вполне нормальные пропорции. Остальные тоже снимали с себя доспехи и стеганые куртки и штаны и передавали все это ожидавшим слугам. Я, помедлив, также снял свой шлем, но оставил его при себе, прижав к нагруднику согнутой левой рукой.
Все мужчины были бледны, и у всех были одинаковые странные глаза — не то чтобы недружественные или отсутствующие, скорее, просто задумчивые. На них остались тонкие камзолы, полностью покрытые темной вышивкой. Штаны из того же материала сидели на них несколько мешковато. Обуты они были в сапоги из цветной кожи.
— Итак, — сказал тот, что первым снял с себя доспехи, — вот мы и снова в Харадейке! — Он подал знак слуге. — Ступай найди нашего господина. Скажи ему, что Моргег со своим патрулем прибыл. И сообщи, что мы привезли с собой гостя — Урлика Скарсола из Ледяного Замка. Спроси, не примет ли он нас.
Я хмуро посмотрел на Моргега.
— Стало быть, вы знаете, кто такой Урлик Скарсол. Вам известно, что я из Ледяного Замка!
Слабая, чуть удивленная улыбка появилась на губах Моргега:
— Да все знают Урлика Скарсола! Правда, я никогда еще не видел человека, который встречался бы с ним лично.
— И еще: вы назвали этот город Ровернарком, а теперь вы говорите, что прибыли в Харадейк!
— Ровернарк — это город. А Харадейк — это название района, провинции, где властвует наш господин, епископ Белпиг.
— И кто он такой, этот епископ?
— Ну как же, он — один из двоих наших владык. Он — Духовный Владыка Ровернарка.
Моргег говорил тихо, грустным тоном. Это, видимо, было просто по привычке, а вовсе не по причине плохого настроения. Слова он ронял небрежно, нехотя. Казалось, для него ничто не имело значения, ничто его не интересовало. Он выглядел таким же полумертвым, как и мрачный, плохо освещенный мир, окружавший этот пещерный город.
Посланный слуга вскоре вернулся.
— Епископ Белпиг готов принять вас, — сообщил он Моргегу.
К этому времени остальные всадники куда-то ушли, и в зале остались лишь Моргег и я. Моргег повел меня по плохо освещенному коридору, где буквально каждый дюйм был богато разукрашен, включая пол, отделанный мозаикой из самоцветов. С низкого потолка на нас глазели гарпии и химеры. Мы миновали еще одну комнату, прошли в огромную дверь, чуть меньше, чем внешняя, и очутились в огромном зале.
Зал был действительно огромен. Высокий сводчатый потолок терялся где-то в вышине. В дальнем конце зала было возвышение, со всех сторон закрытое занавесями. По обе стороны от возвышения жарко пылали жаровни, вокруг которых суетились слуги. От жаровен исходил слабый красноватый свет и клубами поднимался дым, исчезая где-то под потолком, где, видимо, имелось вытяжное окно, ибо дыма в зале было совсем мало и он не затруднял дыхание. На стенах и потолке повсюду были изображения зверей и чудовищ, оскаленные морды, жуткие клыки, ужасные морды, словно смеющиеся над чьей-то чудовищной шуткой, ревущие, угрожающие, пугающие. Многие из них напоминали геральдических чудищ из мира Джона Дэйкера. Среди них можно было обнаружить сатиров, василисков, драконов, грифонов, единорогов, мантикор, амфибий, саламандр, а также множество человекозверей или человекоптиц. И все они были гигантских размеров, переплетенные в сложном узоре, словно связанные друг с другом, ползущие друг по другу, совокупляющиеся, приняв странные, чудовищные позы, рождающиеся и умирающие…
Да, это был какой-то круг ада.
Мы приблизились к возвышению. За занавесями был смутно виден силуэт человека, сидящего на троне. Я бы не удивился, если бы у него оказался шипастый хвост и пара рогов…
Шагах в двух от возвышения Моргег остановился и поклонился. Я последовал его примеру. Слуги раздернули занавеси, и перед нами предстал человек, весьма отличающийся от того, что я ожидал увидеть. Он нисколько не походил на остальных, например на Моргега: никаких грустных глаз, никакой бледности.
Голос сидящего на троне звучал громко, с чувством, весело:
— Приветствую вас, граф Урлик! Ваш приезд в эту крысиную нору, именуемую Ровернарком, — великая честь для нас! Ведь вы — вольный рыцарь ледяных просторов!
Епископ Белпиг был тучен и разодет в роскошные одежды. Голову его украшал золотой обруч, стягивающий длинные светлые волосы. Губы были алого цвета, а брови черны как смоль. Внезапно до меня дошло, что он пользуется косметикой. Под слоем кремов и пудры он был, несомненно, таким же бледным, как Моргег и все остальные. Волосы, вероятно, были крашеные, щеки нарумянены, ресницы — накладные, а алый рот обязан своим сочным цветом губной помаде.
— Приветствую вас, епископ Белпиг! — ответил я. — Благодарю вас, Духовный Владыка Ровернарка, за ваше гостеприимство и прошу уделить мне несколько минут для беседы с глазу на глаз.
— Ага! У вас есть для меня какое-то сообщение, мой дорогой граф! Конечно, конечно. Моргег и вы все, оставьте нас. Но далеко не уходите, вдруг вы мне понадобитесь.
Я чуть улыбнулся. Епископ не хотел рисковать. Он не исключал возможности покушения на свою особу!
Когда Моргег и слуги удалились, Белпиг сделал широкий приглашающий жест своей унизанной кольцами рукой:
— Ну, мой дорогой граф? Что вы хотели мне сообщить?
— У меня нет для вас никакого сообщения. У меня есть лишь вопрос. Может быть, даже несколько вопросов.
— Так задавайте же их! Прошу вас!
— Во-первых, мне хотелось бы знать, почему мое имя всем здесь так хорошо известно. Во-вторых, я хочу спросить, не вы ли, человек, несомненно, обладающий огромной властью, в том числе и над потусторонними силами, призвали меня сюда. Последующие вопросы зависят от того, что вы мне ответите на первые два.
— Помилуйте, граф, ваше имя знают все! Вы же настоящая легенда, известный Герой! И вам это тоже должно быть известно!
— Предположим, я совсем недавно проснулся после долгого сна. Предположим, что я потерял всякую память о прошлом. Расскажите мне эту легенду.
Епископ нахмурился и поднес свои толстые пальцы к толстым алым губам. Помолчав, он заговорил — более раздумчиво и тихо:
— Ну, хорошо, предположим… Говорят, что раньше, давным-давно, надо всеми Льдами — Северными, Южными, Восточными и Западными — властвовали четверо Владык. Но все они давно умерли, за исключением Владыки Южных Льдов. Он же был заморожен в своем огромном замке некоей волшебницей до той поры, когда его народ вновь призовет своего Героя перед угрозой страшной опасности. Все это произошло много веков назад, всего через сто или двести лет после того, как льды уничтожили великие города древности: Барбарт, Ладнжис-Лио, Кородун и прочие.
Названия городов казались смутно знакомыми, но не пробуждали в моей памяти никаких воспоминаний.
— А что еще говорит легенда?
— Да в общем-то это все. Я, наверное, смогу найти две-три книги с более подробным ее изложением…
— Стало быть, это не вы меня сюда призвали?
— А зачем мне было призывать вас? Сказать по правде, я не очень верил в эту легенду.
— А теперь верите? Надеюсь, вы не считаете меня самозванцем?
— А к чему вам это? Да даже если вы и самозванец, почему бы мне не подыграть вам, если вам нравится утверждать, что вы — граф Урлик Скарсол? — Он улыбнулся. — В Ровернарке так мало случается событий! Поэтому мы рады всему, что привносит в нашу жизнь хоть какое-то разнообразие.
Я улыбнулся ему в ответ:
— Весьма интересный взгляд на вещи, епископ! Однако я все еще в некотором недоумении. Прошло совсем немного времени с того часа, как я очнулся посреди ледяной пустыни, на колеснице, направляющейся сюда. Мои одежды и имя мое казались знакомыми, но все остальное было странным и чужим. Я тоже странное создание, милорд, и не очень-то могу действовать по своей воле. Я, видите ли, Вечный Герой, и меня всегда призывают туда, где я нужен. Не стану утомлять вас подробностями, скажу только, что я не очутился бы у вас, если бы во мне здесь не нуждались. И если это не вы призвали меня, может быть, вы знаете, кто это сделал?