Пока окружающие собирались с ответом, Фрол согнулся в рвотном приступе.
Неболтай с явным сочувствием глянул на двоюродного племянника.
- На-кось, испей воды, да рот прополощи, да лицо умой, - и достал медную флягу. - Вспомни, племяш, ведь это они по наши живые души бежали. Со штыками, если заметил. Возьми-ка лопату, да присыпь за собой. Сдается мне, тут еще штурм встречать.
Фрол послушно поднял лопату. Через минуту пятно рвоты исчезло.
- А картечницу кто чистить будет, а?
Неболтай нашел наилучшее средство. К моменту, когда ствол был со всем тщанием вычищен, молодой картечник полностью пришел в себя.
У мичмана Шёберга нашлись свои дела. Он аккуратно фиксировал свои наблюдения в записной книжке. Неболтай, заметив это, добавил советы от себя:
- Иван Андреевич, еще надо бы сказать Владимир Николаевичу, что три запасных блина к картечнице - это во как мало. Самое меньшее, четыре надобно. Правду молвить, чем больше, тем лучше, запас, он лежит смирнехонько, есть-пить не просит. Да при том же заряжающих нарядить двоих, а еще способнее - троих, но уж никак не одного. Сам видел: у Фролки три блина улетели, а заряжающий только что один набил.
Шёберг утвердительно кивал, строчил карандашом, а про себя думал, что и запасной ствол тоже не повредит. Он хорошо помнил, что ресурс его составляет лишь восемнадцать тысяч выстрелов. Не будучи сухопутным офицером, он, тем не менее, резонно предположил, что на второй штурм могут бросить большее количество пехоты.
Шёберг также отметил явную нехватку боеприпасов для батареи гранатометов. На подавление неприятельской артиллерии впритык, а на отражение пехотного штурма так и вовсе мало. Но потом мичман решил, что этому горю легко помочь: достаточно лишь сменить тяжелые 'морские' гранатометы на более легкие. Ему уже доложили, что волынцы отбились лишь одним таким, а картечницу даже не задействовали.
Да, тут было о чем подумать.
Парламентеры запросили перемирие на сбор тел погибших и на помощь раненым. Разумеется, просьба была удовлетворена.
Но у французских врачей была забота помимо помощи раненым и контуженным. Армейское начальство с большой настойчивостью потребовало (не попросило!) точно указать причины смерти.
Абсолютное большинство погибло от пуль. Большей частью они прошли навылет. Те, которые удалось извлечь из тел, были деформированы. И все же врачам удалось раздобыть несколько сравнительно целых экземпляров. Они вызвали большое удивление как докторов, так и офицеров.
Первое, что показалось необычным: очень малый калибр. Точной оценке он не поддавался, но явно был не более десяти миллиметров, а то и меньше. Форма пуль оказалась не круглой, а удлиненной. По всем признакам, пули имели заостренный конец. Этому факту противоречил третий: ни на одной из них не удалось найти следов винтовой нарезки. Между тем дальность и точность стрельбы давали все основания полагать, что ствол был именно нарезной.
Были и другие странности, относящиеся к неизвестному оружию. Очень во многих телах обнаружили несколько ран. Кто-то произнес ключевое слово: 'картечница'. Но это объяснило лишь часть загадок.
Генерал Канробер приказал тщательно опросить всех выживших пехотинцев в поисках фактов, связанных со стрельбой этих картечниц. Разумеется, речь не могла идти об одной: слишком велика была плотность огня. Опросы дали парадоксальные результаты.
Решительно никто из опрошенных не видел дыма. Впрочем, слухи о бездымном порохе уже дошли до разведки. Это противоречило донесениям о стрельбе из обычных пушек: те использовали вполне рядовой порох, дававший обильные клубы дыма. Может быть, запасы новейшего русского пороха были недостаточными, чтобы использовать его и в картечнице, и в пушках? Загадка...
Хуже того: очень немногие видели те самые картечницы - а ведь их размер должен был быть немалым; это следовало из простой инженерной логики. Самые же наблюдательные из пехотинцев отметили, что картечница весьма невелика, ствол очень небольшого калибра, и притом почти все видели лишь одну. Этот факт также не лез ни в какие модели. И лишь один солдат неуверенно высказался: ему, дескать, показалось, что стреляли два ствола. Причем сами стрелки находились в ямах или траншеях, наружу высовывались лишь головы. Разумеется, допрашивающий офицер записал показания, но добавил от себя, что к таковым надо относиться с осторожностью: тот удачливый солдат, что унес ноги из этой атаки, мог ошибиться ввиду большого расстояния до люнета (более двухсот метров).
Англичанам было куда проще: их встретил огонь из пушек бомбами огромной взрывной силы, но картечницы на противостоящих укреплениях либо вообще отсутствовали, либо их благоразумно приберегли.
И единственным светлым пятном выделился тот факт, что Камчатский люнет с очевидностью не получил никакой подмоги от редутов
Глава 14
Семаков узнал о потребностях сухопутных (ставших таковым из морских) артиллеристов и согласился. Разумеется, он учел и двигатели для баркаса, описание которых дал Тифор. По согласовании с Нахимовым заказы ушли в мир Маэры. Но прежде с ними ознакомился лейтенант Малах. И не только ознакомился: настырный иномирский офицер не поленился съездить на укрепления и тщательно расспросить участников боев. В результате стопка листов, отправленная в портал, оказалась довольно толстой.
Но не только Малах заинтересовался результатами штурма Контр-адмирал Истомин проявил особенную любознательность, однако, как он ни рвался из госпиталя, госпожа доктор твердо запретила выход на волю в течение еще двух дней. Капитану второго ранга Семакову пришлось сделать обширный доклад одному Нахимову.
- ...таким образом, следует признать, что если гранатометы являются в основном средством борьбы против неприятельских укреплений, а также артиллерии, то картечницы отлично проявили себя против пехоты и кавалерии. Доклад закончил.
- Вы, Владимир Николаевич, упомянули, что пули калибра две и три четверти линии, используемые в картечницах, вполне достаточны для поражения пехотинца, не так ли-с?
- Так точно, и кавалериста тоже, даже если он в кирасе. Нам неизвестна начальная скорость сей пули, но проверка показала: пробивает дюймовую железную плиту.
На самом деле проверка была произведена изготовителями-оружейниками на Маэре, но все равно нужное впечатление было произведено.
- Из моего опыта артиллериста следует, что любое оружие требует ухода-с. Как насчет этих картечниц?
- Так точно, уход необходим. После стрельбы надобно почистить ствол. Но лишь маслом, ни в коем случае не кирпичом. Далее, затвор картечницы, а равно другие движущиеся части должно регулярно - не реже, чем раз в два дня - смазывать. Наконец, по отстрелу восемнадцати тысяч пуль ствол потребует замены. Или починки.
- Поясните, Владимир Николаевич: сии картечницы имеют штуцерный ствол?
- Никак нет, ствол гладкий, но энергетические поля заставляют пулю вращаться в полете.
- Тогда отчего ж не чистить ствол кирпичом, как это издавна в российской армии принято?
- Так точно, ваше высокопревосходительство, сие предписано в армейском уставе, но касательно ружей. Однако ни армейский, ни флотский устав о картечницах ни словом не упоминают. Изготовители настаивают на использовании лишь масла; от него не случается дополнительный износ ствола. Так что моим людям строжайше запрещены какие-либо действия, могущие испортить это замечательное оружие. Поверьте, Павел Степанович, картечницы, будучи сами по себе особенными, требуют и особенного ухода.
Нахимов чуть задумался.
- В таком случае пишите рапорт. Полагаю, Владимир Иванович также должен с ним ознакомиться, когда выйдет из госпиталя.
На линии столкновения было полное затишье. Обе стороны прикидывали, планировали, копали, укрепляли.
Воспользовавшись случаем, Мариэла черканула страничку наставнице. В ней помимо вежливых слов и краткого изложения событий имелась информация о необычном домашнем зверьке, и содержалась просьба разузнать, есть ли аналогичный вид на Маэре. Обосновывалось это чисто научным интересом - правда, тот лежал несколько в стороне от специальности весьма почтенной. Завистник и недоброжелатель (если бы нашелся таковой среди тех, кто знал о содержании записки) мог бы прошипеть, что интерес большей частью имеет эстетические корни: котик очень понравился Мариэле.
Даже на тусклом фоне этих событий не стоил особого внимания тот факт, что Костя снова навестил дракона. Для мальчишки причина визита была более чем весомой: старшая сестра обновила, как скажут в будущем, линейку изделий. Помимо человечка и дракончика в ней появилась симпатичная кошечка.
Таррот долго расспрашивал об этом невиданном зверьке, которого принял поначалу за известного в драконьих краях ягуара. Но Костя уверил, что это зверь совсем маленький ('Ну вот такой!' - и соответствующий жест руками), живет в доме, ничуть не стесняя хозяев, а главной его дичью являются мыши.
- Это для госпожи доктора, ей очень наш кот понравился,- убеждал юный купец. - Готов даже в долг поверить.
- Слова ты умные знаешь, - фыркнул Таррот, - наверное, и читать умеешь?
- А то ж, - солидно кивнул гость, - и считать тоже, и писать, опять же.
Дракон знал от товарищей, что далеко не все местные столь образованные, и потому поинтересовался:
- Где учился?
- Папаня читать и писать научил... пока жив был, - вздох, - а счету от Сереги-длинного, это мой сосед, поднабрался. Взял у него книгу умную на время. Только Серега - он на бумаге считает, отцу помогает, а я так, в уме. Бумага, она ить дорогая.
Разумеется, гость не мог в полутьме пещеры заметить интерес в глазах хозяина.
- В уме, говоришь? А если проверить?
- Так запросто! - подбоченился нахальный визитер.
Таррот быстро прогнал Костю по таблице умножения и убедился, что ее он знает назубок. К большому удивлению дракона, оказалось, что мальчишка может умножать даже двузначные числа в уме.
Драконы едва ли не больше людей подвержены идеям справедливости, почему и последовала похвала:
- Ты считаешь в уме превосходно, почти как мы.
В ответ мальчишка почтительно поклонился:
- Благодарю, господин Таррот.
- У тебя прекрасная для человека память. Я бы с удовольствием взялся учить считать по-драконьи.
- Вы думаете, это возможно, господин Таррот? - осторожно спросил малец.
- И возможно, и нужно. У вас, людей, штурманы не могут обходиться без длительных расчетов. А если ты будешь хорошо считать, ты сможешь стать штурманом... ну, похуже, чем дракон, у тебя все же нет таких способностей... но тут надобно много знать помимо счета. Но для начала, если захочешь, получишь умение быстро считать.
- А плата велика ли?
- Я с ней подожду, - тут дракон оскалился в улыбке, - в долг поверю.
Просто удивительно, с какой скоростью расползаются слухи. Удивительно, конечно, для тех, кто не знает, что скорость распространения новостей описывается экспонентой.
Вот и сейчас разговоры о том, что госпожу доктора видели посещающей Михайловскую церковь, прошлись по всему Севастополю. Очень скоро уважение к немке подскочило: ей не только чаще кланялись и снимали шапку при встрече - очень многие жители города крестили матушку Марью Захаровну в спину со словами: 'Спаси тя Христос' или чем-то подобным.
Но очень скоро грянула гроза на пустом месте. Так, по крайней мере, думали окружающие.
Солдат Семирылов из пехотного прикрытия артиллерии мог почитать себя счастливчиком. Мало того, что его вовремя доставили в госпиталь, так вдобавок ногу не отрезали - при задетой кости такое случалось нередко - а молодая девка, доктор из немцев, пообещала, что если ногу не беспокоить, то через три недели он (Семирылов) забудет, что вообще был ранен. Наврала она, конечно: нога стала не только на вид, но и наощупь ну в точности, какая была. Немка явно переосторожничала. Тем не менее, Семирылову выдали костыли, на них он и передвигался. Но как-то вечером солдат попробовал сначала поболтать в воздухе раненой ногой - та действовала без нареканий. Потом Семирылов отважился пройтись по палате без костылей. Результат показался отменным. Чего уж говорить: нога была в таком состоянии, что хоть в пляс пускайся.
Храбрец решился сделать свои выводы. Он знал, что раненые из ходячих (те, которым запретили бередить только руку) могли пробираться наружу и приносить хлебного винца. Он сам участвовал в реализации трофеев от подобных походов. Но кое-что Семирылова не устраивало, и это 'кое-что' имело под собой самую материальную основу. Добытое честно делилось на палату независимо от величины денежного взноса, а очень у многих денег не было вообще. Сам Семирылов сберег некоторую долю от положенного жалования, но необходимость поить неимущих за свой счет глубоко угнетала. Расположение торговой точки, поставлявшей местное пойло, было хорошо известно всем в палате, однако дойти до нее можно было лишь на своих двоих, но никак не на костылях: уж больно дорога крутая.
Сбор в недальний путь, однако, не остался незамеченным со стороны соседа по палате, унтера Шебутнова. Тот получил осколок в бок; в госпитале приказали лежать смирненько пять дней (кость не задело), вставая лишь по нужде.
- Куды ж ты, милок, заделался на ночь глядя и без костылей?