– Не ловкость – хитрость. Вам было довольно вместо одного ковчежца положить другой, заранее приготовленный.
– Откуда бы я его взял?
– Борсак – непревзойденный мастер, не правда ли, герцог?
– Говорят, так. Мы в Тарске не так уж хорошо знаем геланских ювелиров.
– Не скромничайте, Михай. То, что вам нужно, вы знаете великолепно. В прошлом году вы с дочерью прибыли ко двору Таяны. Стефан был здоров, Зенон не собирался сбегать, а кардинал – умирать. К празднику Всех Отчаявшихся Заступника известный своей скупостью в той же степени, что и своим мастерством, старейшина цеха ювелиров явился к кардиналу и поведал ему о своем намерении отлить за свой счет и из своего серебра для церкви Великомученика Эрасти новые кадильницы. За образец он решил взять изделия старых мастеров. Таковых в Таяне оказалось не столь уж много, в том числе и пресловутый ковчежец. Церковники с готовностью показали реликвию благочестивому мастеру. Борсак изготовил не только кадильницы, но и ковчежец, причем заказ этот вряд ли оказался убыточным.
– Ну и спросите его…
– Вы лучше, чем кто бы то ни было, знаете, что ювелир мирно скончался в кругу семьи в начале зимы.
– Это очень интересно, но я не понимаю, при чем тут я. Да, возможно, вы правы и кто-то действительно подбил этого… Борзака изготовить копию ковчежца, отправил мастера к праотцам и пустил Агва Закта в дело. Скорее всего, так все и было, ну так и ищите убийцу. Я вам сочувствую, но вашего друга я не убивал, да и зачем бы мне это понадобилось?
– Я и устроил нашу встречу, чтобы вы мне обо всем рассказали. – Голубые глаза яростно блеснули. – Что вы сделали с Зеноном? Зачем хотите уничтожить Стефана и меня… ведь эркард погиб по ошибке, не правда ли? Бедная Марита засмотрелась на золотоволосого красавца и перепутала кубки. – Рене взял ближайшее к нему яблоко, поднес к глазам, а потом несколько раз подкинул в воздух. – Агва Закта – вещь любопытная. Иннокентий рассказывал, что человек, принявший яд, не зная об этом, кажется умершим от болезни, которой давно страдал. Единственный след – синеватые пятна между средним и безымянным пальцами, исчезающие вскоре после смерти, но об этом знают редкие медикусы. – Рене выронил яблоко, ловко поймал его над самым полом и, небрежно обтерев о кружевную манжету, запустил зубы в сочную мякоть. – Так на чем бишь я остановился? Ах да, на свойствах яда.
Если отравленный молод и здоров, признаки отравления проявляются более явственно. Судороги, синие пятна по всему телу, иногда рвота… Тут не ошибешься. Еще страшнее гибель знающих свою судьбу. Это касается как тех, кого заставляют выпить чашу с ядом по приговору Церковного суда, так и тех, – адмирал поднял бокал с рубиновым вином, посмотрел его на свет и поставил обратно на поднос, – кто принял яд по ошибке или чужому злому умыслу, но догадался, что произошло. Такие умирают в полном сознании, испытывают страшные мучения, но в момент агонии почти всегда становятся пророками. Иннокентий, между прочим, догадался обо всем.
– Откуда вы знаете? – Михай впервые проявил интерес.
– Великий Орел! Да он умер у меня на руках!
– И что он сказал? – Тарскиец подался вперед.
– Это вы узнаете чуть позже. Любезность, знаете ли, за любезность. Сначала вы отвечаете на мои вопросы, потом я на ваши. Идет? Молчите? Ну что ж, постараюсь вас убедить. – Герцог глубоко вздохнул и продолжал: – Вашу виновность доказали вы сами. Я говорю о Марите. Девочка прелестна, только вряд ли вам когда-нибудь представится новый шанс затащить ее в постель… Ну да это к делу не относится. Вы специально отстали от нас у ратуши, чтобы, окажись я до такой степени здоров, чтоб заподозрили отравление, остаться в стороне. Но убийца слишком боялся выдать себя жестом или взглядом и не стал смотреть, как предполагаемая жертва глотает яд. А зря.
Вы были уверены в успехе, а девушка спутала кубки и поднесла яд собственному отцу. Когда вы увидели Мариту на приеме, то смертельно перепугались. Еще бы, Агва Закта убивает вне зависимости от того, сколько человек проглотил – кубок или глоток. Моя смерть, смерть немолодого человека, могла сойти за естественную, но Марита, которая умерла бы раньше меня на глазах всего двора (женщины, как вам известно, восприимчивее к этому яду), спутала бы вам всю игру. – Рене расстегнул воротник и вытер пот со лба. – Какой дурак сказал, что в Таяне холодные весны? Не правда ли, сударь?
– О да, – пробормотал властитель Тарски, не отрывая взгляда от лица Арроя.
– Как трогательно такое совпадение взглядов! Итак, вы смертельно перепугались, увидев Мариту. Вы по натуре, простите за бестактность, трус и подлец и, исходя из первого из упомянутых качеств, горько пожалели о совершенном злодеянии. К счастью для вас, Марита и не думала умирать. Вы не понимали, что случилось, и на вашей физиономии проступили удивление, растерянность и облегчение. Потом пришел Гардани и увел свояченицу. Вы поняли, что яд, предназначавшийся мне и, мимоходом, ни в чем не повинной девочке, выпил другой. Вы успокоились. Эркард был стар, толст, страдал полнокровием. Любой медикус констатировал бы смерть от удара, но тут вам не повезло – покойного пользовал лекарь, покинувший Арцию из-за неладов с фискалами. Он осмотрел пальцы больного и не только все понял, но и рассказал о своих подозрениях Шандеру.
Вы, разумеется, об этом не знали. Трусость часто уживается с наглостью. Как заманчиво было воспользоваться отсутствием Гардани и Романа для убийства теперь уже Стефана! Меня вы не опасались. В самом деле, кто-то из ваших подручных (надеюсь, скажете, как именно) подлил сонного зелья в вино, поданное в нашу комнату. Полагаю, сделано это было для того, чтобы я отошел в мир иной, пока мой друг-либер спит сном праведника. К моменту его пробуждения признаки отравления исчезли бы. Я не выпил отраву, но вы не сомневались, что, вернувшись к себе, я выпью вина и усну. Мои маленькие слабости вы изучили с дотошностью, делающей вам честь.
Нет, право, здесь душно, должно быть, из-за этого кошмарного бархата, неужели вы не чувствуете? Нет? Ну ладно. – Рене помолчал, собираясь с мыслями. – Короче, вам опять не повезло. Я счел, что пить в одиночку не по-товарищески, и решил дождаться Романа. Вы этого, разумеется, не знали и нанесли удар.
Бедняга Зенон… Он должен был убить брата «в припадке ревности» и покончить с собой. Блестящая мысль, кто ж знал, что либер столь сведущ в магии! Зенон угодил в ловушку, а Роман вдобавок сумел прочитать ваши мысли. Кстати, что это за Темная звезда, о которой я в последнее время постоянно слышу?
– Где? – Годой потерял терпенье. – Где вы о ней слышали?!
– Терпение, я все объясню. Если вы, разумеется, не будете перебивать. – Рене укоризненно взглянул на собеседника. – Я почти закончил. Стефан остался жив, я тоже, Роман продемонстрировал неожиданные таланты, и вы испугались (и правильно), что он догадается о причинах смерти отца Мариты. Затем вы предположили (опять-таки абсолютно верно), что утром я поеду к Иннокентию за советом.
Втроем – я, Роман и кардинал – мы докопались бы до истины. Времени терять было нельзя. Вы понадеялись на то, что мы с Романом в конце концов выпьем сонное зелье, а значит, вы опередите нас на несколько часов. Проклятье! – Герцог треснул кулаком по столешнице и рванул и так расстегнутый воротник. – На этот раз вам повезло! Иннокентий умер. Но Стефан и я живы, так что до осуществления вашего замысла далеко.
Как всем мерзавцам, вам нужно было убедиться в собственной силе, к тому же вы не находили себе места от волнения – что происходит в монастыре? Удалось ли убийство? Что делаем мы с Романом? Думаю, Марита попалась вам на глаза случайно, и вы не выдержали. Вам надо было отыграться за страх, который вы пережили из-за нее накануне, за то, что она невольно расстроила ваши планы, поднеся отраву не тому, кому нужно. Мало того, малышка была влюблена в… человека, который спас Стефана и который, судя по всему, отвечал на ее чувства.
Не знаю, что вы собирались делать дальше. Будь вы дураком, я бы решил, что вы попробуете превратить девочку в свое орудие и использовать против Гардани и Романа. Вы не дурак, а земля под вами продолжала бы тлеть в любом случае. Вы бы или убили, или отпустили… Дурочка бы призналась в том, что с ней сделали, если не Гардани, то его дочери. Вас бы не казнили, ведь прямого насилия не было, но из Таяны вы бы вылетели и смогли бы перевести дух. Кстати, синяки на физиономии вам удивительно идут… Только, сказав Марите, что она отравила родного отца, вы выдали себя с головой. То, что эркард умер от яда, к тому времени знали я, Роман, Шандер, медикус и убийца! Уф! Теперь все. Знали бы вы, как я не люблю длинные речи…
Я помню, вас интересует пророчество Иннокентия и то, что и где я слышал о Темной звезде! Я обещал ответить и отвечу, но только после того, как вы ответите на мои вопросы. Только скорее, а то я что-то устал. Ваше присутствие утомит кого угодно. – Рене засмеялся, но смех неожиданно перешел в сухой кашель. Адмирал закрыл рот ладонью и с удивлением посмотрел на обагрившую пальцы кровь.
– Увы, герцог. – Михай был издевательски вежлив. – Вы слишком долго говорили и упустили свой шанс. У вас хватило ума понять, как было дело, вы предусмотрительно не пили, но яблоки… Знаете ли, они могут оказаться весьма вредными для здоровья. Вы правы, я действительно высоко ценю свою жизнь, но сейчас вы мне уже не опасны. Вы даже встать не сможете. Агва Закта дарит несколько часов, ягоды фо справляются с делом быстрее.
– Ну хорошо, вы меня убедили. Допустим, я действительно умираю, – тон Рене был абсолютно спокойным, в нем даже сквозила ирония, – мне столько лет везло, что я как-то к этому привык. Видимо, зря, но Стефан вот-вот выздоровеет, а Роман достанет вас из-под земли. С ним вам не справиться. Не сомневаюсь, в свой смертный час я предскажу вам такое будущее, что вы умрете рядом со мной. Со страху.
Михай с перекошенным от злости лицом медленно приподнялся, но сумел взять себя в руки и снова сел.
– Правильно. Я еще могу за себя постоять, так что подождите десятинку-две. Кстати, раз уж вы оказали мне любезность и разделяете со мной мой последний час, может, соблаговолите ответить… Да, плесните-ка мне вина, – мне вряд ли удастся дотянуться до кувшина, но с бокалом я еще справлюсь… Благодарю. – Рене отхлебнул вина и продолжал: – И все же, дан Михай, поведайте напоследок, чего вы добиваетесь.
– Ваше спокойствие, Аррой, превзошло все мои ожидания.
– А вы думали, я начну вас проклинать, призывать на помощь и тому подобное? Я умею проигрывать с честью, чего и вам желаю, когда вы наконец нарветесь. А вы нарветесь, можете считать это началом пророчества… Итак, Годой, на что вы рассчитываете, чем вам помешали я, Стефан и герцог Гергей и что вы сделали с Зеноном?
– Проклятый! Сколько вопросов!
– Что поделать, некоторые умирающие чрезмерно любопытны.
– Я понимаю, чего вы добиваетесь. Вы хотите, чтоб я струсил и сбежал, оставив вас корчиться в одиночестве, или, еще лучше для вас, чтоб я вас прикончил! Не дождетесь! Вам придется улыбаться до конца или умолять меня о смерти, когда боль станет нестерпимой. Да, вы страшный противник, Рене Аррой! Хорош бы я был, оставив вам жизнь! Даже при тех союзниках, что я нашел… Пока хозяин Эланда – вы, мне не получить того, что я хочу! Твоя кровь должна замолчать!..
– Подробнее, пожалуйста, – Рене с трудом справился с новым приступом кашля, – поторопитесь, герцог. При чем здесь, Проклятый меня побери, моя кровь? Особенно если учесть моих сыновей, племянников и тому подобных родичей. Их у меня всегда было больше, чем необходимо для спокойной жизни.
– При чем твоя кровь?! Не притворяйся, что ты ничего не знаешь! Иначе зачем тебе было рваться к Островам Золотых Пчел?! Ведь ты добрался туда?
– Не скрою, добрался, но мы отвлеклись. Для простоты я тоже перейду на «ты». Что тебе нужно? Таяну тебе к рукам не прибрать, Эланд – тем более. Твои делишки всплывут, и Марко поступит с тобой, как с бешеным псом, каковым ты и являешься. Ланка знает, куда мы пошли. Когда меня утром найдут, она сумеет с тобой поквитаться.
– А, ты думаешь, что за тебя отомстят?! Конечно, эта рыжая кошка влюблена в тебя по уши, только она не успеет. – Михай уже орал так, что заклятия стали не нужны. Гулкое эхо услужливо разносило голос герцога по всем уголкам оружейной. – Тебе осталось не больше часа. Когда я досмотрю, как ты корчишься, я пойду к Стефану. Теперь я знаю, как его охраняют, и найду на них управу. А потом… Потом наступит мое время, я…
Годой не успел договорить. Он странно дернулся, вскинул руки и упал, схватившись за грудь. Рене вскочил, опрокинув стол, и бросился к тарскийцу. С галереи, прыгая через три ступеньки, с громкими криками неслась Ланка, следом бежал Роман. В довершение суматохи обивка стен в нескольких местах треснула, давая дорогу возглавляемым Гардани «Серебряным». Принцесса же, козочкой перемахнув тело Годоя, с рыданиями вцепилась в ошеломленного адмирала:
– Роман, скорее, может быть, еще не поздно!
– Боюсь, что поздно. – Адмирал твердо отстранил девушку и склонился над хрипящим Михаем. – Эта тварь не заслуживает столь благородной смерти.
– А ты, он разве… Он не…
– Я здоров. Это было маленькое представление, которое ты сорвала. Роман, что-то можно сделать?
Эльф опустился на колени и взял Михая за унизанную перстнями руку.
– Если вынуть нож, он умрет немедленно. Если оставить в ране, проживет несколько часов. Разве что…
– Он в сознании?
– Нет, но я попробую его привести в чувство. Пусть отсюда уйдут лишние.
– Да, действительно. Шандер, сообщите об этом казусе Стефану и Марко. Скажете, что Годой успел признаться в покушениях на меня и Стефана и в убийстве Иннокентия, но вот остальное… Ланка, уйди отсюда, сделай милость. Здесь сейчас будет очень невесело.
– Хорошо, – принцесса против обыкновения была тиха и немногословна, – но… Он действительно ничего не сделал?
– Ничегошеньки. Мерзавец пытался меня отравить, но у него не вышло. Давай, беги отсюда. Или знаешь что, сходи к Герике, как-никак она вот-вот станет герцогиней, подготовь ее к этому.
Ланка кивнула головой и вышла, тщательно притворив дверь. Девушку разрывало отчаянье. Когда она услышала Михая, свет для нее померк. Осталось одно – убить Михая на глазах Рене, чтобы тот успел это увидеть, принять последний вздох эландца, а потом… Потом она покончила бы с собой!
Когда Илана поняла, что Рене ничего не угрожает, ее охватило ликованье, сменившееся жгучим стыдом. Она сорвала великолепный замысел. Она выдала свои чувства на глазах доброго десятка «Серебряных» и Гардани. Она выглядела смешно и глупо. По щекам принцессы текли злые слезы, но в глубине души что-то пело – ОН жив, и ОН все знает!
Глава 13
2228 год от В. И. 22—23-й день месяца Медведя
Таяна. Высокий Замок
Таяна. Окрестности Гелани
Пантана. Убежище
Старая Таянская дорога
1
– Додумался! Связаться в одиночку с этим негодяем?!
– И что? – Рене нетерпеливо отмахнулся. – По большому счету, я ничем не рисковал.
– С адмиралом был я. Уверяю вас, это стоит целого отряда тупых и безответственных стражников, – напомнил о себе Жан-Флорентин.
Философский жаб прекрасно понимал, что стал героем, и пользовался этим в полной мере.
– Двух отрядов, – уточнил Аррой. – Кстати, именно Жан-Флорентин придумал, как обмануть Годоя.
– Я знаю прецедент, – пояснил жаб. – Однажды, чтобы разоблачить преступника, некий мудрец сделал вид, что умирает от яда. Убийца не мог отказать себе в удовольствии поглумиться над жертвой и был, уловляя, уловлен. В мире, я бы даже сказал, в мирах нет ничего нового. Все повторяется, поэтому с нашей стороны было бы непростительно отвергнуть опыт лучших умов былого и то, что разлито в океане разума, омывающего все сущее. Если же перейти от общего к частному, то я знаю все симптомы отравления ядами, к которым мог иметь доступ Годой, и то, как развивается процесс во времени. Мы продумали все до мелочей.
– Безусловно, – поддержал жаба его сообщник. – Из дневников Иннокентия я понял, что самый вероятный похититель яда – Михай. Я и раньше был уверен, что он – преступник и мерзавец, только доказать не мог. Помог случай. Герике показалось, что она узнала в Зеноне отца, и она поделилась со Стефаном. Годой имеет привычку говорить сам с собой, а дочь для него в одной цене с креслом… Короче, в том, что за всеми бедами стоит тарскиец, мы не сомневались, но улик не было. Заставить его признаться, но как? Я решил позволить себя «отравить». Поглумиться над умирающим, беспомощным врагом – что может быть приятнее для такого человека? Самым трудным было убедить Годоя, что о встрече знает только принцесса, которая если что и поймет, то не раньше утра.