В полном недоумении он позвал брата:
— Эй, Кэл! Ты не знаешь, что это такое? Наверное, фигня какая-то.
Полусонный Кэл прошаркал к нему. Стоило ему увидеть предмет, как он весь засветился. Кэл выхватил находку из рук Уилла.
— Ух ты, это же классные штуки! — воскликнул он. — Есть у тебя запасная светосфера?
— Держи, — сказал Честер, слезая со стола.
— Спасибо, — ответил Кэл, взяв у Честера светосферу.
Сначала он очистил «фонарик» от пыли, перевернув его вверх «ногами» и постучав по дну, а затем подул внутрь.
— Смотрите сюда. — Кэл вложил светосферу в углубление внутри предмета и стал толкать ее внутрь, пока не раздался щелчок. — Теперь дай мне верхнюю часть.
Уилл передал ее Кэлу, а тот надел конец цилиндра обратно на место. После этого он вытер линзу о штаны.
— Двигаете этот рычажок, — пояснил он Честеру и Уиллу, — чтобы отрегулировать диаметр отверстия и сфокусировать лучи. — Кэл поднял находку, чтобы мальчики увидели, как он пытается двигать чем-то, похожим на рычаг, за оправой линзы.
— Он немного туговат, — добавил Кэл, изо всех сил нажимая на рычажок обоими большими пальцами.
Когда тот поддался, мальчик улыбнулся. — Получилось!
Из линзы стрелой вырвался огненный свет — на стенах всполохами заиграли отсветы. Хотя комната и так была неплохо освещена светосферами, которые ребята расставили в разных местах на полках, мальчики ясно видели, как ярок луч этого «фонаря» по сравнению со свечением шаров.
— Потрясающе! — выдохнул Честер.
— Ну да. Их называют стигийскими фонарями — честно говоря, такие трудно найти. А вот что в них самое лучшее, — добавил Кэл, раскрыв медный зажим на пружине позади фонарика и прикрепив его к карману рубашки.
Убрав руки, он повернулся грудью к Уиллу, а потом к Честеру: фонарик крепко держался на месте, а его луч ударил им прямо в лицо, заставив заморгать.
— Рук не занимает, — отметил Уилл.
— Точно. Очень удобно в походе. — Кэл нагнулся, чтобы взглянуть на содержимое шкатулки. — Тут еще есть! Если все похожи на этот, я смогу зарядить по фонарику для каждого из нас.
— Отлично, — сказал Честер.
— Значит… — заговорил Уилл, которому внезапно пришла в голову одна мысль. — Значит, этот дом — и все тут — все это было построено для стигийцев!
— Да, — ответил Кэл. — Я думал, ты и так знаешь! — Он сделал такое лицо, словно этот факт был совершенно очевиден с самого начала. — Они жили в этом доме. А копролитов держали в хижинах, снаружи.
Уилл и Честер обменялись взглядами.
— Держали? Для чего? — спросил Уилл.
— Как рабов. Пару сотен лет их заставляли добывать ископаемые, нужные Колонии. Теперь все по-другому — они делают это в обмен на пищу и светосферы, без которых им не выжить. Стигийцы больше не заставляют их работать, как раньше.
— Как мило с их стороны, — сухо заметил Уилл.
Глава 11
Миссис Берроуз восседала в Комнате отдыха Хамфри-Хауса, заведения, претендовавшего на звание тихой гавани для выздоравливающих больных и, если верить рекламной брошюре, обещавшего «передышку от каждодневных забот и тревог». Комната отдыха принадлежала ей безраздельно. Миссис Берроуз занимала самое большое и комфортабельное кресло, поставив ногу на единственную имевшуюся тут скамеечку, и, чтобы было чем подкрепиться во время послеполуденного телепросмотра, пристроила сбоку пакетик с карамельками. Миссис Берроуз удалось уговорить одного из санитаров регулярно привозить ей их из города, однако с другими пациентами она делилась редко.
Когда закончилась очередная серия «Соседей», она лихорадочно принялась переключать каналы. Пробежавшись по ним несколько раз, миссис Берроуз убедилась, что пока не показывают ничего, что хоть немного бы ее заинтересовало. В полнейшем разочаровании она отключила у телевизора звук и откинулась на спинку кресла. Миссис Берроуз тосковала по своей обширной видеотеке, состоявшей из фильмов и любимых телепередач, так сильно, как нормальный человек переживал бы из-за отрезанной руки или ноги. Она глубоко, печально вздохнула — и раздражение вдруг покинуло ее, оставив лишь неопределенное ощущение беспомощности. Миссис Берроуз принялась грустно, с отчаянием в голосе напевать мелодию из «Катастрофы», как вдруг дверь распахнулась.
— Ну вот, опять начинается, — пробормотала миссис Берроуз себе под нос, когда в комнату вбежала сестра-хозяйка.
— Что, дорогая моя? — переспросила эта тощая, как жердь, женщина, чьи седые волосы были уложены в тугой пучок.
— Нет, ничего, — невинно ответила миссис Берроуз.
— К вам кто-то пришел. — Сестра-хозяйка подскочила к окну и уже поднимала занавески, чтобы впустить в комнату солнечный свет.
— Посетители? Ко мне? — произнесла миссис Берроуз без всякого энтузиазма, прикрыв глаза рукой от ярких лучей.
Не вставая с кресла, она попыталась засунуть ноги в тапочки — пару запачканных мокасин под замшу, со стоптанными задниками.
— Вряд ли это родственники — да не так их и много у меня теперь осталось, — произнесла она немного сентиментальным тоном. — И представить себе не могу, чтобы Джин хоть пальцем пошевелила, чтобы привезти сюда мою дочь… Все равно от них обеих ни звука не было с самого Рождества.
— Это не родственники… — попыталась объяснить ей медсестра, но миссис Берроуз, продолжала, не слушая ее:
— А что до моей второй сестры Бесси, так мы с ней давно уже не разговариваем…
— Да нет же, это не родственники! Пришла леди из социальной службы! — наконец докричалась до нее сестра-хозяйка, прежде чем приоткрыть одну из оконных створок, приговаривая: «Так-то лучше».
Миссис Берроуз никак на эту новость не отреагировала. Медсестра переставила цветы в вазе на подоконнике и собрала опавшие лепестки, после чего вновь повернулась к миссис Берроуз:
— А как у нас сегодня дела?
— О, дела не очень, — ответила миссис Берроуз как можно более плаксивым и унылым тоном, завершив фразу легким стоном.
— И неудивительно. Сидеть в комнате целыми днями плохо для здоровья — вам надо выйти, подышать свежим воздухом. Почему бы вам не прогуляться по территории — после того, как поговорите с посетительницей?
Медсестра прекратила говорить и быстро повернулась к окну, рассматривая сад внизу, словно ища чего-то. Миссис Берроуз сразу это заметила, и в ней проснулось любопытство. Каждый час своей жизни, кроме тех, что она тратила на сон, сестра-хозяйка неустанно организовывала людей или какие-то дела, словно смыслом ее существования было установить порядок в этом несовершенном мире. Будто вечный двигатель в человеческом обличье, она не останавливалась ни на секунду — полная противоположность миссис Берроуз, которая в этот момент ненадолго прекратила борьбу с последним сопротивлявшимся тапком, чтобы понаблюдать за замершей медсестрой.
— Что-то случилось? — спросила миссис Берроуз, не в силах больше хранить молчание.
— Да нет, ничего… просто миссис Перкинс божится, что снова видела того человека. Она была прямо не в себе.
— Ах да, — понимающе кивнула миссис Берроуз. — И когда это произошло?
— Сегодня, с утра пораньше. — Медсестра вновь перевела взгляд на комнату. — Сама не могу ничего понять. Казалось, она уже совсем пошла на поправку, и тут начались эти странные эпизоды… — Нахмурившись, она взглянула на миссис Берроуз. — Вы же никого в саду не замечали, верно?
— Нет и, думаю, не замечу.
— Почему же? — спросила ее медсестра.
— Да разве это, черт возьми, не очевидно? — резко ответила миссис Берроуз, которой наконец удалось вставить ногу в тапочек. — Это тот, кого мы все боимся, в глубине души… Финальный занавес… Вечный покой… как ты это ни называй. Над ней так долго висел дамоклов меч… бедная тетеха.
— Хотите сказать… — начала сестра-хозяйка, постепенно осознавая, на что намекает миссис Берроуз, и ответила пациентке легким «тьфу ты!», давая понять, что она думает о ее теории.
Но миссис Берроуз такая реакция нисколько не смутила.
— Попомните мои слова, так оно и будет, — произнесла она с абсолютной убежденностью, а взгляд ее вновь вернулся к безмолвному телеэкрану, поскольку миссис Берроуз вспомнила, что сейчас вот-вот начнется «Обратный отсчет».
Медсестра скептически выдохнула.
— С каких это пор Смерть приходит в виде мужчины в черной шляпе? — спросила она и, вновь вернувшись к своей обычной, деловой манере, взглянула на часы. — Уже столько времени? Мне надо поторапливаться!
Она смерила миссис Берроуз строгим взглядом:
— Не заставляйте посетительницу ждать, а еще я хочу, чтобы потом вы отправились на прогулку — бодрым шагом по территории.
— Конечно, конечно, — согласилась миссис Берроуз, энергично кивая, хотя на деле сама мысль о променаде была ей противна.
У нее не было ни малейшего желания совершать «прогулку бодрым шагом», но она собиралась устроить целый спектакль из приготовлений перед выходом на улицу, потом разок обойти вокруг дома и нырнуть в одну из кухонь, чтобы ненадолго там затаиться. Если повезет, ей удастся даже перехватить у повара чашечку чая и печенья с ванильным кремом.
— Все тип-топ, — объявила медсестра, проверив, все ли вещи в комнате лежат на своих местах.
Миссис Берроуз широко ей улыбнулась. Вскоре после приезда сюда она поняла, что, если она будет играть с сестрой-хозяйкой и остальным персоналом по правилам, то сможет делать все что захочет (по крайней мере, большую часть времени), тем более что по сравнению со многими другими пациентами миссис Берроуз была сущим ангелом.
А пациенты попадались очень разные, и на всех них миссис Берроуз смотрела с одинаковым отвращением. В Хамфри-Хаусе имелось немало «сопелок», как их прозвала миссис Берроуз. По дому ходила масса этих несчастных, которые, стоило оставить их без присмотра, разбредались кто куда, словно потерянные, одинокие, беспризорные дети, и обычно прятались по углам, где могли часами безучастно сидеть, ни на что не обращая внимания. Но миссис Берроуз наблюдала также и поразительную перемену, сплошь и рядом происходившую с бедолагами с наступлением вечера. Без всякого предупреждения они вдруг менялись после отбоя, словно гусеница, заворачивающаяся в пушистый кокон, чтобы потом, после полуночи, превратиться в совершенно иное существо — в «крикуна».
Эти обычно совершенно безобидные люди вдруг начинали выть, кричать и крушить все в своих палатах, пока не прибегал персонал, чтобы их утихомирить или дать таблетку-другую. Причем к восходу солнца на следующее утро «крикуны» как по мановению волшебной палочки вновь превращались в «сопелок».
Еще тут жили «зомби», бесцельно болтавшиеся по коридорам, словно растерянные актеры из массовки на съемочной площадке, не знавшие, что им надо делать или куда они должны идти, и, разумеется, позабывшие все свои реплики (в основном эти пациенты были не способны нормально разговаривать). Миссис Берроуз их игнорировала, пока они, спотыкаясь, бродили по дому случайными, бессмысленными маршрутами.
Но хуже всех, по ее мнению, были «коммивояжеры», отвратительные образчики профессионалов среднего возраста, дошедших до предела из-за чересчур активного стремления завоевать вершины бухгалтерского, банковского или другого, столь же малозначимого, с точки зрения миссис Берроуз, дела.
Она жуть как не любила этих жертв большого бизнеса в полосатых пижамах — наверное, потому, что их манерность и пустое выражение лица так сильно напоминали ей мужа, Роджера Берроуза. Она стала замечать некоторые тревожные симптомы, говорившие, что и он движется в том же направлении, как раз перед тем, как он исчез бог знает куда.
Дело в том, что миссис Берроуз страстно ненавидела своего мужа.
Уже в первые годы их брака дела шли не так уж гладко. Неспособность иметь детей вскоре бросила тень на взаимоотношения супругов. А из-за волокиты, связанной с усыновлением, у нее никак не получалось сосредоточиться на своей работе — и в итоге пришлось ее бросить. Еще одна загубленная мечта. После того как им удалось усыновить двух детей, мальчика и девочку, она пыталась дать им все то, что сама имела в детстве, все внешние атрибуты, включая хорошую одежду и общение с правильными людьми.
Но это оказалось невозможным. И после многих лет, проведенных в попытках сделать из семьи то, чем она быть не могла, миссис Берроуз сдалась. Она закрыла глаза на все вокруг и на собственное положение и стала искать утешение в других мирах по ту сторону телеэкрана. Находясь в этом нереальном, обманчивом состоянии, она отреклась от материнства, переложив обязанности по дому, стирку, готовку и прочее на свою дочь Ребекку, которая на удивление легко взвалила все это на свои плечи — а ведь ей было всего семь лет.
И миссис Берроуз не испытывала ни малейшего сожаления и не чувствовала себя виноватой — ведь и ее муж не выполнил свою часть соглашения после того, как они поженились. А потом в довершение ко всему у доктора Берроуза, хронического неудачника, хватило наглости бросить ее в беде, забрав даже то немногое, что у нее еще оставалось.
Он разрушил ее уже и без того разрушенную жизнь.
За это она его возненавидела. И эта ненависть зрела внутри миссис Берроуз, постоянно готовая вырваться наружу.
— Ваша посетительница, — вновь напомнила ей медсестра.
Кивнув, миссис Берроуз оторвала взгляд от телевизора и устало поднялась с кресла. Шаркая, она вышла из комнаты, оставив медсестру переставлять коробки с головоломками на буфете. Миссис Берроуз не желала никого видеть, тем более социального работника, который мог принести с собой нежелательные напоминания о ее семье и жизни, оставшейся позади.
Не торопясь добраться до места назначения, миссис Берроуз вяло волочила тапочки по до блеска отполированному линолеуму, минуя «старушку миссис Л», которой было всего двадцать шесть (на десять лет меньше, чем миссис Берроуз), но у которой осталось на удивление мало волос. Она крепко спала на стуле в коридоре, в своей привычной позе. Рот миссис Л был открыт так широко, что казалось, будто кто-то попытался распилить ей голову надвое: широкая глотка и миндалины были во всей красе видны каждому.
Женщина, храпя, с силой выдохнула, со звуком, напоминавшим свист воздуха, выходящего из проколотой шины грузовика.
— Как ей не стыдно! — провозгласила миссис Берроуз, продолжив двигаться дальше по коридору. Она подошла к двери с грубой черно-белой пластиковой табличкой «Комната счастья» и открыла ее.
Комната была угловой, и окна в двух ее стенах выходили прямо на цветник на улице. Какому-то работавшему тут умнику однажды пришла светлая мысль предложить пациентам расписать красками оставшиеся две стены — однако получилось не совсем то, чего ожидали.
Широкая двухметровая радуга, составленная из коричневых полос самых разных оттенков, поднималась над странным смешением человекоподобных фигур. Один конец радуги опускался в море, где на доске для серфинга стоял улыбающийся человек, разведя руки в виде некоего шутовского приветствия — а вокруг него по воде кружил большой акулий плавник. В небе над серовато-коричневой радугой парили чайки, нарисованные в том же примитивном стиле. Они казались даже симпатичными — пока взгляд зрителя не останавливался на экскрементах, пунктиром падавших из-под их хвостов — так ребенок рисует автоматный огонь, изображая сражение. Все это падало на головы фигур с раздутыми человеческими телами и мышиными мордами.
Миссис Берроуз в Комнате счастья было не по себе, словно раздробленные, загадочные изображения пытались передать ей некое зашифрованное послание. Она, хоть убей, не могла понять, почему посетителей принимают именно тут.
Внимание миссис Берроуз вернулось к нежеланной гостье: она с отвращением посмотрела на женщину в невзрачном костюме, с папкой на коленях. Та немедленно поднялась и взглянула на миссис Берроуз удивительно бледными глазами.
— Меня зовут Кейт О'Лири, — произнесла Сара.
— Вижу, — сказала миссис Берроуз, бросив взгляд на гостевой бейдж, приколотый к Сариному джемперу.