– Первыми на земли Каэлмаркена ступили боги Слаттера. Они примчались на своих летающих колесницах впереди кораблей поселенцев, что искали лучшую долю для своих семей. Боги осмотрели дикие земли, и души их наполнились радостью, потому что широки были тучные поля и богаты дичью бесконечные леса от холодных волн Нордасона до выжженных солнцем трав Энсамстивулда… Но часть небожителей возжелала править местными народами: орками, гоблинами и диким зверьем, мечтая о кровавых храмах и обильных дарах. Новые земли вскружили им головы, и не захотели они помогать древним лордам в освоении открытого мира. Сошлись в битве мятежные боги со своими соседями и проиграли в страшном сражении. Были низвергнуты на землю и получили новое имя – Троллуды. Уничтожили бы боги Слаттера отступников, но приплывшие люди заступились за жалкие тени великих богов, лишенных былого могущества, принесли жертвы и замолвили доброе слово перед Фриддэфом. За оказанную помощь Троллуды теперь покровительствуют простому народу, оберегают наш кров и скот. В виде лесных духов помогают охотникам, речными и болотными тварями присматривают за уловом у рыбаков. Не могут Троллуды впрямую противостоять верховным богам, но по возможности не оставят нас в тяжелые минуты и всегда поддержат добрых путников, которые не гадят в лесу и берут лишь толику малую от богатств земли нашей.
– А Гудары?
– Про темных богов дальше рассказ будет… Говорят, что не все домашние боги смирились с поражением. Самые невоздержанные и злопамятные решили укрыться от врагов во тьме подземелий. Приняли они новое имя – Гудары – и покинули наш мир. Отдали часть своего семени и создали народ себе на подмогу – гномов-кочерыжек, что теперь живут в толще гор и буравят их, подобно червям. Как повелось с тех древних времен, отданы холодные скалы Пайслинга на откуп бородатым силачам. За долгие столетия не было ни разу, чтобы люди претендовали на подземные сокровища. Нам вполне хватает того, что берем на поверхности. И гномы не пытаются захватить наши леса и поля. Но память о своем происхождении сыграла с ними злую шутку: столь надменного и чванливого народа вы не встретите нигде более. А по злопамятности подземные кланы могут переплюнуть любого из Гударов. Что и говорить – из болотной осоки лесная роза не вырастет…
Допив настой, старый лесничий убрал чашу в сумку и продолжил:
– Светлые боги редко обращают на нас свои взоры. Для того чтобы добиться их благорасположения, нужно принести богатую жертву и произнести должные заклинания. Но где простому крестьянину или охотнику найти время для этого? Вот и пользуемся услугами Храмового ордена. Церковь Слаттера лучше знает, как достучаться до жестоких сердец великих богов. За толику малую в подношениях и молитвы прочтут, и чашу удачи на твою сторону склонят… С домашними богами и духами, которые рядом с нами живут, мы и сами договориться можем. А с темными силами только гномы общаются, мы лишь за оберегами укрыться можем. Так завещано предками, так и внукам, и правнукам нашим достанется…
Хейдер недовольно тряхнул выцветшими на солнце волосами:
– Древние герои сами с богами говорили, без посредников! Так и нам надо, самим… Что толку ожиревших храмовников кормить? Родился младенец – подношение неси, умер кто – короба отворяй. Скоро чихнуть нельзя будет, чтобы рядом служка с берестяной кружкой не оказался…
– Да, торопыга, светлые боги лишь тебя ждут не дождутся… Все глаза выплакали, в томлении на облаках скучая… Все под коряги и камни заглядывают, где же тот герой великий, блоха быстроногая, что грозился с ними силой и славой померяться…
Двое других учеников захихикали, но мальчишка лишь упрямо насупился, не желая признавать свою неправоту.
– Ну чем, чем церковники лучше?
– Тем, что их больше. Ты с муравьем из муравейника тоже общаться не желаешь, мимо по своим делам спешишь. А когда муравьев тысячи, да курения приятные зажгут, да песни споют – то и замедлишь шаг на таппу-другую. А если дары порадуют да обильными окажутся – то смеха ради и веточку передвинешь, как прокричали, или жужелицу с куста стряхнешь для прокорма… Можно не любить Храмовый орден, но нет смысла отрицать, что их стараниями с богами теперь договориться легче стало. И дождь в засуху вымолить могут, и чума последние годы стороной обходит наши земли. За это и заплатить не жалко…
Старик подбросил хвороста в костер и улыбнулся, глядя на сердито нахмурившегося любимца. Тот прихлопнул зудящего комара над плечом и снова уставился на огонь:
– Я все равно сам буду с богами говорить. Не дело воину у толстобрюхих удачу вымаливать.
– Вот станешь воином, тогда и решишь. Хотя, зная твое упрямство, я не удивлюсь, если к старости твои личные молитвы кто-нибудь на небесах услышит.
Подперев кулаком подбородок, Хейдер не отрываясь смотрел на пляску огня. Казалось, что он уже не видел и не слышал ничего вокруг, целиком поглощенный игрой обжигающих искр. Но неожиданно мальчик встряхнулся и внимательно посмотрел на наставника:
– А про Лигга? Ты же не рассказал, как Лигг обиду на любимую затаил!
– Чего там рассказывать, – отмахнулся Ванстелл, раскладывая на уложенном валежнике старое походное одеяло. – Кэйрри, богиню смерти, больше прельщал верхний мир. Где еще можно порезвиться на поле брани, в задыхающихся от трупов чумных городах? Не под землею же! Да и в те времена даже гномов еще не существовало… Вот и отказалась возлюбленная Лигга во мрак с ним уйти. Так и играет в свои страшные игры над облаками. Владыку же Гударов настолько рассердила ее ветреность, что он доверил часть мертвого подземного мира Комбрене, о чем не раз пожалел в последующем…
– А дальше? – хором затянули мальчишки, но старик уже устраивался спать и был непреклонен:
– Завтра. Продолжим завтра. Вам же пора решить, кто первым у костра будет, кто его сменит и кому утром за водой бежать и завтрак готовить. И смотрите, на Троллудов надеяться можно, но они растяп и ротозеев не любят. Поэтому и огонь чтобы поддержали до рассвета, и все шорохи лесные расслышали, и дикого зверя не прозевали… А я спать буду, не в мои годы полуночничать…
Масляные лампы мигали желтоватыми огоньками за слюдяными стеклами. Их неверный свет путался в обилии золотой посуды, которой был заставлен длинный дубовый стол. Поздним вечером в крошечной комнате три главы семейства Форфаденов обсуждали насущные дела.
Откинувшись на высокую резную спинку кресла, поближе к копченому окороку удобно устроился Бэвер Форфаден, Лесной торговец. Ростом почти с человека, не поддающийся старости гном железной рукою руководил всей торговлей, какую вел с людьми разросшийся клан Форфаденов. Продажа угля, рудного железа, изделий подземных мастерских – все шло через умного и расчетливого потомка Гударов. Он как никто другой знал, как надо общаться с лживыми и продажными людьми, заполонившими в последние годы предгорья Фьерранлонда. Серые глаза Бэвера холодно смотрели на приезжающих в Фьерр-гренс торговцев, подмечая каждую мелочь. И не успевал гость разложить товары, а хозяин самой большой ярмарки в округе уже знал, за сколько сможет купить или продать завезенный товар и стоит ли вообще вести дела с приехавшим. Родственники шутили, что с каждым днем, проведенным на поверхности, старый гном все больше превращался в человека. Но обладатель седой бороды лишь беззлобно посмеивался и при первой возможности возвращался в свой каменный дом, выстроенный над входом в укрепленные тоннели Фьерр-гренса, поближе к свежему воздуху и утреннему пению птиц.
Напротив Бэвера непоседливым колобком угнездился на высоком стуле Гуйден Форфаден, хозяин крупного банка, второго по величине после королевского банка клана Лингэнэл. Хотя злые языки шептали, что обнищавшие владыки подземного государства давно не в состоянии состязаться по количеству золота в сундуках с лысым крошечным гномом. Ежеминутно вытирая блестящую голову, Гуйден успевал попробовать свежую выпечку, вставить без спроса едкое слово в чужой разговор, обмахнуть крошки с бороды, попробовать вина из очередного кубка и совершить еще сотню разнообразных мелких дел, не забывая при этом балагурить и посмеиваться своим собственным шуткам.
Последним на край стола облокотился Салки Форфаден, хозяин нескольких сотен шахт, тысяч рабов и несчетной армии надсмотрщиков, мастеров и просто вольнонаемных работников. Если золото двух других гномов доставалось им благодаря уму и торговой хватке, то Салки приносил достаток в клан за счет пота и крови других. Мясник заставлял работать бесконечные вереницы кандальников, попадающих в темные подземелья с рабских торгов. Любая засуха и неурожай в южных хегтигдемах поставляли все новый человеческий товар. Любой разорившийся крестьянин или пойманный на дороге лихой человек знакомился с раскаленным железом и нес полученное клеймо до самой смерти. Там, где другие находили лишь боль и слезы бессилия, Салки находил звонкое золото.
Несмотря на жаркий воздух, волнами набегающий от пылающего очага, работорговец не снял свой потертый кожаный длиннополый сюртук. Любимая одежда надежно скрывала от любопытных глаз и тонкого плетения кольчугу, и два коротких кривых меча в позолоченных ножнах. Жилистый гном не один раз лично участвовал в усмирении бунтов, да и сейчас был готов к любому развитию событий: настороженная недоверчивость давно стала самой заметной чертой его характера.
Поставив на стол кубок, украшенный затейливой росписью, Бэвер придирчиво осмотрел седую бороду на предмет остатков пищи, вытер руки о небрежно брошенное полотенце и повернулся к набившему рот банкиру.
– Вроде бы все обсудили? И про крепежный лес поговорили, и про приданное для твоей троюродной племянницы.
Гуйден на секунду замер, обдумывая сказанное, потом радостно закивал, нащупывая очередной пирожок на полупустом блюде. Не успел он прожевать, как в разговор вмешался Салки, хмуря свои густые брови, сросшиеся на переносице:
– Про новую жилу не закончили.
Бэвер вздохнул и сцепил мозолистые пальцы на животе. Было видно, что заданный вопрос ему не нравится.
– А что там обсуждать? Есть ли там жила, нет ли ее – это еще гадать придется. Место же там нехорошее. Если разработку начать в полную силу, на крепеж все запасы леса потратим.
– Как потратим, так и снимем потом, – зашевелил бровями Салки. – Но я до обеда с одного забоя взял больше чистой железной руды, чем со всей Мокрой шахты за неделю.
Высокий гном вздохнул:
– И чего ты хочешь?
– Хочу, чтобы ты сына прислал. Чем Трэндефулту молотом в кузнице махать, пусть лучше ко мне заглянет. У парня талант, и ты это знаешь. Как он в возраст вступил, так ни в одном предсказании не ошибся.
Перестав жевать, Гуйден с интересом переводил взгляд с одного родственника на другого. Про неожиданно открывшийся у Трэндефулта дар рудного лозоходца давно шушукались по углам. Но тут дело такое, можно не вовремя сказанным словом удачу спугнуть. Похвалится счастливчик в кабаке после очередного успеха, и все, не слушает его больше лоза.
Бэвер покачал головою и буркнул, не надеясь переубедить хозяина рудников:
– Ты же знаешь, что просто так Йюллар[15] подарки не раздает. Боюсь я за сына, слишком рано в нем талант открылся. Для этого и на поверхность поднял его, чтобы Гударов не злить. Тот же Сэттен[16] решит поквитаться за разграбленные кладовые и шепнет на ухо Меркеру. А баламуту много ли надо, обвал устроит или подземную реку развернет…
– И как долго ты хочешь ждать? – Салки рассмеялся, довольно потянувшись на стуле. Он понял, что как бы двоюродный брат ни ворчал, но упираться не станет и поможет. – Пусть парень заглянет ко мне, я с ним лучших мастеров пошлю. Они за него головой ответят, если что.
Бэвер посмотрел заледеневшими глазами на родственника, и тот оборвал смех.
– Мне до мастеров дела нет. Если лично за него отвечать будешь, тогда не возражаю. Сам понимаешь, с богами спорить только тебе по силам. А Гудары слишком удачливых гномов не очень-то привечают.
Салки запустил пятерню в лохматую шевелюру и на секунду задумался. Если с сыном Бэвера что случится – не сносить головы, но жадность все же победила.
– Хорошо, присмотрю за ним, не волнуйся. Мне всего-то и нужно, чтобы он вдоль выработки прошел и камни послушал. Камни его любят, все ему расскажут. Есть ли жила дальше или одна лишь пустая порода – все поведают.
Довольный, что удалось решить щекотливый вопрос, Мясник налил себе полный кубок вина, подмигнул Гуйдену и взъерошил еще раз свои густые спутанные волосы:
– Моя тетка говорит, что удача любит тех гномов, кто и бороду может заплести на десять хвостов, и хвост на затылке затянуть на два кулака. Умная она, кто спорит, но с тобою как-то ошиблась. Хоть удача тебя любит, но где эти два кулака, ума не приложу.
Лысый гном с грустью посмотрел на пустое блюдо из-под сдобы и небрежно бросил в ответ:
– Я так думаю, она волосы в другом месте считала. И здесь я с нею полностью согласен. Потому что у меня есть гарем, а ты им до сих пор не обзавелся. Так что передавай от меня поклон тетушке и доброго ей здоровья.
Бэвер посмотрел на поперхнувшегося вином Салки и лишь вздохнул. Кто же пытается с острым на язык Гуйденом словами меряться? Он на любую фразу выдаст десять, и каждая как колючий прибрежный плющ, лучше не задевать…
Стоя в медленно ползущей очереди ко входу в замок, старый Ванстелл костерил себя почем зря. Сколько раз говорил себе, старый пень, чтобы был воздержанным на язык. Так ведь нет, не удержался. Как приехал лорд Дейста на охоту неделю назад, так на пиру после удачной травли кабана и запел тетеревом замшелый лесовик. И как любимец из лука стреляет, и как след берет, и как зимою двух волков у овчарни выждал и завалить сумел. А лорд лишь посмеивался да кивал. Утром же сел на коня, поблагодарил за хорошую охоту и бросил через плечо:
– Жду тебя с волчонком ко дню матери Воллы[17] в Грассенвалде. Парню несказанно повезло – старый десятник у меня на покой попросился, будет детей дружинников тренировать. Как раз одно место свободное есть. Если ты хотя бы вполовину не приврал, то бастарду прямая дорога в дружину, а не в ополчение. Но если это лишь вино в тебе бахвалилось, висеть мерзавцу у главных ворот. Я лично его проверю, так и знай…
Как уехал милорд, так с той поры на сердце у старика лег неподъемный камень. Еще бы два или три года, и Ванстелл с гордостью бы отправил Хейдера на любой турнир. Но сейчас одиннадцатилетний мальчик еще не готов. Не готов… И виноват в смерти паренька будет его наставник, не сумевший после обильного возлияния придержать язык…
Смутные слухи ходили, что не любит хозяин Ланграссена незаконнорожденных сыновей. Кого ни пытается приблизить, тот долго на свете на заживается. Двое попали в дружину и сгинули в приграничных стычках. Еще один занимался расчетными книгами и был обвинен в приписках. Повесили бедолагу… Хотя дворовая прислуга шепталась, что здесь явно не обошлось без Боларда и Хиарлоссы, законных наследников. И теперь четвертого пытается приручить лорд Дейст. Все ему не дает спокойно спать слава семьи Бьофальгаф из Химмелсталда. Там что ни бастард, так или известный воин, или успешный купец. И каждый на благо семьи трудится не покладая рук…
Старик сумрачно взглянул на распахнутые створки ворот, обитые железными полосами, и пробормотал про себя:
– Гудернар[18], заступник и покровитель, тебя молю – не дай будущему воину сгинуть раньше времени! Верю в него и надеюсь, что ждут его великие свершения. Не оставь его милостью своею, защити и помоги, а я тебе щедро отдарюсь по возвращении домой. Лучших оленей и кабанов в твою честь заколю, весь год только тебе буду хвалу возносить! К кому мне еще обращаться, как не к тебе, богу войны и правосудия…
Удары меча следовали один за другим. Уже не держали руки исщербленный по кромке деревянный щит, гудели натруженные ноги, заплетаясь при каждом движении. А хозяин Ланграссена лишь смеялся и наращивал силу ударов. Окрасилась бурыми пятнами одежда над ранами, алые капли неоднократно запятнали песок двора, а лорд продолжал испытывать выносливость и ловкость светловолосого мальчишки.