— Ты не будешь сидеть здесь, мучаясь от чувства вины, Джанелль, — яростно произнес он. — Ты меня слышишь? Ты этого не сделаешь. Да, она твоя бабушка. То есть взрослая женщина. И, будучи взрослой женщиной, она вполне способна отвечать за собственные действия. Более того, будучи Королевой, она обязана контролировать свой двор. Если кто-то и должен разделить с Веньей вину за происшедшее, то это Александра. Ее предупредили о возможных последствиях, но она ничего не сделала.
Джанелль хотела было возразить, но Деймон встряхнул ее так, что у девушки клацнули зубы. Она молча оскалилась на него.
— Если хочешь взвалить на себя всю вину за их приезд, то в таком случае Вильгельмина должна разделить ее с тобой поровну.
О, какими притягательными становятся эти глаза, когда в них вспыхивает яростная решимость!
Деймон успокаивающе провел пальцами по рукам девушки.
— Если на одну внучку нельзя возложить ответственность за действия Веньи или бездействие Александры, то почему ты обвиняешь вторую?
— Потому что я — Королева, а Королева не только правит своим двором, она еще и защищает его.
Деймон беспомощно зарычал и пробормотал несколько весьма нелестных замечаний насчет женского упрямства.
— Это не упрямство! Я так говорю потому, что права! — рявкнула в ответ Джанелль.
Деймон понял, что не победит в этом споре, если она продолжит вести его с такой же позиции, поэтому он попытался заставить ее взглянуть на ситуацию с другой точки зрения.
— Ну хорошо. Нам действительно следовало доложить об этом. — Или принять более активное участие в разрешении проблемы…
Девушка окинула его взглядом, в котором сквозило подозрение.
— Почему это ты вдруг решил согласиться со мной?
Деймон иронично поднял бровь.
— Я-то придерживался мнения, что ты и сама предпочла бы, чтобы мужчины соглашались, — мягко произнес он. — Или мне следует возражать и дальше?
— Когда вы так быстро сдаетесь, это обычно означает, что вы собираетесь продолжить спор с совершенно другой точки зрения.
— Ты так говоришь, словно Первый Круг ничем не отличается от охотничьей стаи, — произнес Деймон, с трудом сдерживая смех.
— Полагаю, у волков они и позаимствовали эту тактику, — кисло заметила Джанелль.
Деймон начал нежно массировать ее шею и плечи.
Девушка закрыла глаза.
— А ты знал о том, что ты и Люцивар — единственные мужчины в Первом Кругу (не считая представителей родства, разумеется), которых Венья не попыталась затащить в постель?
— Со мной она не осмелилась бы заигрывать, — с обманчивой мягкостью произнес Деймон.
— И ей хватило ума не заводить подобные игры с Люциваром. Когда кто-то заставляет его оказаться в подобном положении, у него есть дурная привычка сначала бить, а потом разъяснять суть ошибки.
— Похоже, весьма успешный способ избавиться от навязчивого женского внимания.
— Угу. О да, вот здесь…
Деймон покорно сосредоточился на сведенной судорогой мышце, которая быстро расслабилась. Лаская и массируя, он незаметно притягивал девушку к себе, пока она наконец не прильнула к нему всем телом, обняв его за талию и опустив голову на плечо.
— Люцивару больно из-за того, что ты злишься на него, — тихо произнес он. — И всем мальчикам тоже.
— Я знаю, — вздохнула она. — Но я слишком устала, чтобы придумывать для каждого подходящее задание. Видимо, придется больно удариться пальцем.
— Прошу прощения? — Его руки на мгновение замерли на ее плечах.
— Я больно стукнусь большим пальцем на ноге, а потом позволю им суетиться, бегать с полотенцами, грелками, носить меня на руках, и тогда все поймут, что я больше на них не сержусь.
— И что, все действительно подумают, что ушибленный палец — серьезное повреждение?
Джанелль фыркнула:
— Разумеется, нет. Это что-то вроде ритуала.
— Ясно. Королева не может просить прощения за наказание, но обязана продемонстрировать, что оно окончено.
— Именно. Если бы речь шла только об одном из них, то я попросила бы помощи в каком-нибудь деле, с которым и сама могла бы справиться. Тогда мужчина понял бы, что я на самом деле не сержусь. Но раз уж провинившихся так много, придется позволить им суетиться, — проворчала Джанелль. — Они будут бегать вокруг, старательно взбивать подушки, подтыкать одеяла, которые мне даром не нужны. И заставят спать днем.
— Значит, это не просто способ продемонстрировать прощение, но еще и шанс на мелкую месть?
— Месть не такая уж и мелкая. Обычно кому-то из ковена удается незаметно пронести книжку, которую я читаю во время «послеобеденного сна». Как-то раз папа зашел проведать меня, я поспешно запихнула книжку под подушку, но краешек все равно выглядывал. Однако он ничего не сказал. А когда вошли Кхари и Аарон, папа даже запихнул книгу подальше под подушку, чтобы никто ничего не заметил. А потом у него хватило наглости заявить, что меня, похоже, лихорадит, и они начали суетиться с удвоенной силой. И как только Сэйтан не боится за свои яйца…
Деймон помедлил мгновение, пытаясь найти грань между словами «папа» и «Сэйтан».
— Дорогая моя, — осторожно произнес он, — если у Сэйтана есть яйца, то у папы тоже.
— Но мне кажется проявлением неуважения сказать что-то в этом духе о папе.
— Понятно, — произнес Деймон тоном, ясно говорившим, что он ничегошеньки не понял.
— Папа, — объяснила Джанелль, — обаятельный и умный, прекрасный компаньон.
— Представив рядом Сэйтана и Сильвию, — сухо произнес Деймон, — я бы сказал, что вовсе не Повелитель является прекрасным компаньоном.
Длинная пауза.
— Ты бы назвал Сильвию прекрасной женщиной?
Деймон поспешно прикусил язык. Джанелль задала этот вопрос потому, что сочла его реплику двусмысленной или же просто заметила каламбур? И как, во имя Ада, Консорт может ответить на подобное замечание и не вызвать гнева своей Леди?
— В любом случае она гораздо симпатичнее его, — уклончиво пробормотал Деймон, а потом без зазрения совести сдал отца со всеми потрохами. — Правда, мне кажется, они весьма привязаны друг к другу, даже если Сильвия так и не одолжит ему ту книгу.
Джанелль подняла голову, и в ее глазах не осталось и намека на холод.
— Какую еще книгу?
— О чемты случайно упомянул?!
Деймон потер затылок, настороженно глядя на отца. Он ощущал настоятельную потребность из чисто мужской солидарности честно предупредить Сэйтана, а теперь искренне сожалел о том, что осмелился сделать это.
Повелитель уставился на предателя:
— Что на тебя нашло? Почему ты вообще заговорил об этом?
О нет. Он не повторит ни одной фразы, которые в конечном счете и заставили его срочно перевести тему.
— Зато теперь Джанелль в гораздо лучшем настроении.
— Почему-то я в этом и не сомневаюсь. — Сэйтан устало потер лицо руками. — Что она сейчас делает?
— Отдыхает, — произнес Деймон. — Я собираюсь переговорить с Беале и попросить, чтобы ей в комнату принесли поднос. Мы поужинаем в ее гостиной и немного поиграем в карты.
Неожиданный блеск, появившийся в золотистых глазах Повелителя, заставил Деймона насторожиться.
— Ты собираешься играть в карты с Джанелль? — спросил Сэйтан.
— Да, — осторожно подтвердил тот.
— В таком случае, Князь, вы более чем загладили свою вину за разговор с Джанелль о той книге.
9. КэйлеерОсвальд снова задержался в коридоре.
Сначала он подумал, что похоть Веньи спутает все их планы. Однако, после того как бледная сука Королева сорвалась на мужчин при дворе из-за нее, они отправились зализывать раны в одиночестве и до сих пор не появлялись.
Ярость Джанелль была бы подарком судьбы, упавшим прямо ему в руки, если бы Вильгельмина Бенедикт оказалась в своей комнате. Однако ее там не было, и Освальд не имел ни малейшего представления о том, где искать девушку. Если она сейчас с другими суками, он не сможет подойти к ней. Освальд не хотел, чтобы кто-то из них обратил на него внимание, прежде чем он будет готов исчезнуть без следа.
Скоро, подумал он, возвращаясь в свою комнату. Очень скоро.
10. Кэйлеер«И это меня называют Садистом!» — возмущенно подумал Деймон, обозревая доску и карты, и собрал все силы, чтобы не зарычать от усталости и раздражения.
— Ты практически выиграл этот раунд, — заметила Джанелль, подсчитывая очки и пытаясь скрыть ликование.
Деймон оскалился в бледном подобии улыбки:
— Моя очередь сдавать?
Кивнув, Джанелль деловито перевернула бумагу, провела линию посередине и написала их имена на первой строчке.
Деймон взял колоду и начал тасовать карты.
Огни Ада, у него не должно быть таких проблем с пустяковой карточной игрой! В конце концов, это всего лишь вариант «люльки», в которую Джанелль играла еще в детстве. Ладно, пусть даже существовало двадцать шесть вариантов «люльки». И все равно не должно быть столько проблем, чтобы выиграть партию. Однако в игре была какая-то неправильность, нечто, перед чем пасовало рациональное мышление. То есть мужская логика.
Игровое поле с разноцветными камешками и костяными дисками с соответствующими символами с одной стороны. Колода карт. И совершенно запутанное взаимодействие между всем этим богатством. Деймон так и видел, как ковен сидит кружком холодным зимним вечером, понемногу составляя эту игру, строя одну вариацию от другой, добавляя части других забав, принадлежащих различным культурам, — и в итоге получается настоящая пытка для логичного мужского мозга. Он особенно презирал игры, в которых определенная роль отводилась «диким» картам или джокерам, потому что игрок во время своего хода при появлении такого подспорья мог запросто перейти на другую вариацию — и вот уже старательно приберегаемые козыри никуда не годятся, как и прекрасно, до мелочей продуманная стратегия.
Должен же быть способ обратить эту особенность во благо, сделать из нее преимущество. Должен…
Продолжая мешать карты, Деймон пристально вглядывался в поле игры, изучая взглядом камешки и костяные диски, думая о том, как каждый из них может взаимодействовать с другим и с картами.
Да, это сработает. Это обязательно сработает.
— Ну что, в какую разновидность ты хочешь сыграть теперь? — спросила Джанелль, расставив камешки и диски в начальные позиции.
Деймон одарил ее улыбкой, которая в свое время приводила в ужас Королев в Террилле.
— Вариация номер двадцать семь.
Джанелль непонимающе нахмурилась:
— Деймон, но двадцать седьмой вариации не существует.
Он раздал карты и вкрадчиво промурлыкал:
— Теперь существует.
11. Кэйлеер«Какой же она была юной, — подумала Сюрреаль, глядя на свою мать. — Я всегда считала ее большой и сильной… А она ниже меня. И была совсем юной, когда ее убили».
Тишьян невозмутимо поставила ноги на широкий подоконник и обхватила руками колени.
— Хорошо, что ты пришла в Кэйлеер.
Сюрреаль выглянула в окно, однако вычерненное ночью стекло показало девушке лишь ее собственное отражение, заставляя размышлять о вопросах, которые давным-давно покинули ее мысли, потому что некому было дать ответы.
— Почему ты не вернулась домой, после того как отделалась от Картана? — Она помедлила. — Из-за меня?
— Нет, — резко ответила Тишьян. — Я сама решила оставить тебя, Сюрреаль. Мне пришлось бороться с инстинктивной реакцией тела отвергнуть ребенка, зачатого в насилии. Я выбрала тебя. — Тишьян помолчала, задумавшись. — Были и другие причины тогда не возвращаться домой. Если бы я это сделала, ты жила бы совсем по-другому, но…
— Что «но»?! — рявкнула Сюрреаль. — Если бы ты вернулась домой, то не пришлось бы продаваться за еду и крышу над головой! Если бы ты выбралась из Террилля, то не умерла бы такой молодой! Какая причина могла заставить тебя отказаться от этого?
— Я любила своего отца, — мягко произнесла Тишьян. — И любила своих братьев. Наказание за изнасилование одно — казнь. Если бы я вернулась домой сразу же, сбежав от Картана, мой отец и братья отправились бы в Хейлль, чтобы убить его.
Сюрреаль тупо уставилась на мать:
— Но как, во имя Ада, они бы сумели миновать всех стражей Доротеи, чтобы добраться до Картана?
— Они бы погибли, — просто сказала Тишьян. — А я не хотела, чтобы мои близкие погибли из-за меня. Ты можешь принять такую причину?
— Не совсем, поскольку большую часть своей жизни я провела готовясь к тому дню, когда наконец лично прикончу Картана. Послушай, если бы речь шла о твоей матери… — Сюрреаль попыталась улыбнуться, но не смогла. — Как ты думаешь, что твой отец сказал бы, узнав о твоем выборе?
Улыбка Тишьян была наполнена сожалением.
— Я знаю, что он сказал. Он пробыл некоторое время в Темном Королевстве, прежде чем вернулся во Тьму. Но он прожил отведенные ему годы, Сюрреаль, а мои братья вырастили детей, которые иначе никогда бы не родились. — Она вновь замолчала. — И если бы я сделала другой выбор, ты бы не оказалась в Шэйллоте тринадцать лет назад, и мы потеряли бы величайшую Королеву, которую когда-либо знала Кровь.
— А если бы ты в итоге не оказалась в Террилле под Картаном, то стала бы Королевой и Черной Вдовой.
— Я и есть Королева и Черная Вдова! — рявкнула Тишьян. — Когда Картан сломал меня, он всего лишь лишил меня силы, которая стала бы моей, но не смог забрать то, что я есть.
— Прости, — сказала Сюрреаль, не зная, как выразить сожаление и не оскорбить мать.
— Не взваливай сожаления себе на плечи, маленькая ведьма, — мягко произнесла Тишьян, поднимаясь на ноги. — И не пытайся нести ответственность за чьи-либо действия, кроме своих. — Она протянула дочери руку. — Идем. Тебе нужно привести мысли в порядок, если завтра с утра у тебя тренировочный бой с Люциваром.
Сюрреаль устало поднялась на ноги и последовала за Тишьян. После отвратительной и жуткой сцены с Веньей в столовой, дополнительной тренировки с Фалонаром и усилиями, приложенными, чтобы справиться с последствиями ярости Джанелль, она была несказанно рада возможности наконец-то забраться в постель. За день девушке пришлось обнять больше расстроенных мужчин, чем за всю свою жизнь. И последняя мысль напомнила ей еще кое о чем.
— Кстати, а как все-таки нужно вести себя с родственниками мужского пола, которых я неожиданно приобрела?
— Ты устанавливаешь границы сама, — отозвалась Тишьян, они уже добрались до коридора, ведущего в комнату Сюрреаль. — Тебе решать, что позволить им сделать для себя. А потом сообщаешь им об этом, но мягко. Это Кэйлеер, Сюрреаль. Ты должна обращаться с мужчинами… — Неожиданно Тишьян замерла на полушаге, оборвав фразу. Ее ноздри раздулись, словно она принюхивалась к едва уловимому запаху.
— Тишьян? — осторожно произнесла Сюрреаль, пораженная пугающим выражением, появившимся на лице матери. — Что случилось?
— Где Повелитель? — прорычала та.
Не дожидаясь ответа, она помчалась к ближайшей лестнице.
Сюрреаль рванулась следом, врезавшись в Гарпию, когда та замерла у одной двери.
Тишьян изо всей силы треснула по двери кулаком и бесцеремонно распахнула ее.
— Повелитель!
Из смежной комнаты донесся приглушенный звук.
Тишьян распахнула настежь вторую дверь и ворвалась внутрь, моментально замерев.
Сэйтан тоже застыл на месте. Когда в его спальню вломились две женщины, он как раз собирался надеть халат. Передумав, Повелитель медленно выпрямился и повернулся к ним.
Сюрреаль не удержалась от искушения и скользнула по его телу профессиональным — и одобрительным — взглядом.
Тишьян, похоже, было все равно, что она ворвалась в спальню к неодетому — и весьма раздраженному теперь — мужчине.
— В Зале находится запятнанный порчей самец, — коротко заявила она.
Сэйтан на мгновение уставился на нее, а затем схватил халат и, надевая его, отрывисто произнес:
— Где?
Повелитель и Тишьян вышли из комнаты быстрее, чем Сюрреаль успела собраться с мыслями.
К тому времени, как девушка успела нагнать их, Тишьян рыскала по коридору вперед-назад, как гончая в поисках незнакомого запаха, а Сэйтан, занимаясь тем же, вдумчиво бродил по нему. Никто из них не обращал на Сюрреаль ни малейшего внимания.