Время камней - Михаил Ежов

Посвящается моей жене Ольге

С тех пор как император Камаэль приказал своим слугам высечь море, унесшее жизни его любимых жены и дочери, прошло двадцать лет. И никто, кроме самых близких людей, не заметил рождения в отдаленной провинции человека по имени Сафир-Маград. Он появился на свет в обществе матери и повивальной бабки, с оханьем и крепкой руганью перерезавшей пуповину, смывшей с него кровь и завернувшей в пеленки.

Его отец, лорд Каид-Маград, в это время объезжал дальние плантации айхевая и должен был вернуться лишь на следующий день. Он еще не знал, что у него родился сын. Волею ли судьбы или императора Камаэля он так и не узнал об этом.

Когда легионеры ворвались в дом, никто не понимал, что случилось и почему солдаты убивают всех подряд, разбрасывая горящие факелы. Вначале их приняли за бандитов, потом слуги, падая под ударами мечей и захлебываясь собственной кровью, кричали что-то об ошибке. Но ошибки не было. Император не может ошибиться — его разум, так же как сердце, священен.

Лорд Каид-Маград был негласно обвинен в измене и убит по дороге домой вместе с личной охраной и слугами. Его жена умерла в своей постели, утыканная копьями и завернутая в грязные простыни. Маленького лорда вырвали из рук кормилицы, положили в плетеную корзину и отвезли во дворец, где он был записан в Пажеский Корпус.

Поместье Маградов перешло к нему по наследству вместе с рабами и землями. Род Маградов не пресекся и продолжал считаться одним из самых уважаемых и могущественных в империи. Но прямой его представитель был только один.

Фонтан был сложен из мраморных плит и украшен голубыми изразцами, на каждом из которых мастер изобразил какой-нибудь несуществующий диковинный цветок. Прозрачные струи с тихим мелодичным журчанием взлетали вверх и падали в широкий бассейн, наполненный красными и золотыми рыбками.

На краю фонтана сидел юноша, одетый в белый плащ и расшитую жемчугом тунику, доходящую до колен. Серебряные поножи и такие же башмаки, многочисленные браслеты на кистях и щиколотках свидетельствовали о его принадлежности к знатному роду. У молодого человека были прямые светлые волосы до плеч и голубые глаза. Он носил аккуратно подстриженную бородку, вертикально пробритую посередине. Рядом с ним лежал в ножнах короткий меч, рукоять которого сверкала горным хрусталем и сапфирами.

Несколько зеленых стрекоз с низким жужжанием подлетели к нему и, сцепившись в длинную гирлянду, опустились на песок.

Из дальнего конца сада донесся звонкий смех. Юноша вскинул голову, прислушался и быстро встал, пристегивая меч к поясу. Сделав несколько шагов в сторону голосов, он увидел шествующего по аллее императора, окруженного телохранителями и свитой.

Властелин Урдисабана был уже далеко не молод, в прошлом году он разменял шестой десяток, но издали его все еще можно было принять за человека средних лет — так величественна и статна была его осанка, густы и темны нетронутые сединой волосы. Император Камаэль был одет в длинный белоснежный плащ, отороченный золотыми кистями, и бордовый камзол, украшенный искусным шитьем. На груди повелителя сверкал массивный медальон — аметист в золотой оправе.

Единственная дочь императора от второго брака, Армиэль, плыла рядом с отцом, легкая как птица, одетая в развевающееся на теплом ветру золотистое платье. Завидев молодого человека, она коснулась рукава императора кончиками пальцев, чтобы привлечь его внимание. Владыка повернул голову и, заметив юношу, благосклонно улыбнулся.

— Доброе утро, Сафир, мальчик мой, — сказал он негромко, — что ты делаешь здесь в столь ранний час?

— Дожидаюсь Вашего Величества, — ответил юноша с поклоном, — моя обязанность — сопровождать вас на праздник, который начнется всего через два часа.

— Ты очень исполнителен, мой друг, — император улыбнулся. Кортеж приблизился к юноше и остановился. — Я не зря выбрал тебя в свои пажи.

— Благодарю, Ваше Величество.

— Поздоровайся же со своей невестой, мой мальчик, — император склонил голову в сторону Армиэль.

— Доброе утро, принцесса, — произнес юноша с поклоном.

Девушка улыбнулась и сделала легкий реверанс.

— Ну, хватит церемоний! — Император подтолкнул ее вперед и сложил сверкнувшие драгоценными перстнями руки на животе. — Идите погуляйте по саду. Когда ты мне понадобишься, Сафир, я пошлю за тобой.

— Как прикажете, Ваше Величество. — Юноша подал принцессе руку, и они двинулись по одной из аллей.

Вязы возвышались над ними, образуя шуршащий на легком ветру зеленый свод. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь него, ложились на песок дорожки причудливым призрачно-сизым узором. Маленькие птички с оранжевым и синим оперением перелетали с ветки на ветку, издавая тихий мелодичный свист. Вокруг порхали бабочки, стрекозы, проносились с низким жужжанием изумрудно-зеленые жуки, и прочие насекомые выписывали над дорожкой замысловатые пируэты, привлеченные особыми составами, которые приготавливали и распыляли в саду придворные парфюмеры.

— Отец хочет, чтобы свадьба состоялась как можно скорее, — сказала Армиэль, когда они с Сафиром отошли достаточно далеко и их уже не могли услышать.

— И я хочу того же, — отозвался Сафир, бросая на нее влюбленный взгляд.

Девушка улыбнулась:

— Полагаю, он перенесет церемонию на осень. Это так прекрасно: осыпающиеся багрово-золотые клены и дубы! Они будут замечательным дополнением к торжеству, ты не находишь?

Юноша кивнул:

— Конечно, любовь моя, так гораздо лучше.

Армиэль шутливо стукнула его ладонью по плечу:

— Ты ничего в этом не смыслишь!

— Совершенно ничего, — согласился Сафир, улыбнувшись.

— Но я все равно люблю тебя. Это даже удивительно. Впрочем, моя наставница говорит, что любят не за что-то, а вопреки. Что ты на это скажешь?

— Что она мудрейшая из женщин.

— А как же я?

— После тебя, разумеется.

— Так-то лучше! Впрочем, твои недостатки я переживу.

— Надеюсь.

— Но ты должен стараться исправиться, поскольку моя наставница говорит, что человек, не желающий стать лучше, подобен камню, который лежит в поле без пользы, зарастая мхом и разрушаясь от ветра и времени.

— И у этого камня нет никакой надежды? — спросил Сафир шутливо.

— Только если какой-нибудь мастер решит сделать из него что-нибудь путное.

— Надеюсь, ты станешь для меня таким мастером.

— Я? Вот еще! Не забывай, что я принцесса и мне не пристало иметь дело с ремесленными инструментами, — Армиэль рассмеялась. — Но я помогу тебе овладеть этим искусством.

— Тогда я согласен стать таким, как ты закочешь.

Они вышли на окруженную розовыми кустами площадку, в центре которой возвышалось стройное дерево. На его раскинутых ветвях алели крупные цветы, источавшие сладкий аромат меда. Вокруг с низким жужжанием вились пчелы. Сафир подошел к дереву, сорвал самый крупный цветок из тех, что мог достать, и воткнул Армиэль в волосы. Она улыбнулась.

— Эти цветы тебе нравятся больше, чем лилии, которым суждено украсить меня в день свадьбы? — спросила она, касаясь бархатистых лепестков кончиками пальцев.

— Не знаю. Я ведь не видел тебя в белом венке.

— У цветов есть одно неприятное свойство, — заметила девушка с улыбкой, — на них слетаются пчелы, а они могут ужалить. Но моя наставница говорит, что за все в жизни надо платить, даже если ты принцесса.

Они рассмеялись и присели на каменную скамейку. К их ногам сразу же слетелись птицы, привыкшие к подачкам, и начали расхаживать по дорожке, распуская веерами длинные золотые хвосты, которые казались усыпанными самоцветами. Птицы назывались мутхами и были привезены из Казантара в подарок императору Камаэлю после подписания мирного договора, положившего конец распрям между этими двумя странами. С тех пор владыка Урдисабана смог сосредоточить свое внимание на соседних мелких государствах и относительно быстро покорил их, превратив в провинции и создав, таким образом, единую империю.

— Жаль, мне нечем покормить их, — сказала Армиэль.

— Сделаешь это в другой раз. Здесь достаточно слуг, так что с голоду птицы не умрут, — Сафир улыбнулся. — А вот я без поцелуя могу зачахнуть.

— Я этого не допущу! — ответила Армиэль.

— Лорд Маград! — громкий выкрик заставил их вздрогнуть.

— О боги! — вздохнул Сафир, оборачиваясь на голос. — Опять этот несносный Ухаэль! Что ему нужно на этот раз?

— Отзовись — и узнаешь, — посоветовала Армиэль.

— Я тут! — крикнул Сафир, вставая. — Подожди здесь, — добавил он, обращаясь к Армиэль, которая согласно кивнула.

Сафир направился туда, откуда донесся голос его слуги. Через полминуты на дорожке показался толстяк Ухаэль, отдувавшийся и поминутно вытиравший красное лицо белым тонким платком. На нем болтался светло-желтый балахон, который по замыслу слуги должен был скрыть его лишний вес, — Ухаэль чрезвычайно стеснялся своего жирного тела, но при этом был не в силах совладать с собой и постоянно предавался чревоугодию.

— Господин! — воскликнул он, завидев Сафира. — Я ищу вас уже…

— Целых пять минут! — перебил его Сафир. — Не стоит приписывать себе несуществующие заслуги и уверять меня, будто ты сбился с ног, прежде чем нашел меня.

— Вы все шутите! — пропыхтел Ухаэль, приближаясь и стирая катившийся по его жирному гладкому лицу пот. — А у меня к вам поручение. И как вы думаете, от кого? От самого императора, так-то!

— И что приказал тебе передать наш властелин? — Сафир сразу стал серьезней. Врожденное почтительное отношение к императору не позволяло ему сохранять шутливый тон, когда речь шла о царственной особе.

— Его Величество повелевает вам немедленно явиться в императорские покои.

— Ты знаешь, зачем?

— Помилуйте, господин! Откуда? — глаза Ухаэля округлились от удивления.

— Ладно, я иду. — Сафир оглянулся туда, где оставил Армиэль. — Буду через минуту. Ступай вперед.

— Бегу, лорд Маград, — толстяк коротко кивнул (этот жест заменял ему земной поклон) и устремился по направлению к императорскому дворцу, семеня короткими ножками.

Сафир вернулся к Армиэль.

— Твой отец зовет меня к себе, — сказал он, — я вынужден покинуть тебя на некоторое время.

— Могу я сопровождать тебя?

— Не думаю. Полагаю, император желает говорить только со мной.

— Понимаю, — Армиэль кивнула и поднялась со скамейки. — Что ж, тогда я отправлюсь с тобой во дворец, а там мы расстанемся. Надеюсь, ненадолго.

Сафир подал ей руку, и они направились к выходу из сада.

Если выйти на балюстраду императорского дворца на вершине Елеева холма в Тальбоне, то можно увидеть сотни четыре двух-трехэтажных домов, принадлежащих придворным аристократам, знатным вельможам и богатым купцам, имеющим государственные заказы. Дома сверкали кровельным железом и черепицей, а на крышах некоторых из них зеленели сады и звенели фонтаны. Их окружали парки с посыпанными песком и гравием дорожками, цветущими клумбами и диковинными птицами, вывезенными из других стран. Здесь можно было увидеть многоэтажные пагоды и высокие башни со сверкающими шпилями, пруды с лебедями и каменными горбатыми мостиками. Слуги расхаживали в нарядных ливреях, расшитых золотыми и серебряными нитями, сверкая гербами и эмблемами своих хозяев.

Зажиточные горожане проживали в домах менее великолепных, но достаточно удобных и даже не лишенных некоторой роскоши — в зависимости от достатка владельца. Внутри них зачастую можно было увидеть выложенный керамическими изразцами бассейн, наполненный дождевой водой. В нем иногда принимали ванну хозяева дома, для чего приходилось доливать в него кипяток.

Планировка домов зависела от настроения и нужд его обитателей, поскольку помещения были разделены бумажными ширмами, которые позволяли менять планировку дома, то превращаясь в стены, то, напротив, убираясь и тем самым объединяя комнаты в большие залы.

Но куда больше было в Тальбоне приземистых глинобитных домов, где жили простые горожане. Такие постройки занимали западный склон Ремесленного и восточный склон Работного холмов. Здесь не было особняков и мраморных фонтанов, обширных бассейнов и звенящих гротов. Тут жили люди, на рассвете принимавшиеся за работу: гончары, портные, сапожники, лавочники, торговавшие предметами первой необходимости. Они поминутно громко ссорились, а по вечерам распевали пьяными голосами и разбивали друг другу лица в кровь, чтобы утром даже не вспомнить, кто кому стал врагом.

Тальбон был городом портовым и имел большую гавань, где стояли на причале не только быстроходные, прекрасно вооруженные боевые имперские корабли, но и купеческие — принадлежащие как жителям Урдисабана, так и гостям, которые приплывали в столицу по торговым делам.

Вдоль северного берега тянулись доки, а напротив главной, украшенной разноцветными флажками гавани располагалось Адмиралтейство, представлявшее собой двухэтажное здание с узкими окнами, походившими на бойницы, толстыми стенами, за которыми стояли среднего размера катапульты и баллисты, а также высокой круглой башней, где день и ночь дежурили два солдата, с закатом зажигавшие в центре площадки маяк.

На востоке города находился так называемый Запасный холм, который покрывали бревенчатые амбары. Их устанавливали на деревянных столбах, чтобы предохранить зерно от сырости. Среди этих построек возвышались многоэтажные пагоды, раскрашенные красной и золотой красками, где жили и работали чиновники снабжения.

Но сколь ни удивительно было устройство столицы Урдисабанской империи, славного города Тальбона, главной его достопримечательностью являлся императорский дворец — великолепное сооружение, архитектурный ансамбль, в котором случайный человек легко мог бы заблудиться. Он включал двести восемьдесят четыре комнаты и тридцать семь залов, не считая подсобных помещений, кухонь, кладовых и прочего. Восемьсот сорок две колонны, вытесанные из разноцветного мрамора, украшали его постройки, сусальное золото, бронза, эмаль всевозможных оттенков покрывали крыши, купола и шпили дворца, повсюду встречались статуи богов и императоров, картины, гобелены, шпалеры, мозаики, барельефы, утварь, светильники, коллекции посуды, драгоценностей, редкостей и диковинок из разных стран — все это можно было увидеть в обители владыки Урдисабана, если обладать правом войти в нее.

Позади императорского дворца ровными рядами стояли казармы. В них жили гарнизонные легионы: Первый Августейший, Второй Рукоположенный и Третий Непоколебимый. Остальные восемнадцать располагались в разных городах государства, большей частью в недавно присоединенных к Урдисабану Кабрийской, Шуаданской и Лиам-Сабейской провинциях, еще полгода назад бывших независимыми странами, но завоеванные доблестными войсками императора Камаэля. В них до сих пор имели место волнения и недовольства, крамола и клеветнические речи против новой власти. Особенно много хлопот доставляла последняя из покоренных, Лиам-Сабейская, провинция, где пришлось даже учредить Корпус Надзора — два взвода стражников, которые должны были следить за поведением новых граждан великой империи и пресекать любые возмущения и волнения. Эти воины отличались от легионеров тем, что, во-первых, носили помимо полуторных мечей короткие кнуты для усмирения нарушителей спокойствия, во-вторых, кандалы, чтобы на месте заковывать преступников, и, в-третьих, имели на кирасах рисунок ока — символ недремлющего трона.

Император Камаэль и Сафир-Маград шли по длинному коридору дворца, стрельчатые своды которого украшала мозаика, а пол — резные каменные плиты. Рисунки изображали переплетающихся змей, парящих орлов и прочих животных, которых создала безудержная фантазия мастеров.

— Как тебе, должно быть, известно, мой друг, — говорил император чуть слышно, — Флабрия уже давно не в своем уме. Занятия колдовством, которые я никогда не поощрял, окончательно расстроили ее и без того слабый рассудок. Поэтому, как ни прискорбно, моя жена не в состоянии отвечать за свои действия. Я бы смотрел на это сквозь пальцы, но магические ритуалы, которые она регулярно проводит, становятся все опаснее. Вчера, например, из-за них вспыхнула Восточная башня и едва не погибли двенадцать астрологов. — Император остановился и положил унизанную кольцами руку Сафиру на плечо. — Мой юный друг, скоро мы с тобой станем родственниками. Твои дети унаследуют мой трон. Поэтому только тебе я могу доверить ту миссию, откладывать которую я больше не вправе.