– Какое чудо… Давайте сыграем еще раз!
Тальмор расхохотался. Домис глядел на нее со странным выражением, а Сибел, прикрыв глаза рукой, уронил голову на свою арфу.
– А знаешь, Тальмор, я ведь тебе не поверил, – качая головой, признался Домис. – Хотя сам играл с ней, правда, самые элементарные вещи. Мне не показалось, что у нее какие-то выдающиеся способности.
Менолли едва дышала, испуганная тем, что снова допустила какую-то оплошность, как накануне, с девочками.
– И я совершенно уверен, – так же сухо и строго продолжал Домис, – что ты никак не могла видеть эту партитуру раньше…
Менолли подняла глаза на мастера.
– Какая прелесть, как дивно переплетаются голоса флейты, арфы и гитар! Жаль, это место мне не совсем удалось, – она перелистнула страницы, – нужно было, конечно, использовать ваши аккорды, но с моей рукой…
Домис все так же, не отрываясь, смотрел на нее.
– Сибел, наверное, предупредил тебя, чем мы будем сегодня заниматься?
– Нет, мой господин, он только сказал, что я обязательно должна прийти.
– Полно, Домис, неужели вы не видите: девочка сама не своя от страха? Она боится, что сделала что-то не так. Успокойся, Менолли, все в порядке. – Тальмор ободряюще похлопал ее по плечу. – Видишь ли, – продолжал подмастерье, добродушно поглядывая на Домиса, – он только что закончил эту вещь. Ты просто загнала нас с Сибелом, да и сам Домис едва поспевал за тобой. К тому же тебе удалось с легкостью справиться с его мучительными изобретениями так, что я заметил… пожалуй, лишь один неверный аккорд, тот, который ты упомянула, но ты говоришь, что это из-за руки…
Сибел, наконец, поднял голову, и Менолли с изумлением заметила, что в глазах у юноши стоят слезы. И в то же время он смеялся! Трясясь от хохота, не в силах вымолвить ни слова, он лишь бессильно погрозил Домису пальцем.
Недовольно покосившись на него, Домис обратился к подмастерьям:
– Хватит, хватит. Я и сам вижу, что перегнул палку, но, согласитесь, у меня были веские основания для сомнений. Соло может сыграть любой… – Он повернулся к недоумевающей Менолли. – Ты, наверное, часто играла с Петироном? А другие музыканты у вас в холде есть?
– По-настоящему играть мог один Петирон. От рыбного промысла руки так грубеют, что становятся негодными для музыки. – Она искоса взглянула на Сибела. – Есть, правда, несколько барабанщиков…
Услышав ее ответ, Сибел снова залился смехом.
<Да что это с ним? – подумала Менолли. – А казался таким спокойным, таким невозмутимым. Правда, смеется он не так уж громко, но все-таки…>
– А теперь, Менолли, расскажи-ка мне поподробнее, чем ты занималась у себя в Полукруглом, я имею в виду музыку. Мастер Робинтон так занят, что мне не удалось побеседовать с ним на эту тему.
Мастер Домис сказал это таким тоном, будто имел право знать все, что она могла бы рассказать самому Главному арфисту, и Сибел кивнул ей, подтверждая это. Менолли на миг задумалась. Уместно ли признаться, что она занималась с детьми после смерти Петирона, пока не прибыл новый арфист? Наверное, – ведь Эльгион, должно быть, уже сообщил об этом мастеру Робинтону, и тот ни словом не упрекнул ее за то, что она взяла на себя эти чисто мужские обязанности. К тому же мастер Домис уже как-то язвил на тот счет, что всегда следует говорить правду. И она рассказала им о том, что происходило с ней в Полукруглом: как Петирон отметил ее еще в детстве, когда она уже достаточно выросла, чтобы разучивать обязательные баллады и сказания. Как он научил ее играть на гитаре и арфе, – только для того, чтобы помогать ему учить других, – заверила она слушателей, – и подыгрывать ему по вечерам. – Домис понимающе кивнул. – Как Петирон познакомил ее со всеми нотами, которые у него были – правда, их было не так много, всего три пьесы, а в других и нужды-то не было: морской правитель Янус предпочитал петь сам, а не слушать музыку.
– Это понятно, – снова кивнул Домис.
Еще Петирон научил ее вырезать из тростника свирели, натягивать кожу на барабаны, большие и малые, познакомил с основными принципами изготовления гитары и малой арфы, только в Полукруглом не было подходящего дерева, чтобы сделать еще одну арфу, да и зачем ей своя гитара и арфа? Но два Оборота назад ей пришлось взять на себя исполнение учебных баллад, потому что у Петирона от болезни суставов пальцы совсем скрючились. Ну а потом, конечно… – горло у Менолли перехватило от печальных воспоминаний, – некоторое время после смерти Петирона ей пришлось учить детей самой: Янус понимал, что ребятишки не должны отставать в изучении обязательных песен и баллад – ведь отец сознавал свой долг перед Вейром, а во время лова никого, кроме нее, нельзя было освободить от работы.
– Все ясно, – заметил Домис. – Ну а когда ты повредила руку?
– Почти сразу в холд приехал новый арфист, Эльгион, так что мне… больше не нужно было играть. А потом, – вместо объяснений она повернула руку ладонью вверх, – все решили, что играть я не смогу уже никогда…
Захваченная воспоминаниями, Менолли не заметила, что в комнате стоит тишина. Она сидела, низко опустив голову, потирая разболевшийся от долгой игры шрам.
– Когда Петирон был среди нас, – негромко проговорил Домис, – Цех арфистов не знал лучшего наставника. Я имел счастье быть его подмастерьем. И у тебя нет никаких причин стыдится своей игры…
– Или того, какую радость ты получаешь от музыки, – добавил Сибел, слегка наклонившись к ней, но теперь его глаза были совершенно серьезны.
Радость от музыки! Какое облегчение – услышать эти слова. И как он только угадал?
– Скажи, Менолли, теперь, когда ты здесь, в Цехе арфистов, чем бы ты занялась охотнее всего? – спросил мастер Домис таким безразличным, невыразительным голосом, что девочка не могла понять, какого ответа он от нее ожидает.
Радость от музыки… Но как ее выразить? Сочинять песни, которые так нужны мастеру Робинтону? Только вот как узнать, что именно ему нужно? Но разве Тальмор не сказал, что это мастер Домис написал тот восхитительный квартет, который они только что исполнились Зачем же Робинтону еще один композитор, если у него уже есть Домис?
– Вы имеете в виду, играть, петь или обучать других?
Мастер Домис сделал большие глаза и с легкой улыбкой посмотрел на девочку.
– Так вот – чего ты хочешь?
– Но ведь я здесь для того, чтобы учиться? – Она решила не замечать его насмешки.
Домис подтвердил, что так оно и есть.
– Тогда мне хотелось бы научиться тому, чего я пока не успела узнать: Петирон говорил, что есть много такого, чему он сам меня научить не может. Например, правильно владеть голосом. Для этого придется долго работать с мастером Шоганаром. Пока он позволяет мне только дышать и петь гаммы из пяти нот… – Она взглянула на Тальмора, который ответил ей такой широкой улыбкой, как будто прекрасно понимал ее чувства, и Менолли сразу ощутила прилив уверенности. – Я бы очень хотела… – Тут она снова заколебалась: что скажет Домис, она побаивалась его острого языка.
– Ну, говори же, Менолли, – чего бы тебе хотелось? – ласково спросил Сибел.
– Домис, вы совсем запугали девочку, – поддержал его Тальмор.
– Что за чушь? Скажи, Менолли, разве ты меня боишься? – удивительно осведомился он. – Мне приходится учить такое множество бездарей – как тут характеру не испортиться! – уже куда мягче проговорил мастер Домис. – Скажи мне, девочка, что в музыке привлекает тебя больше всего?
Он пристально посмотрел ей в глаза, но она уже знала ответ.
– Что привлекает меня больше всего? Играть, как сегодня, ансамблем, – выпалила она. – Это так прекрасно! Такое счастье – слышать переливы гармонии и движение темы, когда она переходит от инструмента к инструменту. Я испытала такое чувство, как будто… летела на драконе!
Домис смотрел на нее, озадаченно хлопая глазами, по его обычно такому кислому лицу расплывалась довольная улыбка.
– А ведь она действительно так думает, Домис, – раздался в наступившей тишине голос Тальмора.
– А как же иначе? Я никогда не играла ничего более прекрасного. Жаль только…
– Что только? – спросил Тальмор, когда она запнулась.
– Играла я неважно. Нужно было подольше почитать партитуру перед тем, как начать: приходилось все время следить и за нотами, и за сменой темпа – вот я и не сумела следовать вашим динамическим обозначениям… Извините.
Домис со всего размаха хлопнул себя ладонью по лбу. Сибел снова зашелся беззвучным смехом. А Тальмор, так тот просто взревел от хохота и, ударив себя ладонью по колену, указал пальцем на Домиса.
– В таком случае, Менолли, мы сыграем еще раз, – сказал Домис, повысив голос, чтобы положить конец веселью подмастерьев. Причем на этот раз, – он нахмурился, но Менолли уже больше не боялась; она знала, что ей удалось тронуть его сердце, – с учетом тех динамических обозначений, которые я поставил отнюдь не случайно. Внимание, начали!
Но теперь они играли квартет по частям. Домис то и дело останавливал их, указывая на отставание от темпа в одном месте, на отступление от партитуры в другом, на необходимость лучшей согласованности инструментов в третьем. В каком-то смысле это оказалось не менее увлекательным, чем сама игра: замечания Домиса позволили Менолли глубже понять музыку и… ее творца. Прав был Сибел, когда говорил о занятиях с мастером Домисом – ей предстоит многому научиться у человека, который способен создавать такую музыку – чистую, совершенную…
Тальмор с Домисом заспорили об интерпретации очередного отрыва, и вдруг их спор прервал какой-то зловещий звук, который, постепенно нарастая, скоро заполнил все помещение. Почти одновременно с ним в комнату ворвались ящерицы.
– Как они сюда попали? – удивленно спросил Тальмор, пригнувшись, чтобы уберечь голову от испуганно мечущихся файров.
– Разве ты не знаешь? – Они совсем как драконы, – отвечал Сибел, тоже стараясь увернуться от коготков и крыльев.
– Менолли, вели им куда-нибудь сесть, – скомандовал Домис.
– Они испугались шума…
– Это всего лишь тревога, сигнал о приближении Нитей, – спокойно объяснил Домис, но мужчины отложили свои инструменты.
Менолли призвала файров к порядку, и они расселись на полках, тревожно вращая глазами.
– Подожди нас здесь, Менолли, – сказал Домис, вместе с подмастерьями направляясь к двери. – Мы скоро вернемся – я, во всяком случае…
– Я тоже. И я, – откликнулись юноши, и все трое быстро вышли.
Менолли осталась сидеть, ощущая, как все вокруг готовится встретить надвигающегося врага. Как это знакомо – ведь все ее детство прошло под знаком Падения. Из коридора доносился топот бегущих ног. Вот загремели ставни, заскрежетали металлические засовы. Потом раздался знакомый гул – заработали огромные вентиляторы, подающие в здание воздух во время Падения. Девочке вдруг снова захотелось укрыться в пещерке на морском берегу. У себя в Полукруглом она всегда ненавидела сидеть взаперти, когда вокруг падают Нити. Ей всегда казалось, что в эти гнетущие часы весь воздух в холде пропитан страхом. Другое дело пещера, которая давала кров, и ласкающий глаз вид на бескрайнюю морскую даль – прекрасное сочетание безопасности и свободы.
Красотка вопросительно чирикнула и вспорхнула с полки к Менолли на плечо. Закрытое помещение ее не угнетало, но она остро ощущала угрозу Нитей – стройное тельце вытянулось в струнку, глаза безостановочно вращались.
Вскоре лязг и грохот, крики и топот стихли. Менолли услышала на лестнице приближающиеся мужские голоса – возвращались Домис с подмастерьями.
– Понимаю, что левая ладонь у тебя еще недостаточно растянута, чтобы взять октаву, – обратился Домис к Менолли, как будто продолжал разговор со своими молодыми спутниками, – и все же скажи, как далеко вы с Петироном продвинулись в игре на арфе?
– У него была маленькая педальная арфа, мой господин, но, поскольку мы не всегда могли достать струны, я научилась только…
– Импровизировать? – подсказал Сибел, протягивая ей свою арфу.
Девочка поблагодарила его и учтиво предложила взамен свою гитару, которую он принял с вежливым поклоном.
Порывшись в нотах, Домис извлек еще одну партитуру. Она оказалась изрядно выцветшей и потертой, кое-где украшенной пятнами, но, по словам мастера, еще вполне удобочитаемой.
Менолли ощупала свои пальцы. Она давно не упражнялась, и мозоли от струн успели сойти, так что волдырей не избежать, ну да ничего… Девочка взглянула на Домиса и, получив разрешение, начала арпеджио. Что за удовольствие играть на Сибеловой арфе! Как певуче переливается ее голос, усиленный деревянным корпусом… Чтобы взять октаву, приходилось неловко передвигать пальцы, и, хотя болезненный шрам не раз заставлял девочку поморщиться, очень скоро музыка так захватила ее, что она забыла обо всем на свете. Только к самому финалу Менолли с удивлением заметила, что остальные играют вместе с ней.
– Я не совсем поняла, доминант септ-аккорд в медленной части берется полностью? – спросила она. – В нотах не сказано.
– Это еще надо подумать, – изрек Домис и, решительно отобрав у Менолли арфу, вернул ее Сибелу. – С арфой тебе придется подождать до лучших времен, а на сегодня хватит. – Он повернул ее левую руку ладонью кверху, чтобы показать шрам, который слегка разошелся и заметно кровоточил.
– Но… – попыталась возразить девочка.
– Но, – мягче, чем обычно, перебил ее Домис, – уже подошло время обеда. Время от времени, Менолли, все мы должны подкреплять свои силы.
Все трое смотрели на нее и улыбались, и, осмелев от той атмосферы взаимопонимания, которая возникла за время их совместной игры, Менолли робко улыбнулась в ответ. Теперь и она почувствовала аромат жареного мяса и порядком удивилась, ощутив приступ голода. Ведь за завтраком у Данки, где все сверлили ее недоброжелательными взглядами, у нее кусок не лез в горло.
Мысль о том, что ей снова придется сидеть рядом с девочками, слегка подпортила удовольствие от плодотворной утренней работы. Но это пустяки по сравнению с полученным наслаждением. К ее удивлению, девочек за столом не оказалось. Огромные металлические двери были заперты, все окна закрыты ставнями, а столовая, неярко освещенная лишь центральным и угловыми светильниками, выглядела как никогда уютной.
Все уже сидели на своих местах. Окинув зал беглым взглядом, Менолли не увидела за круглым столом мастера Робинтона. Зато там был мастер Моршал, который недовольно глядел на нее до тех пор, пока Домис, отодвинув свой стул, не подтолкнул Менолли к ее месту. Сибел и Тальмор, нимало не смущаясь своего опоздания, направились к овальному столу, где сидели подмастерья. Однако Менолли, неловко пробираясь на свое место, острее, чем когда-либо, ощущала взгляды окружающих.
– Эй, Менолли, – послышался рядом знакомый шепот, – поторопись – мы умираем с голода. – Оглянувшись, девочка увидела Пьемура, который показывал на свободное место рядом с собой. – Что, съел? – спросил он соседа. – Разве я не говорил тебе: не будет она прятаться в холде с остальными девчонками. – Пока все рассаживались, мальчуган успел спросить Менолли: – Ведь ты не боишься Нитей, Правда?
– С чего бы это? – Она нисколько не лукавила, но все-таки подумала: очень кстати, что ее ответ слышат соседи по столу. – Но ты, кажется, говорил, что тебе запретили сидеть за столом девочек.
– Так ведь их здесь нет. А ты сама жалела, что не с кем поговорить за едой. Вот я и решил составить тебе компанию.
– Скажи, Менолли, – обратился к ней мальчик со слегка выпученными глазами, который обычно сидел напротив, – правда, что файры выдыхают пламя, как настоящие драконы, и гоняются за Нитями?
Девочка взглянула на Пьемура – не он ли вдохновил приятеля на этот вопрос, но сорванец только невинно пожал плечами.
– Мои – нет, но они еще маленькие.
– Ну, что я тебе сказал, Бролли? – воскликнул Пьемур. – Ведь дракончики в Вейре тоже не сражаются с Нитями, а файры – это маленькие драконы. Правда, Менолли?
– Они очень похожи, – ответила девочка, слегка помедлив, но ни один из спорщиков этого не заметил.