Вот жрец запрокинул голову издав звук, напоминающий одновременно громкое кваканье и человеческий вопль, и тут же все сборище ответило ему дружным ревом. Разом опустились черные ножи, перерезая горла пленников и алая кровь потоком хлынула в канал. Сердце Аримана вспыхнуло ярким светом, на мгновение озарив весь остров и в этом свете можно было увидеть, как полоса приливной волны в одном месте внезапно подернулась мелкой рябью, тогда как окружавшие ее волны оставались одинаково ровными и гладкими. Вновь раздался вопль жреца и в ответ со стороны моря послышался похожий вопль, почти перекрыв шум волн.
Жрец вскинул руки в священном экстазе, но тут же закачался, словно пьяный, неверящим взором уставившись на торчащую из груди стрелу. Отвисшие губы шевельнулись, будто силясь что-то сказать, но из распахнутого рта хлынул только поток крови. Жрец покачнулся и рухнул перед черным идолом, орошая его собственной кровью.
Ошеломленные культисты недоуменно переглядывались, когда со всех сторон послышались воинственные крики и, из-за окруживших капище скал, на головы поклонников Бога-Жабы обрушился ливень стрел. Вокруг идола началось настоящее столпотворение: одни островитяне пытались укрыться за кострами и крестами, другие, подхватив жертвенные ножи и прочее оружие, кинулись к появившимся на скалах врагам: свирепым черным воинам, ведомых свирепым белым гигантом.
Конан не сразу нашел дорогу к идолу: укрыв галеру и каноэ в небольшой бухте, черные корсары заплутали в хитросплетении скал. Доносящиеся до них вопли поклонников Жабы, эхом отражались от каменных стен и доносясь, казалось, со всех сторон одновременно. И лишь яркая алая вспышка и последовавший за ним ликующий рев, подсказал Конану, где находятся его враги. С окруживших идола скал, киммериец оценил противника и решил нанести удар, прежде чем его обнаружат.
-Вниз по склону,- рявкнул Конан, заметив, что у воинов заканчиваются стрелы,- прикончить жаб!
С воинственным кличем и черные воины устремились навстречу островитянам. В рукопашной те оказались не столь легкой добычей, отчаянно сражаясь за свое мерзкое божество. Обсидиановые ножи, мечи и топоры вонзались в человеческие тела, орошая людской кровью мокрые камни. Но и черные корсары не уступали им в ярости: их клинки опускались и поднимались обагренные кровью. С особой яростью сражался Конан, с каждым ударом меча, оставляя на месте врага две кровоточащие половины. Рядом с ним вихрем металась Лисса, перемещаясь столь быстро, что культисты не могли за ней уследить, до того, момента, как смертоносная сталь аракха рассекала грудь или горло островитянина. Если Конан повергал своих противников тяжестью и силой удара, разбивая головы и выпуская кишки, то Лисса ошеломляла врага фехтовальным искусством: постоянно меняя позицию, она рубила и колола, тогда как все оружие, направленное в нее, неизменно поражало воздух.
Здесь было не до правил войны - варварский кодекс чести, что впитал Конан с молоком матери оказался слишком благородным для этого народа, и даже жестокие обычаи черных племен показались бы тут слишком мягкими. Их уродливые женщины и обезьяноподобные дети, сражались с не меньшей яростью, чем мужчины, терзая врагов, всем чем попадалось под руку. Толстая женщина, похожая на старую жабу, выпучив глаза и строя жуткие гримасы, метнулась к Конану с окровавленным камнем, которым она только что разбила череп одному из негров. Взмах меча отбросил умирающую фурию на окровавленные камни , но ее место тут же занял высокий воин с боевым топором, зажатым в перепончатой лапе. С утробным ревом, он обрушил топор на голову Конана. Его глаза изумленно расширились, когда киммериец, ухватившись за середину топорища, удержал оружие в воздухе и свободной рукой вонзил меч в живот островитянина. Он закричал и рухнул на землю, зажимая рану из которой ползли кишки. Конан перескочил через его тело и ринулся к черному идолу.
И тут же замер, пораженный новым ужасом, выходящим из моря.
Ритуальные костры уже почти погасли, но от них все еще шел густой дым, образующий почти сплошную завесу. И из этих густых клубов, словно демоны выходящие из пекла, выныривали невообразимые существа: покрытые серо-зеленой чешуей, но с белыми брюхами как у рыб, перепончатыми лапами и зубастыми пастями. Вдоль шеи чудовищ тянулись подрагивающие жабры. Отдаленное сходство с людьми только подчёркивало мерзостность этих тварей. Выпученные рыбьи глаза с ненавистью и каким-то голодным вожделением рассматривали черных воинов и их белых предводителей. Но , несмотря на всю свою уродливость, они не казались совершенно незнакомыми- в этих уродливых, рыбье-лягушачьих мордах угадывались те же черты, что в сильно смягченной форме наличествовали у жителей острова.
При виде их даже Конан несколько оторопел, а уж суеверные чернокожие и вовсе поддались назад, выкрикивая молитвы к Дамбалле и Аджуджо. Казалось еще чуть-чуть и все они обратятся в беспорядочное, повальное бегство, которое погубит всех.
-Кром и Немайн!!!- прорычал Конан, вскидывая меч и обрушивая его на голову ближайшей твари. Острая сталь рассекла уродливую башку и алая кровь густым потоком хлынула на песок.
-Они смертны!- рявкнул Конан,- убивайте тварей. Тому, кто покажет спину перед ними, я лично размозжу башку!
Своего предводителя негры боялись чуть ли не больше, чем всех богов и демонов, поэтому с новым ожесточением обрушились на тварей. У морских чудовищ не было оружия, но его отсутствие они возмещали нечеловеческой силой и проворством. Вновь закипел бой в котором мечи и копья поражали холодную скользкую плоть, а острые зубы и когти чудовищ разрывали людей на куски. Воспряли и культисты, вновь насевшие на осквернителей своего бога.
И все же лучшее вооружение черных брали свое, также как и воинское искусство их белого предводителя. Отбиваясь от наседавших чудовищ, киммериец пробился к черному утесу и, расколов башку метнувшейся к нему твари, бросился вверх по ступеням.
Однако место у подножия идола уже не пустовало: здесь, рядом с убитым жрецом, восседало чудовище, похожее одновременно на жабу, акулу и пародию на человека. На голове твари красовалась драгоценная диадема, подобная той, что венчала голову убитого Конаном жреца. Холодные рыбьи глаза уставились на Конана и жабья физиономия, густо измазанная кровью, осклабилась в гримасе, в которой угадывалась издевательская ухмылка. Перепончатые, почти человеческие, ладони, которыми завершались мощные передние конечности, медленно поднялись, вознося над уродливой головой алый колдовской камень. Толстые губы раздвинулись и чавкающий, будто вязкая грязь, голос начал произносить слова ужасающего заклятия.
-- Эо атх шабб ныггер атх нгааа рилла нэб шоггот...
Конан хотел кинуться наверх, чтобы раскроить череп твари и забрать камень, но внезапное предчувствие опасности заставило его обернуться. Культисты, только что яростно атаковавшие черных воинов, вдруг кинулись врассыпную, карабкаясь на окружившие капище скалы. Их подводные союзники, делая огромные прыжки, подобно лягушкам запрыгивали на скользкие камни и исчезая за скалистой грядой. Часть чернокожих кинулась в погоню, но большинство, сплотившись вокруг Лиссы. На ее одежде зияли многочисленные прорехи, бровь рассекала длинная ссадина, но в голубых глазах играло прежнее шальное веселье. Завидев Конана, она шутливо отсалютовала окровавленным аракхом, с прилипшими к нему крупными чешуями. Конан, хищно оскалившись в ответ, перевел взгляд на застывшую у монолита рыбообразную тварь. Но чудовище не смотрело на Конана, уставившись в бурлящие морские воды. Киммериец проследил за его взглядом и почувствовал, как его волосы встают дыбом.
На первый взгляд всего лишь очередной черно-зеленый вал обрушился на берег, разве что слишком медленно и плавно для обычной волны. И она не откатывается назад, но напротив, медленно поднимается из моря, взбухая водяным холмом. И только тогда Конан осознал, что это уже не вода: на берег, тяжко влача колышущуюся тушу, выползала невообразимая тварь.
Словно противоестественное продолжение морcких вод на сушу изливалась кошмарная пульсирующая масса -- черная, переливчатая, вонючая. Крупнее чем любой кит, неописуемая тварь состояла из бесформенной пузырящейся слизи. По слабо светящейся поверхности перебегали с места на место бесчисленные зеленоватые огоньки -- это выскакивали там и сям, как прыщи, подобия глаз. И вся эта похожая на черное желе масса клубясь, густея и изменяясь, выползала на берег, словно исполинский слизень, медленно приближаясь к застывшим людям.
Когда расстояние между чудовищем и людьми сократилось примерно до десяти футов, один из негров, словно очнувшись, с гортанным яростным выкриком, метнул копье. Оружие с влажным чавканьем врезалось в блестящую черную поверхность и полностью исчезло в ней. В этот же миг мерзкая тварь выстрелила чем-то напоминающим одновременно щупальца и толстую паутину. Блестящие черные нити оплели негра, издавшего душераздирающий вопль и, в следующий миг цепкие щупальца втянули воина в огромный провал открывшийся в горе слизи. С влажным хлюпаньем жуткая пасть поглотила человека, по телу твари пронесся рой зеленоватых огоньков и она, еще больше разбухнув, разом покрыла расстояние, отделявшее ее от людей. С яростными криками чернокожие схватились за оружие, но тварь словно и не чувствовала их ударов: мечи рассекали колышущееся тела без всякого сопротивления, а студенистая плоть тут же срасталась, копья просто проваливались внутрь нее, утягивая за собой и своих владельцев. Множество щупалец , вырвавшись из черной массы, оплели трех негров и их отчаянные крики, прервались когда извивающиеся отростки втянули их в сразу несколько раскрывшихся пастей. Конан окинул взглядом побережье - справа и слева от уродливой твари, точно такие же безобразные монстры выползали из моря, хлеща воздух длинными щупальцами. Конан похолодел, когда осознал тактику, пожалуй слишком сложную для груд безмозглой слизи: пока люди сражаются с первым чудовищем, окружить их и отсечь им путь к спасению.
-Бегите!!!- заычно крикнул киммериец,- спасайте свою жизнь.
-А ты?!- выкрикнула в ответ Лиса. Конан задержался с ответом, взглянув на идола: уродливая тварь все также сидела у его подножья и на уродливой морде расплывалась откровенно глумливая ухмылка. Но не она, заставила Конана позабыть о смертельной опасности, нависшей над всеми, а полыхавшее в перепончатых лапах Сердце Аримана. Кровь застучала у него в висках, глаза застила багровая пелена и Конан, уже не думая о своей жизни, ринулся вверх по ступеням.
-Бегите!- рявкнул он через плечо,- я догоню!
Стремительно он взбежал вверх, но, едва он занес меч, как доселе неподвижная тварь вдруг ожила, лягушачьим прыжком отскочив от смертоносной стали. В следующий миг тварь проворно запрыгнула на макушку идола. Обезумев от ярости и близости желанной цели, Конан запрыгнул следом, привычно нащупывая мельчайшие щели в черном камне. Яростно глядя на глумящуюся над ним тварь, он сделал выпад мечом, но в самый напряженный момент его нога скользнула по и Конан едва удержался на морде идола, вцепившись одной рукой в выпуклую глазницу.
Конан бросил взгляд вниз: его люди, послушавшись его, бежали к утесам. Тех кто замешкался ожидала ужасная смерть: адские твари давили людей в багровую кашицу, рвали их на куски, высасывая кровь и мозг из раздробленных костей, пожирая кричащих и сопротивляющихся негров заживо. Но и на скалах, словно уродливые звероподобные горгульи, уже восседали мерзкие твари. С воинственными криками пираты обрушились на жабомордую нечисть, прорубая путь к спасению. Некоторые из выползших из моря тварей еще преследовали убегавших, но большинство облепили алтарь, слившись в бесформенную черную массу, светившуюся множеством зеленоватых огоньков-глаз. Колышущееся слизисто-студенистое тело открывалось дырами-ртами, истекавшими зеленой слизью, извивающиеся щупальца ползли вверх по ступеням, точно исполинские змеи.
Конан перевел взгляд на жабовидную тварь на морде которой по-прежнему читалось выражение крайней издевки. Слепая не рассуждающая ярость, овладела Конаном и он, напрягая все силы, забросил тело на морду каменной жабы. Он попытался ткнуть тварь мечом, но та, сжав красный камень, спрыгнула вниз, прямо к колышущейся и пузырящейся мерзости. Черная слизь к тому времени выросла выше половины утеса, а извивающиеся щупальца были и того выше. Глубоководный вскинул над головой Сердце Аримана, что-то проквакав и черная стена перед ним вдруг расселась, открывая широкий проход. Бросив через плечо взгляд, полный злобного торжества, рыбомордая тварь, кинулась по образовавшемуся коридору меж подрагивающих слизистых стен. Конан, спрыгнув с идола, почти готов был броситься за ним, но почти сразу студенистые стенки сомкнулись перед ним, и новый пучок черных щупалец, вырвавшись из пульсирующей массы, устремился к груди Конана. Тот наотмашь рубанул мечом, отсекая шевелящиеся отростки. Тягучие слизи при этом упали на его кожу, опалив ее как огнем, но тварь на мгновение отпрянула и Конан, воспользовался этим, отскочив к идолу. Он не мог взобраться на него, понимая, что едва он повернется спиной к чудовищу, оно тут же схватит его. Словно загнанный в западню лев, он смотрел как поднимается вверх пузырящаяся гора, окружившая монолит сплошным кольцом. Лишь в одном месте непрерывность студенистой плоти нарушалась длинным рваным разрывом, похожим на глубокую рану. И из этого разрыва, словно отблеск адского пламени, вырывался алый свет, быстро двигавшийся в сторону моря. Колышущаяся черная масса расступалась перед сиянием Сердца Аримана и смыкалась за спиной Глубоководного. Вот тело твари расступилось перед самым морем и Конан увидел уродливую фигуру выпрямившуюся на берегу в полный рост. На мгновение рыбоподобная тварь повернулась к нему и Конан скрипнул зубами, когда красный свет осветил уродливую оскаленную морду. Издевательское кваканье вырвалось из зубастой твари и чудовище, развернувшись, нырнуло в набегавшую волну. Какое-то время алое свечение еще мерцало в черной воде, но вскоре растворилось, угаснув в непроглядной бездне.
Конан, окаменевший от бессильной ярости и отчаяния, смотрел на море, пока подобравшиеся совсем близко черные щупальца, не вынудили его отступить еще дальше. Он бросил взгляд на скалы: его люди все еще бились с культистами, пробиваясь к бухте, в которой были спрятаны корабли. Глубоководные, будто потеряв интерес к бойне, прыгали в воду со скал будто огромные жабы. Преследовавшие беглецов слизистые твари, словно тоже охладев к погоне, возвращались на берег, вливаясь в обступившую монолит колышущуюся массу, протягивавшую щупальца к ногам киммерийца. Тот яростно рубил их, но студенистое тело, легко разваливаясь на части, столь же легко срасталось вновь, подбираясь все ближе. Только яростное неприятие подобной смерти заставляло Конана вновь и вновь отбиваться от подползавшей мерзости, сражаясь в своем последнем бою, без всякой надежды на спасение.
Внезапно над головой Конана послышалось хлопанье могучих крыльев и ночная тьма над его головой расступилась, будто воплотившись исполинским драконом. Блеснули алые глаза и белые зубы и Конан не выдержав, издал радостный крик, увидев зависшего над исполинского тенекрыла. Пусть он и погибнет от зубов виверны, но даже такая смерть будет предпочтительней, чем поглощение мерзкой слизью.
-Вижу я вовремя, Амра,- послышался знакомый голос, - поднимайся ему на спину, пока эта тварь не добралась и досюда.
Времени на удивление не оставалось: поддев мечом диадему с отрубленной головы Горта и тиару жреца, Конан запрыгнул на спину тенекрыла. Старый Н'кона, направил его вниз и тварь, сграбастав когтями, распростертое у подножия идола тело жреца, стремительно взмыла вверх, так что Конан, едва удержался, одной рукой цепляясь за острый гребень. Черная колышущаяся масса выбросила вверх несколько щупалец, но им не хватило всего нескольких дюймов, чтобы достать хвост крылатой рептилии. Спустя несколько взмахов мощных крыльев, виверна и ее наездники оказались вне досягаемости смертоносных щупалец шоггота.