Не знаю, любил ли в глубине души кого-то из нас с Сиобряном Лэш больше, чем просто подателя благ и гаранта своей безопасности. Чужие души потёмки, которые не всегда хочется освещать.
Знаю лишь одно – я могу усомниться в верности Марайи, но не Лэша.
После Сиобряна он был единственным, на чью руку я не побоялась бы опереться в случае опасности.
Дик*Кар*Стал был для меня господином, которого я уважала, почитала и (иногда) боялась.
Будучи молоденькой девочкой, как и большинство молоденьких девочек, я, конечно же, не так представляла себе счастливое супружество.
Хотя что могут знать о браке молоденькие девочки?
Долгое сосуществование рядом, плечом к плечу, бок о бок, исчерпывает любые страсти, уничтожает любые иллюзии, но рано или поздно, спаянные то нежностью, то ненавистью, то пониманием, то ссорами вы словно врастаете друг в друга, становитесь двумя стволами дерева, прорастающего из одного корня и уже почти не мыслите своё существование друг без друга.
Дик*Кар*Сталу в ноябре следующего года исполнится пятьдесят пять.
Я же в свои тридцать шесть выглядела не старше двадцати – пору расцвета женской красоты.
Подобная разница в возрасте не могла пройти бесследно для наших отношений.
Она и сказывалась.
Муж не вызывал во мне никаких желаний, от исполнения супружеского долга я всегда была рада улизнуть.
Сиобрян, нужно отдать ему должное, уважал мои чувства. Он был слишком горд и порядочен, чтобы требовать от меня страсти, которую я не испытывала.
Я была ему за это благодарна.
Женщина во мне спала крепко.
Не только мой муж, но и другие мужчины не вызывали чувственного томления или хотя бы тени желания.
Я была матерью, была королевой, была сильным магом. Мне этого хватало.
А любовь?
Любовь для меня прочно ассоциировалась с блудом, пропитавшим детство, как сироп приторный торт.
Стоило закрыть глаза, как я вновь видела бордель, где выросла.
Предо мной вновь вставала вереница парочек, похожих на червяков, копошившихся в выгребной яме. Их сладострастные стоны были омерзительны.
Любовь – это грязь.
Любовь – это боль.
Ты тянешься к кому-то изо всех сил, а тебя в ответ предают, наказывают и бросают.
Или, того хуже, умирают. И становится некого ненавидеть, некому предъявлять претензии.
Любовь – смерть, пустота, зависимость, унижение.
Любовь – это когда у тебя вырывают сердце и заставляют с этим дышать.
Это то, что тебя обескровливает, ослабляет, уничтожает.
Словом, любовь – это то, чего следует избегать любым путём и любыми средствами.
У меня была репутация холодной, бессердечной женщины – женщины без слабостей.
Единственное пламя, которое я могла зажечь, сжигало. Любой другой огонь был мне не ведом.
Интересно, сумею ли я почувствовать хоть что-то, если увижу Эллоиссента?
Сон пришёл незаметно.
Это был давно знакомый кошмар.
Проходя огонь в брод, заглядывая в глубину Бездны, порою сам себе не отдаешь отчёт в том, что происходит. Но стоит Аду единственный раз отразиться в глазах, след его уже никогда не изгладится. Неважно, как сложится жизнь дальше – ты будешь помнить Бездну.
А Бездна будет помнить тебя.
С того ужасного дня прошло более пятнадцати лет.
Страшные раны в душе успели зарубцеваться. Я собрала себя по частям, научилась жить заново.
И даже не раз и не два радовалась тому, что жива.
В этой новой жизни у меня было всё: власть, богатство, сила, любимые люди.
Но ночами кошмар возвращался.
Всё повторялось.
Снова и снова, раз за разом приводя меня в отчаяние.
Я неслась по притихшему ночному городу. Сгорая от нетерпения, горячила рысака – быстрее, быстрее!
Вослед за мной скакали всадники в золотых плащах – личная охрана королевы Фиара.
Рука в железной перчатке с такой силой ударяет в монастырские ворота, что те содрогаются под напором, а потом услужливо распахиваются.
Кортеж вихрем проносится внутрь.
Через мгновение я стою перед настоятельницей, взирающей на меня с суеверным ужасом.
– Помните меня, маэра?
– Вы, сударыня? – блеющим, как у овцы, голосом, тянет она.
– Меньше полугода назад я оставила вам ребёнка.
– Вы… ваше величество…
– Я хочу видеть его. Немедленно.
– Но, ваше величество… ребёнка нет!
Какое-то время я молча смотрю на мать-настоятельницу, пытаясь осознать услышанное.
Но правда настолько ужасна!
Я не готова принять её.
– Как это – нет? Что вы говорите?!
– Мальчика… мальчика забрали, ваша милость.
– Кто? Кто посмел? Кто забрал?!
– Мужчина.
– Какой мужчина?!
Хватаю её за грудки, сгорая от желания разорвать на части.
– Какой мужчина, ты, старая глупая сука?! Я велела тебе охранять младенца, как зеницу ока! Смотри на меня! Отвечай!!!
От нехватки воздуха у монашки закатились глаза, и я вынуждена убрать руки, так как её обморок в мои планы не входил.
– Что за мужчина? Кто он?
– Не знаю, ваше величество. Клянусь, не знаю! Он не представился.
– Не представился?! Он не представился, а даже если тысячу раз назвал своё имя, зачем ты отдала ему ребёнка, дура?!
– Он не спрашивал моего разрешения. Он просто…
Со всего маха я закатила женщине оплеуху.
Ударила снова и снова, в кровь разбивая ей лицо, но не испытывая при этом ни малейшего облегчения.
Я вновь потеряла моего сына. Моего мальчика.
Я не имела ни малейшего представления, что делать и как приступить к поискам.
– Я велела тебе следить за ребёнком! Я предупреждала, что ты ответишь, если с ребёнком что-то случится?! Я предупреждала тебя!
Я вынырнула из сна, не желая вновь это видеть.
Моему отчаянию тогда не было предела, не было конца.
Всё оказалось напрасным!
Всё!
Чтобы заполучить Лейриана я согласилась на все требования Сиобряна: стала его преданной рабой, наложницей, матерью его детей.
Но я пришла слишком поздно.
Где бы не был мой сын, мои руки оказались слишком короткими – я не могла его достать.
Приступы ярости в то время я почти не контролировала, да и не хотела этого делать.
Кончина матери-настоятельницы была мучительной и, теперь я понимаю, вряд ли заслуженной.
Но тогда мне было все равно.
Я выплескивала свою ненависть на всех, до кого только могла дотянуться.
Я никого не любила.
Я ничего не боялась.
Умереть казалось легче, чем жить.
Охрана вернула меня во дворец в почти невменяемом состоянии.
Сиобряну пришлось заметать следы.
Наши отношения с Орденом и так оставляли желать лучшего, а тут ещё моя выходка – я спалила к чертовой матери целый монастырь.
Я не боялась наказания – я почти жаждала его. Ведь это по собственной вине я потеряла моего ребёнка.
Все решения, что казались такими разумными на момент их принятия теперь виделись малодушным желанием избежать ответственности.
Я сломалась. Сломалась, даже не понимая этого.
Цеплялась за ярость – единственное, что ещё хоть как-то держало на плаву.
Не знаю, что стало бы со мной, если бы не муж.
У Сиобряна хватило терпения и разума вернуть меня, даря надежду.
Государь говорил о том, что кем бы ни был человек, забравший Лейриана, мы найдём его. Человек на земле не птица в воздухе – люди оставляют следы.
Мы оба сходились во мнении, что к похищению причастны Чеаррэ.
Но вскоре эмиссары Сиобряна донесли, что Эллоиссент не покидал пределов Эдонии.
Это не слишком меня убедило. Ведь похитителем мог оказаться кто-то из родственников или наёмников?
Мы продолжали искать в этом направлении, копали со рвением, но безрезультатно.
Отчаявшись, я написала Эллоиссенту напрямую, задав терзающий вопрос.
И получила удручающий ответ:
«Очень жаль. Это не я».
Ни одной ниточки найти так и не удалось ни шпионам, ни магам, ни агентам сыска.
Ровно через год, с ювелирной точностью, день в день с моим первенцем, родились близнецы – принц и принцесса Фиара.
Мальчика нарекли Рианом, девочку – Анэйро.
Имя моему сыну дала династия. Дочь позволили назвать так, как пожелаю.
Сначала я и глядеть на детей не хотела. Мне казалось это предательством первого, брошенного мною ребёнка.
Но Сиобрян вновь нашёл нужные слова, а главное, мое истосковавшееся по людским чувствам, сердце, потянулось к детям.
Так и начала новая эра моей жизни.
Эра под знаком Близнецов.
Глава 2. Аудиенция
Утро выдалось дождливым.
Всю неделю светило солнце, а сегодня вдруг решил пойти дождь, словно нарочно для того, чтобы мы покидали столицу утопая в грязи.
Сквозь витражи окон можно было видеть струи воды, прочерчивающие на стекле водные ручейки.
Я сидела, подперев подбородок ладонью, опустив ноги на маленькую подушечку и рассеянно глядела то в окно, то в камин, где на ложе из раскаленных углей тлели дрова.
Огонь и вода – две стихии, за которыми, если верить поэтам, можно наблюдать бесконечно.
Придворная дама речитативом тянула молитвенные катрены. Считалось, что так она меня развлекает.
– Довольно, милочка, – прервала я её. – На сегодня достаточно и молитв, и поэзии.
– Да, ваша милость, – склонила девушка голову, придерживая пальцем страницу с картинкой, изображающей сражение Слепого Ткача и Святого Аймэ.
Дверь распахнулась.
На пороге стояла моя драгоценная дочь.
Она запыхалась и придерживала кончиками пальцев мешавшую бежать юбку.
Ворвавшись в унылую комнату маленьким живым смерчем, Анэйро застыла, прижав ладони к горящим щекам.
От своего отца она унаследовала тёмные волосы, льдисто-серые, с узким разрезом, глубоко посаженные глаза, прикрытые густыми ресницами, прямой, чуть удлинённый нос и едва заметную широкоскулость.
Эти выступающие скулы выдавали внимательному наблюдателю безоглядность и страстность её натуры.
– Добрые утро, матушка, – заговорила Анэйро, лаская слух мягким, как колокольчик, голосом. – Извините, что вот так врываюсь.
Я раскрыла дочери объятия:
– Моя дорогая, не стоит извинений. Ты можешь приходить ко мне всякий раз, когда пожелаешь. Иди сюда, присядь рядом. Вижу, ты взволнованна?
– Слышала, вы уезжаете с братом на север. Это правда?
– Да.
– А я?
– Ты остаешься с отцом.
– Жизнь брата для короны имеет куда большее значение, чем моя. А как маг, я не уступаю ему. Это несправедливо, что я вынуждена остаться во дворце, в том время, как вы будете подвергаться опасности!
– Так решил твой отец. Не я.
– Но вы могли бы поговорить с ним, матушка! Вы ведь слушаете друг друга?
– В этот раз говорить не о чём. Я согласна с его решением. Когда-нибудь твоему брату придется править, хотя бы и в одной провинции. Там, где корона или герб, там и умение подавлять бунт недовольных. Вот пусть поучится, раз представился такой случай.
– А мне? Мне разве не нужно этому учиться?
– Прошу, мой ангел, не будем пререкаться, – как можно мягче сказала я.
– Если я сама поговорю с отцом? – упрямо вскинула подбородок Анэйро.
– Никто не может запретить ребёнку говорить с его родителем. Но это приведёт лишь к тому, что ты выслушаешь от него отказ лично. Любовь моя, не дуй губы. Всё, что делает твой отец, он делает исходя их общих интересов.
– Общих – может быть. Но как же быть с нашими личными интересами, мама? Вы знаете, что из Антрэкона и Эдонии во дворец прибыли послы?
– И что?
– Они прибыли сватать меня!
Новость ошарашивающая.
И не сказать, чтобы приятная.
– Это не значит, что король ответит согласием на их предложение, – попыталась я успокоить Анэйро. – Но даже если согласится, свадьба ведь состоится не завтра. После помолвки могут пройти годы.
– Но это не отменяет того, что мой предполагаемый жених – чудовище! Конечно же, в Черных Землях сочли, что лучшей невестой для их принца-выродка окажется дочь короля-некроманта и королевы-демона!
– Великолепно, что родная дочь считает меня чудовищем, – холодно процедила я, давая понять Анэйро, что она зашла слишком далеко в своих капризах.
– Вы и есть чудовище, – невозмутимо пожала она плечами. – Отрицать это бессмысленно.
Бессовестная мартышка пристроилась у моих ног, заглядывая в лицо с самым разнесчастным видом:
– Пообещайте, матушка, что я не стану женой этого черта с рогами!
– Я никогда не обещаю того, чего не могу выполнить с гарантией. Пообещаю лишь сделать всё, что в моих силах, чтобы ты могла избежать брака, который сделает тебя несчастной. Когда я выходила замуж за твоего отца, тоже считала, что он чудовище. Чтобы создать собственное мнение, нужно хотя бы увидеть предмет.
– Не хочу я видеть предмет! И уезжать от вас, отца и брата в Черные Земли тоже не хочу!
Серые глаза Анэйро зло блестели.
А я, глядя на её, такое дорогое, личико вспоминала, как сама металась, сходя с ума от отчаяния, не желая надевать постылые оковы.
– Твой отец любит тебя не меньше, чем я. Уверена, он не захочет видеть тебя несчастной. Он не отошлёт тебя далеко от нас, сердце моё. Не забивай свою хорошенькую головку несчастьями, которые пока не случились.
Грустно было от того, что кто-то может увидеть в моей маленькой дочурке невесту.
Ещё хуже, что жених может быть для неё нежеланный.
И совсем скверно, что Дик*Кар*Стал ни словом мне об этом не обмолвился.
– Её величество не желает, чтобы её беспокоили, – раздался за дверью голос охранника.
– Меня это не касается. Я её сын.
Створки дверей разлетелись в стороны, пропуская Риана.
Как всегда, порывистый и резкий, он словно не шел, а летел.
Как и в случае с его сестрой, присутствие моей крови мало отражалось в его внешнем облике. Серые глаза в чёрных, прямых, как стрелы, ресницах. Пронзительный взгляд, холодно-льдистый, мог бы принадлежать мужчине, а не четырнадцатилетнему мальчишке.
Риан порой пугал меня. А меня, Боги знают, способно напугать немногое.
– Доброе утро, матушка, – склонился он над моей рукой, одаривая улыбкой насупившуюся Анэйро, вовсе не планирующую делиться моим драгоценным обществом с братом. – Я только что от отца. Он сообщил мне о своих планах. Рад составить вам компанию в этом предприятии.
– Умерьте немного энтузиазм, сын. Это не увлекательная прогулка.
– Я в курсе. У нас война.
– Война, – холодно кивнула я. – Но предстоит не столько завоевывать, сколько карать.
– Война, карательная операция – мне всё равно, – пожал он плечами. – Мы выполним то, что требует отец. А когда вернёмся с победой, решим и твою маленькую проблемку, – подмигнул он сестрёнке.
– Мою проблемку? – попыталась Анэйро разыграть удивленную невинность.
Не вышло.
– Полагаю, замуж за принца из Черных земель выходить ты не желаешь? Кстати, совершенно напрасно. Нормальный парень. Куда лучше сладкоречивых рыцарей, о которых вы вздыхаете с подружками.
– Вот и выходи за него замуж сам, раз он тебе по душе! – огрызнулась Анэйро.
– Думаю, вопрос о замужестве может подождать, – подытожила я. – Ты пришёл с конкретной целью, Риан?
– Вижу, вы не в духе, матушка? Очень жаль.
– Мне тоже. Но, в отличие от тебя, перспектива покинуть дворец ради схватки с северянином Цаолой меня не радует.
– Я слышала, он видный мужчина, – проговорила Анэйро, и я увидела, как Риан смерил её насмешливым, снисходительным взглядом. – Высокий, бесстрашный, не знающий промаха. Лучший наездник на севере.
– Судя по твоим восторженным речам, сестренка, этого Цаолу ты предпочла бы несчастному принцу Черных Земель? Что ж? Каждый слышит то, что ему интересней. Меня куда больше интересовали слухи о его богатстве. Говорят, в его дворце есть рабы и они носят ошейники из чистого серебра. Говорят, будто более двух сотен комнат забиты драгоценностями и шелками. Слухи, конечно, преувеличены, но этот Цаола, которым ты так восхищаешься, жаждет присвоить себе земли с зелёными холмами, покрытые диким вереском. Наши земли, сестра! И будь он хоть писанным красавцем, я снесу ему башку.