А наутро в палату впорхнула разрумяненная с морозца молодая женщина.
- Вот она, Марья Захаровна, - послышался театральный шепот справа, - ежели возьмется руку лечить, то почитай за великое счастие. Свечку угодникам святым поставить не забудь.
Молодуха присела на кровать.
- Ну-ка, что там с рукой... - произнесла она с отчетливо иностранным выговором, - ...это тебе, братец, хорошо прилетело... да, не повезло...
В палате нависла гробовая тишина.
- ...четыре недели проваляешься, прежде чем новая рука в порядок придет. Теперь будем чинить...
Вся палата разом вспомнила, что дышать можно, и принялась это делать.
Сколь ни любопытны были отдельные раненые, никто не осмелился не то, чтобы подойти - даже лишний раз глянуть на работу госпожи доктора.
Часов ни у кого из нижних чинов, обитающих в этой палате, разумеется, не было, но все поняли, что работа была не из малых. На самом деле Мариэла трудилась почти полный час. Наконец, она встала. Последовали приказы:
- Сейчас лежать. Руку закутают в особую повязку. После этого разрешаю вставать и ходить, но с осторожностью, а руку ни в коем случае не трогать и в ход ее не пускать. Иначе... унтер-офицер Ключевской!
- Я!
- Приглядеть за этим раненым! Сам знаешь, что нужно.
- Слушаюсь, госпожа дохтур!
- Я буду наведываться сначала ежедневно, потом пореже. А теперь посмотрим остальных.
Пока женщина-врач обходила палату, появился нижний чин в не особо белом халате. Он очень быстро и очень ловко намотал кусок полотна на пострадавшую руку, на которую бедняга Игрунков до сих пор так и не осмелился поглядеть.
По уходе всех медицинских чинов палата загомонила: сначала чуть приглушенно, а потом и во весь голос.
- Так что с тобой приключилось, браток?
- Шли на баркасе ночью с грузом, тут чуть ли не нос к носу столкнулись со вражьим парусником. Он нас картечью угостил, мне в руку и прилетело. Больно было - аж жуть, но сейчас уж ничего.
- Никак кость задело?
- Какое там, - послышался уверенный голос за три койки справа, - руку тебе ночью отрезали, человече. Сам слыхал.
Матросик с трепетом глянул на замотанную конечность.
- Как так? - робко спросил он. - Рука ж вот она.
- Так то Марья Захаровна за дело взялась, - разъяснил все тот же авторитет, - она оторванную или там отрезанную руку обратно приклеит. Ну, не сразу во всю силу войдет она, рука-то.
До Игрункова стало доходить:
- Выходит, такая удача пришла, что эта молодка мне руку спасла?
-Тупоголовый! Тебе ж сказали: великое счастье привалило. И не какая там молодка, а сама Марья Захаровна, только так ее величать надо! Или госпожа дохтур. А еще называют 'госпожа магистер', я слыхал.
- Магистер? Это что такое? - поинтересовался солдатик из дальнего угла.
- Ну, вроде как мастер, но поважнее.
Любопытство молодости сказалось. Игрунков решился на вопрос:
- Так, входит, она все оторванное взад приклеить может?
- Не все. Своими ушами слышал: голову не может, - отозвался унтер Ключевской. - Но и с рукой не так просто. Долечить ее надо, руку. Так что марьзахарниных приказов слушаться, как самого адмирала! А то был у нас такой случай...
Семаков, выслушав доклад о приключениях баркаса этой ночью, счел, что это прекрасная возможность для проталкивания планов. Результатом стал визит к Нахимову.
Павел Степанович выглядел не лучшим образом, хотя, несомненно, получил добрые сведения об отбитом штурме. Все же смерть Истомина подействовала на него сильно. Но, зная подчиненного, адмирал имел основания полагать, что тот не придет ради постопорожнего выражения сочувствия. Так и вышло.
- Ваше превосходительство...
- Без чинов, Владимир Николаевич.
- Слушаюсь. Итак, нынешней ночью баркас под командованием боцманмата Кроева, совершая рейс с грузом боеприпасов, был атакован парусником неприятеля. Под вражеским огнем баркас совершил прорыв в севастопольский порт. Вот, извольте видеть, представление...
- Как же, помню фамилию Кроева. Тот самый, о котором вы ходатайствовали...
- Так точно, о производстве в чин боцмана. Здесь, извольте поглядеть, также предложения сего достойного унтер-офицера касательно улучшения незаметности...
Нахимов быстро проглядел бумаги и снова поднял глаза на подчиненного.
- Но ведь это не все, с чем вы пришли.
- Так точно, не все. Собираюсь еще пощипать вражеский флот, ведь теперь 'Морской дракон' избавлен от перевозок боеприпасов. И сверх того, как мне кажется, стоит подумать об оборудовании какого-либо из наших кораблей иноземными движками.
- А не желаете вместо того оборудовать гранатометами?
- И то, и другое, Павел Степанович...
Про себя посетитель отметил, что адмирал Нахимов превратился в себя-прежнего: глаза наполнились живостью, жесты стали привычно-быстрыми, даже усы слегка приподнялись.
- ...вот, с вашего позволения, план...
Глава 17
Госпожа Моана была главой аналитической группы Академии. Несмотря на высокий ранг академика, эта дама - кстати, жена Сарата - специализировавшаяся на магии жизни и разума, конечно же, могла иметь учеников. Впрочем, те большей частью были ученицами: почему-то эта ветвь магии оказывалась более доступной женскому полу. А ученице отнюдь не возбраняется написать письмо наставнице.
Во всей Маэре считается недостойным читать чужие письма.
Разумеется, письмо Моане от ученицы исключения не составило. Сарат, через которого это письмо и отправилось к адресату, только глянул на конверт и тут же отослал порученца в сторону Гильдии гонцов (ее отделение появилось и в Заокеании). Письмо не было срочным, и потому его доставили кораблем.
Сказать по правде, послание не содержало в себе ничего не то, что крамольного - просто интересного для человека со стороны. Кто счел бы достойным внимания подробности лечения местных от многочисленных травм и контузий? Никто, исключая, конечно, госпожу наставницу, но даже у той если и мог проявиться интерес, то чисто педагогического свойства.
Профессия шпиона предполагает наблюдательность и внимание к мелочам. Однако лишь самый-самый проницательный и зоркоглазый из них мог быть уголком сознания отметить сообщение, составлявшее едва ли два процента текста письма: 'Проведенное по вашей просьбе исследование на человеке из местного населения доказало, что он может перенести действие заклинания без всякого вреда для своего здоровья. Результативность заклинания доказана. За это исследование была уплачена в местной монете сумма, эквивалентная сорока двум сребреникам пяти медякам'. Да и то этот самый профессиональный вынюхиватель чужих тайн мог бы разве что слегка удивиться тому, что маг жизни занимается делами не вполне по специальности. И, вероятнее всего, аналитик приписал бы старательность Мариэлы благотворному воздействию приказов наставницы.
Только Моана и Сарат могли сделать вывод из этого кусочка сообщения, что речь шла об исследовании негаторского эффекта и что доказана возможность транспортировки негатора сквозь портал. Только эти двое представляли себе перспективы использования негатора для семейных дел магов. И только сам Сарат полностью понимал возможности, открывающиеся для теоретической магии.
Капитан второго ранга Семаков занимался тем, что в далеком будущем назовут перетасовкой персонала. Он прикидывал, кого из комендоров можно перевести на 'Морского дракона' без заметного ухудшения защиты укреплений.
Максимушкина трогать было нельзя, без вопросов. Поскольку лейтенант Беккер все еще находился на излечении, не существовало кандидатуры на замену этому наводчику. Зато у него можно было забрать Смирнова: с хорошим запасом гранат Максимушкин мог позволить себе не самого лучшего комендора. Поручик Боголепов также был первейшим кандидатом на ограбление: комендор Патрушев по опыту вполне мог сравниться с Максимушкиным, а замену среди людей Боголепова было бы нетрудно подыскать. А вот трогать Тароватова и Плесова определенно нельзя: на Камчатском люнете гранат и без того впритык, тут промахи - непозволительная роскошь.
И начались кадровые перестановки. Рулевому Шальнову назначили бухгалтерскую (правда, он этого слова не знал) работу: считать боеприпасы, поскольку в подносчики он не годился по недостатку физической силы. Капитан Риммер пошел наблюдателем: в его обязанности не входило ничего иного.
Одновременно драконья разведка вылетела на выявление вражеских транспортов. Таковые нашлись, числом два, оба оказались парусниками, шли поодиночке. Судя по курсу, направлялись они прямиком в Балаклавскую бухту.
- Совсем страх потеряли, пока мы доставкой боеприпасов занимались, - откомментировал старший помощник 'Морского дракона'.
- Ничего, обретут. Мы поможем, - коротко ответил командир.
Выход 'Морского дракона' в море состоялся в светлое время суток. Это событие заметили. Но даже если среди зевак и были граждане, подрабатывавшие соглядатайской работой, то успеть сообщить об угрозе на морских путях они могли разве что в Балаклаву.
Первый из парусников был перехвачен уже после заката. Луна почти не давала света, поэтому Семаков так и не узнал ни названия, ни порта приписки, ни даже национальной принадлежности противника. Пожар только-только начал разгораться, когда очередная (пятая) граната взорвалась в непосредственной близости от палубы. Не выдержали ни бортовая обшивка, ни набор. Шлюпки разнесло по досточкам, а то, что от них осталось, сгорело.
Второй транспорт искали почти всю ночь. Небо начало светлеть, когда сигнальщик выкрикнул:
- Корабль на весте!
Про себя начарт заметил, что позиция для атаки не самая удачная: 'Морской дракон' отчетливо прорисовывался на фоне неба, в то время, как неприятель был заметен намного хуже. Подумалось также, что сигнальщики на паруснике, должно быть, уже подняли тревогу. Капитан Риммер выразительно глянул сначала на запад, потом на восток; в результате лейтенант Мешков уверился, что иномирский моряк подумал то же самое.
Но бой пошел по непредвиденному сценарию.
До противника оставалось не менее двух с половиной миль, когда парусник начал ложиться в дрейф. А когда дистанция сократилась до мили, Мягонький доложил:
- Так что, ваше благородие, подняли флажный сигнал 'Просим дать время на спуск шлюпок'.
Удивились все, кто смог разобрать сигнал. Мешков быстро разъяснил Риммеру его смысл.
Матрос Шальнов выразил мнение большинства экипажа словами:
- Не иначе, напугали мы их.
В рубке эти слова была услышаны. Командир промолчал, хотя внутренне был согласен с выводом. Зато старший помощник вслух возразил:
- Думаю, может быть и другая причина. Груз.
Семаков сузил глаза:
- А ведь возможная штука, Михаил Григорьевич... Поднять сигнал: 'Даю полчаса на спуск шлюпок и на оставление судна. По истечении срока судно будет уничтожено'.
Вереница флажков поползла по фалу. Одновременно Семаков подал на себя часть рычажков. 'Морской дракон' сразу стал замедляться.
- Владимир Николаевич, ближе полумили подходить нельзя. Если в трюме порох... Вполне они могли оставить там зажженный фитиль.
- Верно, но мы и останемся на этой дистанции. А то и дальше.
- Будь с нами Тихон, уж точно он бы попытался уговорить нас на абордаж.
- А я бы воспретил. Не тот случай, Михаил Григорьевич.
- Что будем делать с экипажем?
- Ничего. Море спокойное, до турецкого берега пятьдесят миль, до вечера доберутся. На борт мы их принять не можем.
Пока князь Мешков объяснял капитану Риммеру диспозицию, шлюпки отвалили от борта парусника. Командир терпеливо дождался, пока те отойдут на дистанцию полумили от обреченного корабля, после чего скомандовал, носовой гранатомет запустил гранату, которая грохнула на палубе рядом с бушпритом. Полыхнул огненный шар.
Начарт думал, наверное, с четверть секунды:
- Смирнов, дай еще гранату в то же место.
Результатом была колонна ослепительного огня.
- Ну, не говорил ли я: порох он вез! Еще повезло, что не взорвался.
- Удачно влупили. Двадцать тысяч пудов, как полагаю, а это больше трехсот британских тонн.
На лицах российских офицеров и матросов расцвели улыбки удовлетворения, в которых проглядывалось и злорадство. Но голос чужеземного капитана вернул командира 'Морского дракона' в реальный мир.
- Владимир Николаевич, имею просьбу.
- Слушаю вас, Риммер Карлович.
- Позволите ли мне еще раз сопровождать вас? Этот бой... - иностранец явно боролся с нехваткой слов и с некоторым трудом победил, - ...он ненастоящий. Как учеба.
Ответ был вполне вежлив, но с большой долей уклончивости:
- Разумеется, Риммер Карлович, но лишь при условии, что командование не поставит нам иные задачи.
- Чем могу служить, ваше сиятельство? Имеются на продажу украшения изрядного достоинства.
Этими словами ювелир Макаров встретил заявившегося в лавку лейтенанта Мешкова. Его сопровождал знакомый ювелиру рыжий иностранец. Оба кивнули в знак приветствия, а князь сразу приступил к делу:
- Требуется украшение для женщины, серебряная или золотая подвеска с цепочкой или же браслет. С зеленым камнем.