Пылающий Север - Ярослав Коваль 21 стр.


Она целовала меня в щёки — я едва не выронил почти полный бокал и лишь с запозданием смог поставить его на стол. Сердце моё таяло. Пожалуй, даже если я не прав, уступив дочери, всё-таки оно того стоило. Такой восторг в её глазах, такое счастье, которое насытило воздух в комнате, словно ароматное облако, стоило даже ошибки. Тем более раз подобная ошибка не представляется мне фатальной. И, поскольку я высокопоставленный аристократ, могу позволить себе самостоятельный взгляд на любое явление жизни.

— И имей в виду, девочка моя. Если у вас не сложится… Нет, не возражай, это может случиться с каждой. И с каждым. В общем, если ты захочешь вернуться, знай — двери отчего дома никогда не закроются перед тобой. Ты всегда сможешь вернуться, если только пожелаешь. Я всегда буду на твоей стороне, доченька моя.

Глава 8

ЛЕДЯНОЙ ПРЕДЕЛ

— Я не могу поверить! — ахнула Моресна. — Ты — что?!

— Я разрешил Анне выйти замуж за её избранника.

— Но… Но… Да что случилось-то?

— Мне понравился этот молодой человек. Анна настроена весьма решительно, но в то же время вполне рассудительна, разумна. Она трезво смотрит в будущее и адекватно оценивает трудности, которые могут её ожидать…

— Я просто не верю своим ушам!

— Придётся поверить.

— Но неужели… Она что же, действительно… В самом деле…

— Нет. Зачем же так? Ты прекрасно воспитала дочку. Она не позволила себе ничего лишнего. Он — тоже. Анна, разумеется, не беременна.

— Но как тогда можно объяснить твоё решение? Он тебе понравился… Да что за чушь?! Речь ведь не о мальчишке, нанимаемом на службу, речь о будущем родственнике! Почему ты рушишь дочери жизнь? Почему уничтожаешь репутацию всей нашей семьи таким ничтожным зятем?

— Прости, от кого я это слышу? Не от дочери ли угольщика? И кому это всё говорится? Человеку, предки которого в Империи вообще неизвестны? Ну-ну, как блистательно…

— Да не имеет значения, кем был ты или кем была я до того, как развернули новое знамя! Ты — аристократ в первом поколении, и тем важнее нам закрепиться на нашем нынешнем уровне, удачно выдав замуж дочерей и женив сыновей…

— Я не собираюсь закрепляться, используя для этого детей! Да ещё таким вот образом. Им жить со своими парами, им строить свою судьбу…

— Именно им, о том и речь. В том и беда! Разве о её судьбе ты подумал? О её жизни? За кого ты её отдаёшь? За мальчишку без роду, без племени, без связей… Да уж, какие у него могут быть связи! Его семья только и может похвалиться тем, что удостоена чести служить тебе! Он никто! И его родственники — никто. Ты отдаёшь ему дочь потому, что он тебе понравился — да такое даже в бреду не услышишь! Ты с каждым из наших детей собираешься поступать так? Ты начал с Алексея, ты унизил его, как только можно унизить мужчину, а теперь ломаешь судьбу Амхин…

— Отдать девушку за любимого человека теперь называется «сломать ей судьбу»?

— Она ребёнок, она не понимает, чего хочет! — возопила жена. — Неужели ты не осознаёшь, что в этом возрасте девочка ещё не способна относиться критически к своему выбору? На что она себя обрекает — ты вообще понимаешь? Нет! На что ты её обрёк?!

— Он — вполне достойный малый. Из него может выйти толк.

— И поэтому ты даришь ему свою дочь? Отдаёшь ему девушку, за брак с которой любой мелкий аристократ пошёл бы на что угодно! А разве среди них мало достойных малых, из которых выйдет толк, дай только им случай? Но ты выбрал вчерашнего крестьянина, и поэтому Амхин вынуждена будет стирать ему одежду и подавать еду — ему, этому голодранцу, этому наглому недоноску из трущоб, из солдатского сброда…

— Довольно! — заорал я, да так, что звякнула посуда на столе и задрожали стёкла. — Я пока ещё возглавляю эту семью и вправе принимать решения! Хватит! Я всё решил, и как решил, так и будет! Анна выйдет за этого парня, причём через пять дней, потому что они хотят пожениться до того, как он отбудет на войну. Раз хотят — пожалуйста. Их право. И если жизнь её с мужем не сложится, она вернётся домой, и я её приму. И ты примешь. Всё! Я сказал.

Моресна, онемев от изумления, смотрела на меня, потом потупилась. Я ждал ответной вспышки, но притихшая супруга молчала. Потом вдруг коротко дёрнула головой, словно бы в нервном напряжении.

— Я поняла. — И вышла.

Мне пришлось сесть; слегка потрясывало от переживаний, ноги подкашивались. Неудивительно. Я ведь к тому же не в форме, ранен.

Сложная это штука — имперские семейные дела. Всё было бы проще, если бы я решил придерживаться их в точности. Тогда отцы предполагаемых женихов и невест договаривались бы напрямую со мной на великосветских приёмах, разных придворных мероприятиях и праздниках, мы бы вместе обсуждали условия, и мне осталось бы лишь извещать детей о принятых решениях. И схема браков в среде простолюдинов тоже получалась сравнительно несложной — тут пришлось бы ждать женихов собственной персоной, а также сыновей, пришедших за разрешением посвататься.

Бракосочетать детей по любви и по их инициативе — настоящая проблема. Не будь я столь высокопоставленным перцем, в связи с выходкой Амхин огрёб бы кучу проблем во взаимоотношениях с равными себе. Но это ничего. Даже если кто-то из высшей аристократии действительно сочтёт этот брак слишком эксцентричным, война всё спишет.

Я окликнул Худжилифа.

— Где миледи? Чем занята?

— Её светлость у себя в спальне. Она вызвала горничных и подбирает госпоже Амхин наряд для бракосочетания.

— В самом деле? — Я даже приподнялся. Как-то не ожидал такого продолжения нашего с супругой грандиозного скандала.

— Да.

— Милорд отдаст распоряжения по части свадебного ужина и приглашений?

«Офигеть, все в доме уже в курсе. Зашибись, как бойко прислуга успевает проведать последние новости!»

— Приглашения разослать в свободной форме. Предстоит простое семейное торжество. Брак засвидетельствую сам. Пусть мажордом составит меню вместе с главным поваром и миледи, если она пожелает участвовать. Не приглашать танцовщиц, не планировать шествие. Однако слугам раздать по золотому жерновку.

— Слушаюсь, милорд. Госпожа Амхин возьмёт с собой кого-нибудь из прислуги?

— А вот этот вопрос пусть решает сама с будущим мужем. Не знаю. Помоги мне переодеться.

— Конечно, милорд. Позвать врача?

— Нет. Всё нормально. А где же мой будущий зять, кстати?

— Он спустился побеседовать со своим отцом.

— Ну конечно. Само собой. Дорого бы я дал, чтоб узнать, что тот скажет своему сыну.

— Милорд желает знать?

— Хм… Если услышишь на эту тему что-нибудь интересное или значимое, сообщи, конечно. Да, оговорю, что положение будущего свёкра моей дочери не изменится и деверя — тоже. Кстати — отправь ко мне моего секретаря. Пусть принесёт всю почту и подготовит бланк нового назначения.

— Будет сделано. Милорд спустится к ужину?

— Пожалуй, нет. Отлежусь. Детей пусть приведут ко мне попрощаться перед сном. Да, поставь фрукты сюда, под левую руку.

Я откинулся на подушки и расслабился. Как-то несуразно пошли мои дела в столице. Я себе это совершенно иначе представлял. Думал, поприветствую жену, перецелую детей, предъявлю ей живого и невредимого Сергея, понаслаждаюсь её восторгами — и займусь делами. Дел должно быть выше крыши. Рапорты из Анакдера уже должны поступить, если там сообразили, что к чему, а они должны были. Разве что Алексей что-нибудь напутал, но это вряд ли. Не в его это характере.

Секретарь появился довольно скоро, нагруженный свёртками бумаг и конвертами. Он был из спецназовцев, бывший гладиатор, многое прошёл вместе со мной, заслужил полное доверие и был очень опытен. На одной из боевых операций был серьёзно ранен, руку сохранил, но об участии в военных действиях не могло быть и речи. Парень имел право спокойно уйти на покой, обеспеченный пенсией и наградами. Но не захотел. Попросил оставить хоть кем-нибудь, хоть помощником в отделе снабжения, хоть курьером.

Вот так я и обзавёлся секретарём по штабным делам, который понимал меня с полуслова, с полунамёка, и у него всегда всё пребывало в идеальном состоянии. Половину поручений я мог давать ему без конкретизации, потому что у него имелся опыт и спецназовскую кухню он понимал от и до. Вот и сейчас сгрузил передо мной почту тремя разновеликими кучками. Причём сверху в стопке, конечно, лежит самое важное. Он очень редко ошибается.

— Как рука, Фикрийд?

— Прекрасно, милорд. Готов лететь хоть на край света и снова в гущу событий.

— Придётся. Что там в Анакдере?

— Господин Акшанта обрисовал ситуацию вполне достойно. Настолько полно, насколько было возможно. Была составлена карта. Вот копия.

— Это на какую же дату обстановка? Ой, ё… — Я, нахмурившись, разглядывал тонкую плотную замшу, покрытую значками, символами и линиями. — И что в штабе?

— Там готовят планы нескольких диверсионных операций — на случай, если последует разрешение от государя. Возможно, готовится и что-то ещё. Мне не сообщили.

— Разрешение будет. Какая жо… В смысле — это ж надо, как всё сложно!

— Не так сложно, как могло быть. Враг продвинулся очень далеко, но лишь потому, что почти не было сопротивления. То есть армии вассалов милорда в полном порядке и ждут своего времени на Ледяном пределе.

— Что делается сейчас на этом рубеже?

— Ведётся подготовка. Вот схемы и отчёты. Присланы только сегодня по распоряжению сыновей милорда. Узнав, что господин спасён и в безопасности, они нуждаются в подтверждении своих временных полномочий.

— Да, неплохо. — Первая же схема меня порадовала, хотя я и заподозрил, что тут не обошлось без приписок и приукрашивания. — Кто этим занимается? Яромир или Юрий?

— Господин Юри отвечает за укрепления от залива до берега Сладкого моря.

— Угу… Так… А что-то собираются делать и по другую сторону Сладкого моря?

Фикрийд пошуршал бумагами, и снова на свет явился кусок замши.

— Запланировано вырыть канал по ту сторону Сладкого моря и до Лестницы богов. Канал уже начат.

— Э… Канал? Чья была идея?

— Господина Алекеша Акшанты.

— И когда он отдал приказ?

— Сразу после того, как поступила информация о вторжении. Всё сделано по согласованию с господином Яромером. Работы уже идут, как я сказал. Господин Яромер объявил крестьянам прилегающих областей, что если канал будет прорыт ко времени, сёла будут освобождены от основной подати на два года.

— Они и так будут от неё освобождены! Тотальная война подразумевает подобные послабления!

— Возможно, крестьяне об этом не знают. По сводкам получается, что они усердствуют вовсю.

Меня немного царапнуло это самовольство старших сыновей. По идее, надо было хотя бы посоветоваться со мной. С другой стороны — не безвластия ли после моего исчезновения я боялся? Ребята могли предполагать всё, что угодно, в том числе и мою гибель. А ситуация ведь не та, чтоб позволить себе роскошь ожидать результата поисков, на войне надо действовать максимально быстро.

— Где сейчас Алексей? Я могу с ним пообщаться?

— Господин Акшанта в столице. Только что вернулся из Анакдера. Возможно, он в своём особняке, и тогда, конечно, появится на ужине. Если же вызван во дворец, то, может быть, не успеет.

— Если он прибудет к ужину, то сообщи, я тоже спущусь. Нам обязательно нужно поговорить.

Алексей успел на семейный ужин только-только, буквально в последний момент. Я всё-таки решил вести себя, как положено, поэтому завернулся во вполне приличное одеяние и позволил себя перепоясать, но к столу в результате спустился с большим запозданием. За ужином, к своему изумлению, обнаружил не только жену, от которой мог бы ожидать демонстративной обиды, и дочь с наигранно невинным выражением личика, но и жениха дочери. Последний явно чувствовал себя неуютно, но изо всех сил держался. Странно, что Моресна не кидала в его сторону негодующих взоров и не пыталась испепелить меня своим гневом. Она вообще вела себя как ни в чём не бывало. И даже взялась доброжелательно расспрашивать Рашмела о его семье.

Алексей мало изменился за последние полгода, что я его не видел. Он улыбался, пожалуй, даже вызывающе — в нынешней сложной ситуации логично было б вести себя сдержаннее. И с младшей сестрой, с Джасневой-Дашей шутил хоть и в рамках приличий, но больно уж легкомысленно. Мне всё не удавалось привыкнуть к этой его манере — прятаться под маской щёголя с ветром в голове. В действительности он был серьёзным парнем, но серьёзность свою старательно прятал от посторонних глаз, как самую важную тайну.

— Как дела? Как жена?

— Всё прекрасно. Мне не на что жаловаться. Я рад видеть тебя в добром здравии, отец. И в полной безопасности.

Мы обнялись. Алексей был осторожен и предупредителен со мной, словно с тяжелораненым. Я не протестовал.

Стол оказался накрыт на славу, он буквально сиял хрусталём, серебром, даже золотом, в канделябрах были зажжены свечи, хотя магическое освещение, собственно, никто не отменял. В обеденном холле присутствовали сразу четверо слуг, готовых обносить присутствующих блюдами с угощением, и, судя по приборам вокруг тарелок, предполагалось четыре перемены. По всему было видно, что ожидается не обычный семейный ужин, а что-то более торжественное. Жена решила на скорую руку отпраздновать помолвку?

Что ж, дело хорошее. Я оценил взглядом предложенные закуски и кончиком ножа показал слуге, какие хочу видеть на своей тарелке.

— А что не позвали сюда Глеба? Ему бы тоже начинать привыкать к застольям — вот так, в семейном кругу, без посторонних. Как ты думаешь?

— В десять лет — рановато, — ответила Моресна.

— Но Даше ты ведь позволила.

— Ей уже одиннадцать. К тому же она девочка.

Да, здесь девушек раньше начинали выводить в свет, это верно. Тринадцатилетних девочек уже можно было выдавать замуж, а поскольку девица должна была уметь вести себя непринуждённо на приёмах, застольях и в общении, их начинали приучать к тому, другому и третьему намного раньше, чем мальчишек. У последних было больше времени — жениться в подростковом возрасте не принято даже здесь, где от факта наличия-отсутствия жены зависит карьера.

Моя супруга слишком уж скрупулёзно соблюдает традиции высшего света по этой части. Не могу себе представить, чтоб реально и всерьёз стал выдавать замуж тринадцатилетнюю дочь. И пятнадцатилетнюю не стал бы. Амхин, на мой взгляд, слишком молода, чтоб затевать серьёзные отношения, но если уж она твёрдо решилась, лучше уступить и по всем правилам сыграть свадьбу. Для её репутации намного выигрышнее выйти замуж и развестись потом, чем спать с парнем вне брака — не дай бог кто-нибудь прознает. Только поэтому я уступил, а ещё из-за того, что разозлился.

Выбирая яства из второй перемены, я уточнил у старшего сына:

— Ты сможешь задержаться? Побеседуем? Лучше бы наверху.

— Всё настолько плохо? — не выдержала жена.

— Насколько? — Я был на взводе, и это состояние будто подталкивало так или иначе ввязаться в спор. — Ты ведь здесь, в столице, в безопасности. Все младшие дети тоже тут, и старшие все живы. Могло быть намного хуже, не так ли?

Супруга, впрочем, вызов не приняла. Лишь опустила глаза и кивком подтвердила, что да. Могло быть намного хуже, она не спорит.

— Но, может, тогда папа всем расскажет, что происходит? — вмешался Лев, определённо обиженный, что брата, который всего на год старше него, оставили в Ледяном замке, на предполагаемом поле боя, а его отправили на юг «как маленького».

— А сопливых на войну не берут! — выпалила Даша.

Я посмотрел на неё укоризненно, и это мигом смирило безобразницу. Всё-таки она совсем ещё ребёнок, ей рановато думать о высшем свете и приёмах. Надо будет побеседовать об этом с Моресной.

— Тебя-то точно туда не возьмут, — усмехнулся Сергей, сдержанно орудуя вилкой и ножом. Он держался подчёркнуто по-взрослому и потому казался особенно юным. — Так что можешь быть спокойна.

— Как обстоят дела в Акшанте, Лёш? — Жестом я дал Серёже понять, что лучше б ему помалкивать. — Что с войсками?

Назад Дальше