Элидор - Алан Гарнер 9 стр.

Мистер Уотсон вышел через заднюю дверь в сад. Дети и миссис Уотсон вслушивались в шарканье на крыльце.

— Похоже, их там несколько человек, — заметил Дэ­вид. — Не знаю, как отец с ними справится.

— Не болтай ерунду, — сказал Николас. — Этому мальчонке, что деньги собирал, лет восемь-девять. По-моему, лучше их все-таки поколотить. Отец начнет им мораль читать, а больше ничего не сделает, только спро­сит, как их зовут и где они живут. А что они — идиоты, чтобы ему правду сказать?

Дверь в сад распахнулась, и мистер Уотсон вошел в дом.

— Опоздал! — сказал он. — Ни души не увидел!

— А мы их все время слышали, — возразила миссис Уотсон. — Фрэнк, они не убегали. Ты до самого крыльца дошел?

— Моя милая Гвен, — проговорил мистер Уотсон, — фонарь напротив освещает наше крыльцо. Они, видно, в подворотню спрятались, но я в эти игры не играю.

— Они не спрятались, Фрэнк. Ты не слушаешь, что я тебе говорю. Они все время были на крыльце, да и сейчас там!

— А? Что? Не может быть!

Крышка почтового ящика громко хлопнула.

— Ну, это уж слишком!

Мистер Уотсон побледнел от негодования.

— Я мигом  положу этому конец! Распахну дверь, ког­да они этого не ждут, и прижму их дверью к стенке. Посмотрим, как они будут смеяться.

— Не надо, пап, — попросил Роланд. — Не делай это­го. Прошу тебя, не делай!

Мистер Уотсон нахмурился и так глянул на Роланда, что тот замолчал. Осторожно, стараясь, чтобы не звякнули медные кольца на портьере, мистер Уотсон отодвинулзамок. Дверная ручка повернулась. Мистер Уотсон распахнул дверь.

— Ага, попались!

— Папа, не надо!

Роланд попытался втащить отца в дом, но запутал­ся в портьере. Мистер Уотсон прижал дверь к стенке крыльца.

— А ну-ка, — воскликнул он, — ну-ка, посмотрим!

Но стоило ему чуть-чуть ослабить напор, как тяжелая дубовая дверь вырвалась из рук, сбила его с ног и с силой швырнула в комнату. Дверь с грохотом захлопнулась — и мистер Уотсон упал, увлекая за собой Роланда и пор­тьеру. Николас бросился к двери.

— Нет, нет, не ходи туда! — закричала миссис Уотсон. Дверь хлопнула с такой силой, что всех просто ужас пробрал.

— Ник!

Мистера Уотсона высвободили из-под портьеры. Оглушенный, он неподвижно сидел на полу; один глаз у него медленно заплывал. Из носа шла кровь.

— Хулиганы! — сказал он. — Сущие хулиганы!

— Ты сам виноват, — успокаивала мужа миссис Уот­сон, прикладывая ему холодную примочку к глазу. — Почем знать, может, это какая-то банда из городских? Ну, знаешь, из этих трущоб?

— А ты говорила, что это мальчишки, которые пели гимны на Рождество.

— Ну да, говорила, но только это не так, верно? Ведь восьмилетки такого не натворят, правда? Роланд, отой­ди от окна. Не дразни их. Не обращайте внимания, если они еще тут, и они потеряют всякий интерес.

Роланд смотрел на тополиные ветви, щупальцами охватившие уличный фонарь. Мостовая в свете фонаря поблескивала. Но Роланд знал, что, когда он бросился за отцом на крыльцо, за дверью царила тьма, лишь в не­скольких шагах горел костер.

Когда пробило три часа ночи, Роланд спустился вниз. Угольки в камине тихонько звенели, а ходики на стене отчаянно тикали, издавая какой-то удвоенный звук, ко­торого Роланд никогда не слышал днем. Парадная дверь мелко дребезжала, хотя никакого движения на улице не было. Лишь на шоссе, в четверти мили от дома, шли гру­зовики дальнего следования.

Роланд знал, что должен принять решение. На любо­пытство и вопросы времени уже не оставалось. Надо было действовать.

Он подошел к портьере и прислушался. Выключил свой ручной фонарик, тонкий, как карандаш, и прикре­пил его к карману пижамы. На крыльце не слышалось ни шагов, ни дыхания. Роланд осторожно пролез за портье­ру. Тишина, только дверь тихонько стучит. Портьера пахла шерстью, от двери по ногам тянуло сквозняком, половик, сплетенный из волокон кокосовой пальмы, ко­лол босые ноги. Роланд встал на цыпочки и одним гла­зом заглянул в щель от почтового ящика. Стоя в темной комнате, Роланд все хорошо видел: в сумрачном свете перед ним лежал Элидор.

Эти места были ему незнакомы. В щель он видел одни горы: вершины, утесы, ледники, вздыбившиеся черные скалы. Ощущение было такое, будто крыльцо — на самом верху какой-то скалы или острого, будто нож, гор­ного хребта. Казалось, за спиной у Роланда разверзлась пропасть.

По склону горы раскинулись лагерем палатки. Отряд охотников поднимался вверх по склону — дорога шла мимо двери, у которой стоял Роланд. В руках у охотни­ков были пики, а у некоторых за спиной — луки. Впере­ди бежали огромные волкодавы.

Рядом с крыльцом, в тени, падавшей от скалы, был разбит бивуак. Костер, который Роланд на миг увидел на­кануне, горел бледным, бесцветным пламенем, а рядом с ним присел на корточки солдат с копьем в руках.

Волкодав обнюхал их крыльцо, но его тут же резко окрикнули. Проезжая мимо, охотники глядели на дверь. Один из них что-то сказал солдату у костра, который поднялся на ноги. Тот покачал головой и указал копьем вниз на лагерь.

В ту же минуту дверь перестала дрожать, и все исчезло. Роланд смотрел в щель на свою ночь, до него доно­сился лишь грохот грузовиков.

Он отошел от двери. Солдат с копьем был стороже­вым, охранявшим их крыльцо. Они нашли его. Они зна­ли, что здесь был ход. Они явятся, когда будут готовы. Это я виноват, подумал Роланд. Я его сделал. Как же те­перь быть?

Дверь снова задребезжала. Роланд опять встал на цы­почки.

Прошло всего несколько минут, но, судя по всему, в Элидоре время шло быстрее. Костер разгорелся, а сторо­жевой теперь был другой. Он шагал взад и вперед, чтобы согреться.

"Должно быть, подмораживает, — подумал Роланд. — И зачем им такой большой лагерь? Они ведь не могут там жить, там нет ничего, кроме скал и льда на высоте в тысячи футов... Высоко... Высота... Вышина... "Что оби­тает в Вышине..."?. Финдгорн. Ага, Песнь Финдгорна. Мэлиброн собирался взглянуть. Он говорил, что там горы. А-а, значит, и они тоже смотрят!"

Нет, это не лагерь Мэлиброна. Эти люди походили на него благородством, осанкой и одеждой, но одного лишь Мэлиброна окружало золотое сияние. В их красоте звенела сталь, каждой чертой они походили на высечен­ный на камне рельеф.

"О, как же мне быть?" — подумал Роланд.

Страж остановился и внимательно посмотрел на поч­товый ящик, словно вдруг услышал Роланда. Затем быстро направился к двери.

Роланд присел на корточки. На крыльце зазвучали знакомые шаги, чья-то рука откинула крышку почтово­го ящика, ручка двери повернулась, дверь дернулась, шарканье подошв, тишина. Когда Роланд осмелился сно­ва глянуть в щель, страж низко склонился над костром, помешивая ложкой в котелке.

"Это я виноват. Я его создал. Я".

Роланд прервал свою мысль — его осенила догадка: "Я должен и уничтожить его".

Роланд вперил взор в крыльцо. "Исчезни. Рассыпься. Растай. Ну же". Но крыльцо не поддавалось. Роланд по­пытался велеть ему исчезнуть, превратиться в ничто, но он не мог представить "ничто": бесформенное, оно ни­как не возникало в его сознании. Он ощутил слабость, словно толкал руками кирпичи.

Стражу не стоялось на месте, он то и дело подходил к двери.

"Думай, — сказал себе Роланд. — Думай. Как падает дом? Его же просто так не повалишь. Вспомни ту цер­ковь. С чего там началось? Цементный раствор меж кир­пичами: он стал высыпаться. Ага! Кирпичи без него дер­жаться не могут".

Он закрыл глаза и представил себе арку. Когда она прочно встала перед его внутренним взором, он со­средоточился на цементе, скрепляющем кирпичи. Серый цемент. Слабый. Сухой. Крошится. "Ну же, давай, давай".

Послышался звук, будто дождь зашелестел по листьям. Потом еще. Мелкая пыль покрыла крыльцо. "Ну же, крыльцо! Ты же не настоящее. Ты только отзвук — ты не все твердое. Ну же, отзвук, давай!" Цемент сыпался тонкими струйками. Роланд решилсяоткрыть глаза: струйки потекли медленнее, но не остановились. Он врезался, словно дрелью, меж кирпичамикрыльца в Элидоре.

Страж закричал. Роланд отвлекся на миг, чтобы убе­диться: тот заметил, что происходит, и бросился к лагерю.

"Ну же, давай! Сыпься! Падай! Давай!" Вот упал один кирпич... другой... появилась трещина и протянулась вверх к козырьку. Ага! Роланд ударил в пролом, расшатывая и круша. Теперь уже дело пошло легче. Кирпичи летели на землю. Если б ему удалось сдвинуть козырек,

черепица рухнула бы всей тяжестью вниз и увлекла бы за собой стены. Но лезвие его воображения притупилось, и каждый удар давался ему все труднее. Из лагеря бежали люди. Всхлипывая и что-то приговаривая, собрав всю свою волю в кулак, Роланд бил и бил по крыльцу.

Солдаты тащили топоры. Вот один из них подбежал к двери и изо всех сил ударил по ней топором. Дом ух­нул, словно огромный барабан. Топор снова взлетел в воздух и с силой вонзился в дерево. Роланд собрался с духом и, зажмурясь, обрушился на крыльцо. Все свои силы он вложил в этот удар.

Пустота. Ничто. Внезапно крыльцо пошатнулось и стало валиться в эту зияющую пустоту.

В третий раз топор взлетел в воздух, но на этот раз удар прозвучал глухо, а на четвертый и вовсе его не было слышно.

Солдаты беззвучно закричали, и сумерки поглотили крыльцо. В небе над вершинами гор сверкнули два желтых луча. Тьма сгустилась. Кирпичи накрыли тень того, другого крыльца, оно было точно таким же, только без пробоины в арке. Солдат бил топором по двери, но не мог коснуться ее. Он успел отскочить в сторону, когда козырек и стены с грохотом обрушились вниз. Элидор исчез в свете фар автомобиля, свернувшего с шоссе. Жел­тые лучи блеснули в ветвях тополей и отразились от крыльца. Роланд, обессиленный, прижался лбом к двери. Она была холодна как лед.

Телефон затрещал, когда мистер Уотсон завтракал.

— Звонили Броуди, — сказал он, вернувшись к сто­лу. — Двадцать девятого они устраивают елку для сво­их ребят и приглашают наших. Они пошлют нам приглашение почтой, но Джон Броуди позвонил, чтобы спросить, подойдет ли нам это число.

Он повернулся к детям.

— Двадцать девятого вы идете в гости, а под Новый год — мы. Нас с мамой Гринвуды звали потанцевать.

— Да я как-то не знаю, — протянула миссис Уот­сон. — Рано их еще дома одних оставлять.

— Они достаточно взрослые, чтобы о себе позаботить­ся, — сказал мистер Уотсон. — Правда, ребята?

— А нам обязательно на эту елку идти? — спросил Николас.

— Конечно, надо пойти, — сказала миссис Уотсон. — Там будет очень весело. А Броуди все такие милые. Надо почаще с ними встречаться.

— Да мы их совсем не знаем, — не отступался Нико­лас. — Скучища, верно, будет ужасная. "Кольцо-кольцо, ко мне" и прочие игры. Я их просто не выношу.

— Но мы уже дали согласие, — возразил мистер Уот­сон. — И разъезд у них в полдвенадцатого, совсем как у взрослых.

— Да, влипли, — протянул Николас.

— Надо внести их в список рождественских поздрав­лений, — сказала миссис Уотсон. — Не забыть бы!

В эту минуту вернулся Дэвид.

— Пап! Ты видел нашу парадную дверь? Здорово кто-то над ней потрудился!

В дубовой двери на крыльце зияли три раны. Две из них были глубиной в дюйм, но третья походила скорей на царапину, словно на нее уже сил не хватило.

— То-то мне ночью казалось, что я слышу какой-то стук, — сказала миссис Уотсон. — Но потом я, верно, опять заснула.

— Но это хулиганство! — вскричал мистер Уотсон. — Нас преследуют. Это... Это невыносимо. Подумайте, на что они только не идут, чтобы нам отомстить! Да, тут били топором, не иначе!

— Вот что происходит, когда в хороший район пере­селяют жителей трущоб. Зачем только это разрешают? Они же не изменятся оттого, что уедут из города. Бог знает, к чему это приведет.

— Это чистое хулиганство, — повторил мистер Уотсон.

Однако днем он замазал выбоины специальным со­ставом и укрепил дверные петли и замок. Дверь как буд­то перестала вибрировать.

— Я так и думал: стоит подкрутить шурупы, и вибра­ция исчезнет, — сказал мистер Уотсон.

От елки отвертеться не удалось. Броуди жили в боль­шом доме, который раньше стоял одиноко среди по­лей, но теперь муниципалитет построил там новые дома. Дженнифер и Роберт Броуди учились в част­ной школе и домой приезжали только на время каникул.

— Да, вот влипли, так влипли, — мрачно проговорил Николас, когда они вышли из дома.

— А что такое? — встревожился мистер Уотсон. — О чем ты? Небо чистое. Морозец. Дня два по крайней мере продержится. Барометр не падает.

— Я об этой елке говорю, — сказал Николас.

Дженнифер и Роберт Броуди встретили гостей, как полагается, в дверях. В гостиной десяток гостей уже пили крюшон с фруктами. Они во что-то играли, чтобы, как говорили родители, "немного расслабиться". Толкали носами спичечный коробок; девочки сбрасывали туфли в кучу, а кто-то потом отгадывал, которая — чья.

Танцевали под граммофон. Но из нашей четверки тан­цевать умела только Хелен. Николас посетил два урока, которые ужасно ему не понравились. Сначала танцевали "Извините", потом — "Новинку", а затем — "Танец с фантом". Тех, у кого не было партнера, заставляли тан­цевать с половой щеткой.

В девять часов сели ужинать. Разыграли карточки с име­нами, чтобы установить, кому где сесть, но Николас схит­рил, и Уотсоны оказались вместе в самом конце стола.

—Как здорово! — воскликнула Хелен.

— Еще два с половиной часа, — заметил Дэвид.

— А нельзя нам сейчас уйти? — спросил Роланд.

Но ужин был вкусный. Броуди звали своего отца Джо-Джо, и он все время рассказывал всякие смешные исто­рии. А потом все стали тянуть хлопушки. Роланд тянул с Хелен. Он вынул бумажный колпак, прочел надпись и перевернул хлопушку, чтобы проверить, не осталось ли в ней чего. На стол что-то выпало.

— Что с тобой, Роланд? — заволновался Дэвид. —Тебе плохо?

— Ты что вытащил? — спросил Роланд.

— Колпак с девизом, как и ты.

— А еще что?

— Еще какая-то ерунда, какую всегда кладут в хло­пушки.

— И что же у тебя?

— Застежка на галстук, что ли... Какой-то меч из ро­зовой пластмассы. С фирменной пометкой: "Сделано в Гонконге".

— A y меня копье, — сказал Роланд.

— А у меня крошечный кубок из пластмассы, — про­шептала Хелен.

— А у тебя, Ник? — спросил Роланд.

— Роланд, умоляю! — воскликнула Хелен. — Умоляю, не продолжай.

— Что у тебя в хлопушке? — настаивал Роланд.

— Успокойся, — сказал Николас — Все подумают, что ты с ума сошел.

— Скажи, что у тебя в хлопушке, кроме колпака с де­визом?

— А-а, ты об этом, — протянул Николас. — Розовый кирпичик. Хочешь, подарю?

— Кирпич? Ты хочешь сказать — камень?

— Ну хватит, Роланд! Опять ты об этом! И вообще, это кубик для игры в лото. Только очень неважный. Даже кружочки на нем не закрашены.

— Но форма у него, как у того камня. Хоть это и ку­бик. Он мог бы быть и каменный.

— Только он не каменный, а пластмассовый, как и все остальное.

— Знаешь, это уж слишком! — воскликнул Дэвид. — Ты что, хочешь сказать, что Мэлиброн шлет нам сувени­ры из Гонконга?

— Я сам не знаю, что я хочу сказать...

— Это уж точно, — заметил Николас.

— ...но только это не просто совпадение.

— Конечно, совпадение, — произнес Николас реши­тельно.

— А если совпадение, — сказал Роланд, — то оно должно с чем-то совпадать. Оно не может быть просто так, само по себе. А совпадение вот с чем: с Сокровища­ми. Они настоящие.

Дэвид скосил глаза к переносице, а потом снова по­смотрел нормально.

— Что толку паясничать? — воскликнул Роланд. — Этим делу не поможешь. Все связано. Так Мэлиброн говорил. Пусть это всего лишь сувениры из хлопуш­ки, но они часть общего замысла. От этого вам не от­вертеться.

— Да хватит болтать-то! — прикрикнул Николас.