— Отличная мысль, — улыбнулся Честер, и его настроение тут же улучшилось. — Давай только нагоним нашего бойскаута — вон он, впереди.
Они подходили все ближе к Кэлу, по-прежнему быстро шагавшему в направлении одного из далеких огоньков, и тут мальчик повернулся к ним:
— Дядя Тэм говорил, что копролиты живут в земле… как крысы в норах. Говорил, у них там целые города и склады с едой, зарытые в…
— Осторожно! — крикнул Уилл.
Кэл затормозил в самый последний момент, прямо на краю темной пустоты на том месте, где должна была быть земля. Покачнувшись, он упал назад, на рыхлую почву, и из-под его ног вниз полетели камни с грязью. До мальчиков донеслись всплески воды, в которую все это упало.
Пока Кэл поднимался на ноги, Уилл и Честер осторожно приблизились к краю и заглянули вниз.
В свете фонарей они разглядели обрыв, метра четыре глубиной, а дальше — черную как смоль, покрытую рябью водную поверхность, по которой лучи фонарей разбежались кругами света. Казалось, течение здесь неспешное и ничто не напоминало о бешеной скорости подземного потока, встреченного ими ранее.
— Построено человеком, — заметил Уилл, указав на ровно вырезанные бруски камня, которыми были выложены берега канала.
— Не человеком, а копролитами, — тихо произнес Кэл, словно разговаривая с самим собой.
— Что ты сказал? — переспросил Уилл.
— Его построили копролиты, — повторил Кэл уже громче. — Тэм как-то мне рассказывал: у них тут огромные системы каналов, чтобы перевозить все, добытое в шахтах.
— Интересные сведения, они бы нам пригодились… чуток пораньше! — проворчал Честер себе под нос. — Ну что, Кэл, есть еще какие для нас сюрпризы? Скажешь что-нибудь умное?
Чтобы предотвратить очередную перебранку, Уилл предложил устроить привал. Обстановка тут же разрядилась, и они уютно устроились возле канала, опираясь на рюкзаки и потягивая воду из фляжек. Рассматривая канал, протянувшийся и в правую, и в левую сторону, все трое думали об одном: переправы нигде не видно. Придется просто идти вдоль берега и ждать, куда он их приведет.
Какое-то время мальчики сидели молча, но вдруг их насторожил тихий скрип. Встревожившись, они поднялись на ноги, глядя в черную темноту пещеры и стараясь навести фонари на то место, откуда, как им показалось, исходил звук.
Нос лодки, словно призрак, вдруг возник на самом краю созданного мальчиками пятна света. Не считая редкого всплеска воды, судно было погружено в такую тишину, что ребята заморгали, боясь, что глаза их обманывают. Лодка подплывала все ближе, и теперь они могли разглядеть ее получше: проржавленная коричневая баржа, невероятно широкая, сидела в воде очень глубоко. Через несколько секунд мальчики увидели, в чем причина. Судно было тяжело нагружено: в средней части высилась целая груда чего-то непонятного.
Уилл поверить не мог, что баржа такая длинная: она все тянулась и тянулась в круге света. Расстояние от берега, на котором стояли мальчики, до борта судна составляло не больше пары метров: они могли бы запрыгнуть на баржу, взбреди им это в голову. Однако ребята застыли на месте, пораженные и испуганные.
Появилась корма, на которой они увидели коротенькую трубу, откуда вырывались клубы дыма, после чего наконец-то услышали глубокие, приглушенные удары мотора. Мягкий звук напоминал ускоренное, но при этом ритмичное сердцебиение, звучавшее откуда-то из-под воды. Вдруг ребята заметили еще что-то.
— Копролиты, — прошептал Кэл.
На корме, не шевелясь, стояли три неуклюжие фигуры, одна из которых держалась за ручку руля баржи. Мальчики смотрели на них как загипнотизированные, а неподвижные силуэты подплывали все ближе. И пока баржа шла мимо берега, на котором стояли ребята, они смогли внимательно разглядеть раздутые, напоминавшие личинок подобия людей, с круглыми торсами и шаровидными руками и ногами. На них были защитные костюмы цвета слоновой кости, матовая поверхность которых поглощала свет. Головы у существ были размером с пляжный надувной мяч, но больше всего удивляло другое: там, где должны были быть глаза, светились огни — словно два прожектора. Именно поэтому можно было точно сказать, куда именно копролиты направляют свой взгляд.
Мальчики глазели на них открыв рот, но все три копролита, казалось, в упор их не замечали. При том, что ребята стояли на самом виду, на берегу, включив фонари на полную мощность, — а значит, не увидеть их копролиты просто не могли.
Однако они никак не реагировали и не подавали ни малейшего знака о том, что мальчики привлекли их внимание. Напротив, копролиты двигались очень медленно, словно коровы на пастбище, лучи из их глаз плавно перемещались по барже, словно огни разленившихся маяков, и ни разу на мальчиках не остановились. Затем двое из этих странных существ тяжеловесно повернулись: лучи заскользили вниз по левому, а затем по правому борту и переползли на нос судна, где и замерли.
Но вдруг третий копролит обернулся к ребятам. Он двигался куда быстрее двух своих сотоварищей; его глаза-лучи забегали вперед-назад по фигурам мальчиков. Уилл услышал, как взволнованно вздохнул Кэл, пробормотавший что-то, когда копролит провел пухлой рукой по глазам, подняв другую в приветственном — или, возможно, прощальном — жесте. Странное существо качало головой из стороны в сторону, словно стараясь рассмотреть мальчиков получше, без остановки водя глазами-лучами по ним туда-сюда.
Молчаливый контакт мальчиков и копролита был кратким, ведь баржа продолжала двигаться вперед, скрываясь в полутьме. Копролит все еще смотрел на них, но из-за увеличивавшегося расстояния и за клубами дыма из трубы два светящихся глаза постепенно угасали, пока окончательно не потерялись во тьме.
— Может, стоит уносить отсюда ноги? — спросил Честер. — Вдруг они тревогу поднимут или еще чего.
Кэл пренебрежительно махнул рукой:
— Нет, не поднимут… посторонних они вообще не замечают. Они тупые… только добывают камни, а потом меняются с Колонией на что-нибудь типа фруктов и светосфер, которые с нами ехали на поезде.
— Но что, если они расскажут о нас стигийцам? — продолжал настаивать Честер.
— Я же сказал… они тупые, они не умеют говорить и прочее, — устало ответил Кэл.
— Но что они такое? — спросил Уилл.
— Они люди… ну, типа людей… носят эти защитные костюмы, потому что тут жарко и воздух плохой, — ответил Кэл.
— Радиация, — поправил его Уилл.
— Ну да, называй как знаешь. Это все из-за породы в этих местах. — Кэл обвел рукой все вокруг. — Вот почему никто из наших тут надолго не задерживается.
— О, ни фига себе, просто замечательно! С каждым шагом все лучше и лучше, — пожаловался Честер. — То есть в Колонию мы вернуться не можем, но и тут нам оставаться нельзя. Радиация! Прав был твой отец, Уилл. И мы наверняка зажаримся в этой богом забытой дыре!
— Думаю, пока что с нами ничего не случится, — произнес Уилл, пытаясь уменьшить страхи друга, хотя и не слишком уверенно.
— Отлично, отлично, просто класс, — проворчал Честер и бросился к тому месту, где они оставили рюкзаки, все еще что-то бормоча.
— Что-то тут не так, — уверенно сказал Уиллу Кэл, как только они остались одни.
— То есть?
— Ну, ты видел, как последний копролит нас разглядывал? — заметил Кэл, качая головой, явно в замешательстве.
— Да, видел, — ответил Уилл. — А ты только что сказал, что они не замечают посторонних.
— Говорю тебе… обычно не замечают. Я их тысячу раз видел в Южной Пещере, и они никогда себя так не вели. Они никогда ни на кого прямо не смотрят. И двигался он странно… слишком быстро для копролита. Он вел себя ненормально. — Кэл остановился, задумчиво почесав лоб. — Может, здесь, внизу, все по-другому, ведь это их земля. Но все равно очень странно.
— Да, странно, — задумчиво согласился Уилл, даже не подозревая, что всего минуту назад он был совсем рядом с отцом.
Глава 15
Доктор Берроуз приподнялся — ему показалось, что он слышит тихий звон, каждое утро неизменно возвещавший подъем в поселении копролитов. Минуту он внимательно вслушивался, потом нахмурился. Ничего, лишь тишина.
— Проспал, наверное, — решил он, потирая подбородок, и с легким удивлением ощупал появившуюся на нем щетину. Он так привык к торчавшей во все стороны бородке, которую долго носил, что теперь, сбрив ее, начал по ней скучать. Где-то в глубине души ему нравилось, как он с ней смотрится. Доктор Берроуз пообещал себе, что вновь отрастит ее перед своим триумфальным возвращением, когда, в конце концов, вновь поднимется на поверхность земли, рано или поздно. На первых полосах газет он будет выглядеть особенно впечатляюще. Перед его глазами возникли заголовки: «Робинзон Крузо подземного мира», «Первопроходец Глубоких Пещер», «Доктор Аид…»
— Ну, хватит, — сказал себе доктор Берроуз, прекратив дразнить свое воображение.
Отбросив в сторону грубое одеяло, он сел на коротком матрасе, набитом материалом, напоминавшим солому. Для человека среднего роста вроде доктора матрас был коротковат, и потому ноги у него на полметра свисали с кровати.
Надев очки, доктор почесал шевелюру. Он сам попытался постричься, но оказался не лучшим парикмахером: кое-где волосы были срезаны до корня, а в других местах торчали клоками в несколько сантиметров длиной. Доктор зачесался еще сильнее, пройдясь по всей голове, а потом и по груди с подмышками. Нахмурившись от досады, он минуту рассеянно рассматривал кончики пальцев.
— Журнал! — вдруг воскликнул он. — Я же не сделал вчера записи.
Он вернулся так поздно, что совсем забыл написать о событиях вчерашнего дня. Щелкая языком, доктор Берроуз извлек книгу из-под кровати и открыл ее на еще не заполненной странице, где красовался лишь заголовок:
День 141Под ним он и принялся писать, насвистывая что-то импровизированное и несвязное:
Ночью так все чесалось, что чуть не помер.
Доктор остановился и задумчиво пососал конец карандаша, а затем продолжил:
Вши просто невыносимы, и с каждым днем — все хуже.
Он обвел взглядом небольшую, почти круглую комнату — четыре метра от стены до стены — и поднял глаза к сводчатому потолку. Стены казались неровными: словно высохшую штукатурку или глину или что-то еще, из чего они были сделаны, накладывали вручную. Из-за формы помещения ему казалось, что он находится внутри большого сосуда: доктор усмехнулся, сообразив, что теперь понимает, как чувствует себя джинн, заключенный в бутылке. Это ощущение усиливал и тот факт, что единственный выход из комнаты находился под ним, в центре пола. Выход был прикрыт листом кованого металла, напоминавшим старую крышку от мусорного бака.
Доктор взглянул на свой защитный костюм, висевший на деревянном колышке в стене, словно сброшенная шкура ящерицы, из глазниц которой (куда были вставлены светосферы) исходили лучи света. Ему следовало бы уже надеть его, но доктор чувствовал, что обязан сначала закончить запись за предыдущий день. И потому продолжил писать в журнале:
Чувствую, что пришло время двигаться дальше. Мне кажется, копролиты…
Доктор помедлил, раздумывая, следует ли ему воспользоваться названием, которое он сам придумал для этого народа — при условии, что они являлись видом, отличным от Homo Sapiens, в чем он пока был не уверен. «Homo Caves», — произнес доктор, а затем покачал головой, решив пока его не употреблять. Не стоило путать понятия, пока он не приведет в порядок все факты. Он вновь взялся за карандаш.
Мне кажется, копролиты пытаются дать мне понять, что я должен уйти, хоть мне и неясно, почему. Не думаю, что это как-то связано со мной лично или, точнее говоря, с какими-то моими действиями. Могу ошибаться, но я уверен, что атмосфера в лагере полностью изменилась. За последние сутки здесь было больше движения, чем я наблюдал за два предыдущих месяца вместе взятые. Если прибавить сюда дополнительные запасы пищи, которые, как я видел, они заготавливают, и запрет женщинам и детям выходить за пределы поселения, то, кажется, они готовятся к осаде. Конечно, возможно, это лишь меры предосторожности, к которым они прибегают время от времени, но мне кажется, вскоре что-то должно произойти.
А потому, видимо, пришло время продолжить мое путешествие. Я буду очень по ним скучать. Они приняли меня в свое доброе, незлобивое общество, где, судя по всему, им друг с другом очень комфортно, и что самое странное — им хорошо и со мной. Возможно, это потому, что я не являюсь ни колонистом, ни стигийцем и они понимают, что я не угрожаю ни им, ни их детям.
Особенно меня поражают их чада — такие игривые и, даже можно сказать, склонные к приключениям. Мне постоянно приходится напоминать себе, что они просто молоды и вовсе не являются отдельным от своих родителей видом.
Доктор Берроуз прекратил насвистывать и усмехнулся, припомнив, как поначалу взрослые не желали даже отвечать на его взгляд, когда он пытался наладить с ними контакт. Они отводили в сторону маленькие серые глазки, всем видом выражая неуклюжую покорность. Его темперамент так сильно отличался от темперамента этого невзыскательного народа, что порой доктор воображал себя героем вестерна, одиноким стрелком, прискакавшим из прерии в город запуганных фермеров, шахтеров или кого-нибудь еще. Для них доктор Берроуз был всесильным, всепобеждающим героем, настоящим мужчиной. Ха-ха! Это он-то!
— Эй, продолжай, наконец, — напомнил он самому себе и начал писать дальше:
В целом, это очень кроткий, добрый и удивительно скрытный народ, и я не могу похвастаться, что близко узнал их. Быть может, в конце концов кроткие и в самом деле унаследовали землю.
Я никогда не забуду, какое милосердие они проявили, когда спасли мне жизнь. Я уже писал об этом, но теперь, собираясь уходить отсюда, очень много об этом размышляю.
Доктор Берроуз остановился и посмотрел вверх, уставившись перед собой, с таким выражением лица, будто пытается что-то вспомнить, но уже позабыл, зачем ему вообще надо было об этом вспоминать.
Затем он пролистал страницы журнала назад, пока не дошел до первой записи, сделанной сразу после попадания в Глубокие Пещеры, и прочел ее про себя.
Колонисты были весьма недружелюбны и молчаливы, когда увели меня очень далеко от Вагонетного поезда и проводили внутрь туннеля, который назвали лавовой трубой. Они сказали, чтобы я шел по ней к Великой Равнине — мол, то, что я хочу увидеть, встретится на пути. Когда я попытался задать им несколько вопросов, они повели себя очень враждебно.
Я не собирался с ними спорить и потому сделал то, что мне велели. Я пошел в сторону от них, поначалу очень быстрым шагом, но затем, когда вышел из их поля зрения, остановился. Я не был уверен, что иду в правильном направлении. Я подозревал, что они хотели, чтобы я запутался в лабиринте туннелей, поэтому вернулся назад и…
Здесь доктор Берроуз вновь прищелкнул языком и покачал головой.
…пытаясь найти дорогу, потерялся окончательно.
Доктор резко перевернул страницу, словно все еще был недоволен собой, а затем просмотрел описание обнаруженного им пустого дома с окружавшими его хижинами.
Он пропустил эту запись, словно она особо его не интересовала, открыв захватанную, грязную страницу. Здесь его почерк, и в лучшие времена не слишком разборчивый, казался даже хуже обычного, и второпях написанные предложения пересекали бумагу под самыми разными углами, словно в тетради не существовало разлинованных строк. Кое-где одни предложения были написаны прямо поверх других, скрещиваясь и перепутываясь, как горка бирюлек. В конце трех страниц подряд огромными, все более кривыми и косыми буквами значилось: Я ЗАБЛУДИЛСЯ.
— Да, непорядок, — укорил себя доктор Берроуз. — Но я был не в лучшем состоянии.
Затем его внимание привлек один абзац записи, и доктор прочел его вслух:
Не могу точно сказать, как долго я бродил по мешанине туннелей. Порой я терял всякую надежду и начинал мысленно принимать тот факт, что, возможно, мне никогда из них не выбраться, но теперь я знаю, что оно того стоило…