Но я лишь пожал плечами:
— А почему бы и нет?
Она захихикала:
— А можно мне взять с собой подружку? Она очень аппетитная!
— Как хочешь.
Но когда она вышла, я упал на полированный обсидиановый пол и, обхватив голову руками, заплакал.
— Эрмизад! О, моя Эрмизад!
Глава VI
Соленое море
На следующее утро я присоединился к епископу Белпигу за воротами, на дороге, ведущей вниз, к морю. Теперь я мог гораздо лучше разглядеть его лицо, которое он пытался спрятать под слоем косметики, поскольку здесь все-таки светило солнце, хотя и тусклое. В его неярком свете сразу стали видны набрякшие веки, обвисшие щеки, опущенные углы чувственного, порочного рта, морщины, свидетельствующие о годах разврата, — и все это было покрыто пудрой, румянами и белилами, призванными сделать его внешность хоть немного более пристойной.
Духовного Владыку окружала его свита: такие же размалеванные мальчики и девицы, хихикающие и кривляющиеся. Поеживаясь от холода, они тащили вниз массу багажа.
Епископ подхватил меня своей жирной ручкой под руку и повлек впереди своей свиты вниз, к гавани, где нас ждал очень странный корабль.
Я поборол отвращение, когда меня коснулась рука Белпига. Оглянувшись назад, я убедился, что мое оружие несут следом. Раб пошатывался под тяжестью моего длинного, отделанного серебром копья и боевого топора. Я и сам не мог понять, зачем мне понадобилось брать с собой оружие, но епископ не выказал никаких признаков неудовольствия по этому поводу, хотя я совсем не был уверен в том, что это ему понравилось.
Несмотря на полное разложение и безысходность, царившие в Ровернарке, город никогда ничем мне не угрожал. Его обитатели не делали мне ничего плохого и, убедившись в том, что я не склонен участвовать в их развлечениях, оставили меня в покое. Они, так сказать, соблюдали по отношению ко мне полный нейтралитет. Лорд Шаносфейн тоже соблюдал нейтралитет. Но вот о епископе Белпиге этого сказать было нельзя. Было в нем что-то гнусное, зловещее; я уже начинал склоняться к мысли, что он здесь, вероятно, единственный, у кого могло возникнуть хоть какое-то стремление, хоть какое-то желание — пусть даже самое противоестественное — вырваться за рамки привычного времяпрепровождения.
Конечно, если судить чисто по внешним проявлениям, епископ Белпиг был самым отъявленным из всех здешних сибаритов, и то, что я подозревал в нем какую-то угрозу, было, вероятно, следствием моего пуританского воспитания. Я все твердил себе, что он — единственный житель Ровернарка, в котором заметны хитрость и изворотливость.
— Ну, мой милый граф Урлик, что вы думаете по поводу этого корабля? — Белпиг ткнул своим толстеньким, унизанным кольцами пальцем в сторону причала. Он был сегодня в таких же пузыреобразных доспехах, что я впервые увидел на всадниках из встретившего меня на берегу патруля. Шлем его нес один из рабов. На плечи епископа был наброшен расшитый плащ.
— Никогда не видел ничего более странного, — ответил я откровенно.
Мы уже подошли к полосе прибоя, и корабль был теперь хорошо виден. Он стоял близко от берега, где толпилась группа людей. Я решил, что это, видимо, его команда. Корабль был футов сорока в длину и футов десяти в высоту. Отделан и изукрашен он был так же роскошно, как и все остальное в Ровернарке: золотые, серебряные, бронзовые рельефные накладки покрывали все его деревянные части. Надстройки возвышались на нем пирамидой; они напоминали уходящие ввысь бесконечные террасы, образующие узкие палубы. Завершала их небольшая квадратная палуба, украшенная несколькими знаменами. Корпус корабля был поднят над уровнем воды на нескольких подпорках, к которым крепился широкий, чуть вогнутый лист какого-то полированного материала, напоминающего фибергласс. Корабль не имел мачт, но по обоим бортам виднелись колеса с широкими плицами. В отличие от привычных колесных пароходов эти колеса не были заключены в кожухи, а просто торчали наружу. Плицы их, хотя и толстые и широкие, казались слишком хрупкими, чтобы двигать этот корабль по соленому морю.
— У него, должно быть, очень мощная машина, — предположил я.
— Машина? — Белпиг захихикал. — Нет у него никакой машины.
— А как же тогда?..
— Погодите, сами увидите. Давайте поднимемся на борт.
У людей, стоявших на берегу, было наготове двое носилок. Они явно предназначались для нас. Белпиг и я, хрустя подошвами по кристаллическому песку пляжа, приблизились к ним. Епископ несколько неохотно забрался в одни носилки, я — в другие. Можно было бы, конечно, дойти до корабля вброд, но вид этой похожей на слизь вязкой соленой воды не вызывал у меня ничего, кроме отвращения. Клочья серой пены плескались у берега, где волны бились о песок. Пахло гнилью, плесенью и отбросами. Видимо, все нечистоты Ровернарка сбрасывались прямо в море.
Рабы подняли носилки и вошли в воду, которая своей плотностью больше походила на кашу. Поверхность ее была покрыта какими-то растениями, черными и маслянистыми. С борта корабля спустили раскладной трап, и Белпиг первым взошел по нему на палубу, задыхаясь и жалуясь на трудный подъем. Затем мы вошли в дверь в нижней части надстройки и стали подниматься по новым трапам, пока не достигли самой верхней палубы корабля.
Свита и экипаж последовали за нами. Они разместились на других палубах, ниже нас.
Нос корабля был высоко поднят над водой. По обоим бортам вдоль носовой надстройки тоже шла узкая, как галерея, палуба, окруженная перилами из кованого железа в стиле рококо. С этой галереи вниз, в воду, свисало множество канатов. Они крепились к пиллерсам, и я решил, что это якорные канаты.
Осматривая корабль, я подумал, что он больше похож на огромную повозку, нежели на морское судно. Его колеса с множеством спиц тоже больше напоминали колеса телеги. К тому же я не заметил, чтобы к ним шел хоть какой-то привод.
Появился раб, который тащил мое оружие, и вручил мне копье и топор. Я поблагодарил его и закрепил их в зажимах, специально для этого приделанных к внутренней стороне фальшборта.
Белпиг взглянул на небо, как моряк обычно смотрит, чтобы определить погоду и ветер. На мой взгляд, в низко плывущих облаках, в окружающих залив мрачных утесах и в вяло плещущих волнах не изменилось ничего. Солнце было скрыто тучами, которые еще больше рассеивали его и без того скудный свет. Я поплотнее запахнул свой толстый плащ, с нетерпением ожидая, когда епископ отдаст наконец приказ отплывать.
Я уже сожалел о своем решении составить ему компанию в этой поездке, так как не имел ни малейшего представления, на кого мы будем охотиться и каким образом. Кроме того, ощущение дискомфорта усиливалось еще и тем, что внутренний голос все время нашептывал мне, что Белпиг пригласил меня на эту охоту по каким-то своим соображениям, далеким от того, чтобы просто развеять скуку.
Моргег, капитан епископской стражи, поднялся к нам по трапу и поклонился Белпигу:
— Корабль готов к отплытию, лорд епископ.
— Хорошо, — ответил тот, кладя руку на мое плечо. — Сейчас вы увидите, что за машина движет этим кораблем, граф Урлик. — Он со значением улыбнулся Моргегу. — Командуйте, Моргег.
Моргег перегнулся через перила. На носовой палубе на скамьях сидели вооруженные воины, держась за канаты, которые я вначале счел якорными. У них в руках были хлысты, а рядом со скамьями лежали длинные острые гарпуны.
— К отплытию! — крикнул Моргег.
Стражники натянули канаты и подняли хлысты.
— Вперед!
Хлысты по его команде одновременно поднялись и, щелкнув, хлестнули по поверхности моря. Раз, другой, третий… Море под носом корабля вдруг заволновалось, и из глубины что-то поднялось к поверхности воды.
И вдруг над волнами показались огромные головы с оскаленными пастями. Головы одновременно повернулись и посмотрели на людей с хлыстами, сидевших на баке. Из пастей вырвались странные лающие звуки. Чудовищные драконьи тела взбурлили поверхность моря. У этих животных были плоские головы и длинные носы. На них была надета особая сбруя, от которой на бак тянулись канаты-вожжи, с помощью которых воины заставили животных развернуться мордами в открытое море.
Вновь щелкнули хлысты, и животные потянули корабль вперед.
Колеса закрутились. Но они вовсе не двигали корабль, они лишь поддерживали его на воде, как колеса держат повозку.
Да, именно повозкой и был этот странный корабль, огромной повозкой, предназначенной для того, чтобы катиться по поверхности воды с помощью страшных монстров, которые мне представлялись жуткой помесью легендарного морского змея, морских львов из мира Джона Дэйкера и саблезубых тигров.
Волны кошмарного океана бороздили совершенно кошмарные животные, которые тащили за собой наше чрезвычайно странное судно!
Хлысты защелкали громче, воины затянули какую-то песню, и монстры еще быстрее повлекли корабль в открытое море. И вскоре Ровернарк и весь унылый берег скрылись за горизонтом. Мы были одни в этом странном безмолвном море.
Епископ Белпиг оживился. Он надел шлем и поднял забрало. В обрамлении полированной стали его лицо выглядело еще более порочным.
— Ну, граф, что вы думаете об этих наших «машинах»?
— Никогда не встречал подобных чудовищ! И даже представить не мог, что такое существует! Как вам удается приручать их?
— Мы их называем слеви и разводим специально для этой работы. Это домашние животные. Когда-то в Ровернарке было много ученых. Они создали наш город, снабдив его отоплением от источников тепла в глубине планеты. Они построили наши корабли, а также вывели разные новые породы животных для перевозки тяжестей. Но это было тысячи лет назад. Теперь нам такие ученые уже не нужны…
«Странно», — подумал я. Но никак не отреагировал на это заявление. Вместо этого я сказал:
— Так на кого мы будем охотиться, лорд епископ?
Белпиг глубоко вздохнул, словно в предвкушении:
— Мы будем охотиться на самого морского оленя, вот на кого! Это опасное предприятие! Мы все можем погибнуть!
— Мысль о смерти в этом мерзком море не очень привлекательна, — заметил я.
— Да, гнуснее смерти не придумаешь! — он захихикал. — Это, наверное, самая похабная из всех смертей! Но в этом-то и заключается прелесть нашего предприятия!
— Может быть, для вас.
— Да бросьте, граф! Мне кажется, вам уже начинает нравиться наш образ жизни!
— Вы знаете, как я благодарен вам за гостеприимство. Если бы не вы, я бы, вероятно, совсем пропал… Но слово «нравится» сюда как-то не очень подходит. Так мне, во всяком случае, кажется.
Он облизал свои пухлые губы. Его бледные глазки теперь горели и сверкали.
— Но эта девочка-рабыня?..
Я глубоко вдохнул в себя холодный, насыщенный солью воздух.
— Мне приснился той ночью ужасный кошмар, а проснувшись, я обнаружил подле себя эту девицу. Мне даже сначала показалось, что она — продолжение этого кошмара…
Белпиг расхохотался и похлопал меня ладонью по спине:
— Эх вы, сластолюбец! В Ровернарке не надо ничего стесняться! Она мне все рассказала!
Я отвернулся и оперся на перила фальшборта, глядя на мрачные волны. На лице у меня уже образовалась корка соли. Борода от нее вся склеилась и царапала мне кожу.
Морские чудища, издавая время от времени лающие звуки, тащили корабль вперед, колеса шлепали своими плицами по густосоленой воде, епископ все хихикал и обменивался взглядами с мрачным Моргегом. Иногда в разрывы между тучами пробивались лучи тусклого красноватого светила. Оно выглядело как драгоценный камень, свисающий с потолка темной пещеры. Иной раз тучи сходились столь низко и столь плотно, что закрывали вообще весь свет, и мы двигались в полной темноте, в которой едва видны были слабые огоньки наших фонариков. Поднялся легкий бриз и захлопал полами моего плаща, заполоскал знамена, висевшие на флагштоках, но почти не потревожил поверхность соленого моря.
Волнение в моей душе улеглось. Губы еще пытались произнести имя Эрмизад, но ни звука не слетало с них, словно они боялись чего-то.
Корабль продолжал двигаться вперед. Ничем не занятый экипаж и рабы из свиты епископа бесцельно слонялись по палубам, присаживаясь то там, то тут.
А епископ Белпиг, кажется, вовсю наслаждался прогулкой. Его толстые щеки все время тряслись от хохота.
Я подумал, что теперь мне все совершенно безразлично, даже если я погибну на этой охоте в этом странном соленом море.
Глава VII
Колокол и Чаша
Несколько позже епископ Белпиг удалился в свою каюту вместе с рабами. Девица, что принесла его приглашение на охоту, появилась на палубе, подошла ко мне и положила теплую ладонь на мою озябшую руку.
— Господин, я не нужна тебе?
— Пойди отдайся Моргегу или кому-нибудь еще, кто тебя пожелает, — ответил я равнодушно. — И, прошу тебя, забудь о той ночи…
— Но ты же сам велел мне ехать и подружку с собой взять… Я думала, ты уже немного привык к нашим обычаям и тоже хочешь получать удовольствие…
— Никакого удовольствия ваши обычаи мне не доставляют. Пожалуйста, уходи.
Она ушла, и я остался на палубе в одиночестве. Потер ладонью уставшие глаза, залепленные солью. Потом тоже спустился вниз, нашел отведенную мне каюту и запер за собой дверь. Рундук, сплошь заваленный мехами, я проигнорировал и предпочел улечься в подвесной койке, предназначенной, несомненно, для слуги.
Укачиваемый в этом гамаке, я скоро заснул.
И сразу мне стали сниться сны, неясные и странные. Какие-то картины, какие-то слова… Лишь некоторые из них достигали моего слуха, но и этого было достаточно, чтобы я содрогнулся.
ЧЕРНЫЙ МЕЧ
ЧЕРНЫЙ МЕЧ
ЧЕРНЫЙ МЕЧ — МЕЧ ГЕРОЯ
СЛОВО МЕЧА — ЗАКОН ДЛЯ ГЕРОЯ
ЧЕРНЫЙ МЕЧ
НА КЛИНКЕ МЕЧА — КРОВЬ СОЛНЦА
РУКОЯТЬ МЕЧА И РУКА ГЕРОЯ — ЕДИНОЕ ЦЕЛОЕ
ЧЕРНЫЙ МЕЧ
РУНЫ НА КЛИНКЕ МОГУЩЕСТВЕННЫ И МУДРЫ
ИМЯ МЕЧА ЕСТЬ ИМЯ КОСЫ
ЧЕРНЫЙ МЕЧ
ЧЕРНЫЙ МЕЧ
ЧЕРНЫЙ…
Слова эти барабанным боем звучали у меня в ушах. Я потряс головой и чуть не вывалился из гамака. За дверью послышались чьи-то поспешные шаги. Потом шаги раздались у меня над головой. Я вылез из гамака, подошел к умывальнику в углу, плеснул в лицо холодной водой, а затем вышел из каюты и по разукрашенному трапу поднялся на верхнюю палубу.
Там стоял Моргег и еще один человек. Они наклонились через фальшборт, прислушиваясь к чему-то. Воины на баке продолжали хлестать тягловых чудовищ.
Увидев меня, Моргег отступил от борта. Его бледные глаза смотрели озабоченно.
— Что там? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Нам показалось, что мы что-то услышали. Странный звук… Мы такого в здешних водах никогда не слышали.
Я тоже некоторое время прислушивался, но услышал только щелканье хлыстов да шлепанье плиц о воду.
Потом я различил какой-то иной звук. Неясный, гулкий, прямо по курсу корабля. Я впился глазами в туманную даль. Звук доносился все более отчетливо.
— Это же колокол! — вскричал я.
Моргег нахмурился:
— Колокол? Может, впереди скалы? И кто-то нас предупреждает?
Моргег ткнул пальцем в морских чудовищ:
— Если бы впереди были скалы, слевы их тотчас бы почуяли и отвернули в сторону.
Звон между тем усиливался и приближался. Он, видимо, исходил от огромного колокола: звук был низкий и глубокий, от него даже корпус корабля дрожал.
Он обеспокоил и наших морских чудищ. Они пытались свернуть, но хлысты воинов заставляли их плыть по прежнему курсу.
А звук все нарастал, пока, казалось, не обволок всех нас.
На палубе появился епископ Белпиг. Он был без доспехов, в чем-то вроде ночной рубашки, поверх которой был накинут огромный меховой плащ. Колокол, без сомнения, заставил его прервать очередную оргию. На лице епископа был написан откровенный страх.
— Вы знаете, что это за колокол?
— Нет! Нет!
Но я понял, что он знает. Или, по крайней мере, догадывается, что это такое. И очень этого боится.
— Бладрак… — начал было Маргег.
— Молчать! — рявкнул Белпиг. — Как он мог здесь оказаться?