— Это невозможно, — прошептал Диннар.
— Невозможно? Что? — удивился Махтум.
— Невозможно быть такой красивой.
— Отчего же? Это вполне реальная женщина. Диннар, забудь о своём призраке и езжай в Эриндорн. Наши игры тебе больше не нравятся. Считай, что там тебя ждёт действительно интересная игра. Абельханна Амнита славится не только своей красотой, но и неприступностью. Возможно, это самая неприступная крепость, которую тебе предстоит взять.
— Мне действительно стоит туда поехать, — кивнул Диннар. — Но не для того, чтобы сражаться с женщиной. Здесь становится скучно. Ты научишь меня валлонскому?
Обучение не заняло много времени — Диннар быстро усваивал языки. Когда наступило полнолуние, Махтум уединился в своих покоях с аллюгиновым зеркалом и статуей, а Диннар решил перед отъездом провести день-другой в Сатхаме.
Теперь в храме Чёрной звезды напротив статуи бога призрачно светилась белая диуриновая фигура. Новая возлюбленная Танамнита, созданная его волей из каменной звезды. Белой звезды… Махтум сказал, что её зовут Амнита. Звезда. Эта цепь совпадений немного пугала Диннара. Трёхликая редко шутит, и если даже шутит, показывает то, что есть, то, что было, или то, что будет.
«И что же будет? — думал он, глядя на полупрозрачную белую фигуру. — Возможно, я пустился в погоню за призраком… Глупости! Эриндорн — не призрак. И я покорю его».
Сначала Диннар даже себе не хотел признаться в том, что крепость, которую он стремится покорить, — вовсе не Эриндорн. Махтум всё понял. Он ничего не сказал, когда Диннар объявил о своём решении отправиться в валлонскую столицу, только улыбнулся своей обычной улыбкой, за которую его иногда хотелось прибить. Может быть, он знал, что Амнита и призрак, посланный Камой, — одно и то же. Ведь он был служителем Камы. Почему он показал ему Амниту?
Вернувшись в подземный дворец, Диннар отправился в покои Махтума — он хотел попрощаться, и очень удивился, увидев там Тарса, бледного, с покрасневшими глазами. Диннар только потом заметил Махтума, который лежал на своём ложе, накрытый до подбородка лёгким узорчатым покрывалом. Он был мёртв. На полу валялись осколки статуи.
— Что произошло?
— Это Тагай, — всхлипнул Тарс. — Его здесь видели. Я знаю, это он…
— Но почему он его убил?
— Ты так ничего и не понял! — неожиданно зло выкрикнул Тарс. — Какой же ты дурак! Сын бога! Аль-Марран… Все перед ним трепещут, а он просто дурак! Знаю, знаю, как ты силён… Ты можешь раздавить меня, как червяка, и всё равно ты дурак, дурак! Дурак!!
Молодой колдун подавился собственным криком и затрясся не то от смеха, не то от рыданий. Диннар взял со столика у изголовья ложа кувшин с водой и выплеснул её Тарсу в лицо. Потом усадил его в глубокое кресло.
— Успокойся, — сказал он. — Если я буду давить всех червей, которые вокруг меня ползают, у меня не останется времени ни на что другое. Наверное, я действительно многого не понимаю, но сколько я здесь живу, мне постоянно лгут. Ты знаешь больше о том, что тут творится. И всегда знал. Может, объяснишь наконец, что произошло?
— Я тебя ненавижу, — выдохнул Тарс.
— Я знаю. Меня все ненавидят. Для меня это как ветер в пустыне, который то и дело обдаёт горячим песком. Удовольствия мало, но терпеть можно, и даже перестаёшь замечать.
— Да. Тебя все ненавидят. Ты действительно порождение тьмы. Где ты, там и зло. Ты всем мешаешь. Я думаю, это из-за тебя тут всё пошло кувырком. Когда ты появился, всё пошло не так. И в первую очередь для меня. Махтум считал меня самым способным, он любил меня… А потом появился ты, и я сразу стал третьим лишним. Только зря он так в тебя верил! Я говорил ему… Я был зол на него… Он думал, что я его не простил…
Тарс шмыгнул носом, сморщился и какое-то время молчал, отвернувшись от Диннара. А когда он повернулся снова, его лицо горело злобой.
— Неужели ты поверил, что тебя здесь ждали? Что все здесь мечтали сделать тебя владыкой мира?
— Мне хотелось в это верить.
— Ещё бы… Наши люди похитили тебя в Улламарне, потому что их об этом попросили и хорошо заплатили. Ты там кому-то мешал. Как наследник… Наших это совершенно не интересовало. Им хорошо заплатили, и они увезли тебя в пустыню, потому что там за тебя тоже можно было кое-что получить…
— Десятка два марканов.
— Ну да… Они отвели тебя к вождю этих дикарей и забыли о тебе. А потом и обо всём этом жалком племени в Городе Зверя. Гораздо выгодней было торговать с Ракханом. Тебя никто не ждал. Твои родичи от тебя избавились, а наши на тебе заработали, и никому не было до тебя никакого дела. Но ты напомнил о себе сам. Это было зрелище — когда ты выехал из тоннеля на своём каменном чудовище… Я первый раз в жизни видел на лице Махтума удивление. А пока тебя лечили и поили снотворным, он связался с колдунами из долины. Они сходили в Улламарну и узнали о тебе всё, что могли. Даже дату твоего рождения. А уж сколько о тебе марвиды нарассказывали… Они кричали, что ты бог, оживляющий камни. Махтума заинтересовал твой редкий дар, но он в тебе ошибся. Ты не смог овладеть камангой. Ты вообще всё делал не так…
— Почему Тагай убил его? Не иначе как Махтум нашёл ключ к какой-то великой тайне, и Тагай решил его присвоить.
— Да, я думаю, ключ сейчас действительно у Тагая. Ключ к тайне, которую Махтум пытался разгадать почти всю свою жизнь. Ты помог ему. Вернее, не ему… Ведь это ты сделал статую Кинвара…
— Кинвара? Так звали его отца?
— «Отца», — ядовито усмехнулся Тарс. — Кинвар — это один из величайших нумадов Сантары. Сто сорок лет назад он пришёл сюда, в пустыню, и отыскал где-то в подземельях Лунного Города древнюю рукопись. Он бился над ней не один год и наконец сумел прочесть знаки давно забытого письма. Там было заклинание, при помощи которого можно вселить нафф в камень. Кинвар погиб и унёс эту тайну с собой в могилу. Рукопись он уничтожил. Махтум тридцать лет просил Каму послать ему образ Кинвара. Он надеялся, что нафф великого нумада свободна. Махтум был довольно посредственным камаитом. Ему далеко не всегда удавалось узнать у богини то, что ему хотелось. Он уже почти потерял надежду вызвать Кинвара, но недавно у него всё же получилось. Да ещё рядом оказался искусный ваятель, способный сделать из камня точный портрет Кинвара. Ты же знаешь, каменное изображение человека притягивает его нао. Для живых это не опасно, а вот для мёртвых… Если имеется каменное изваяние покойного, его суннао, которое является как бы неполноценным нао, остаётся в аллюгине. И хотя это тонкое тело неполноценное, оно всё равно способно притягивать душу. Если душа умершего не ведёт на земле другую жизнь в новом теле, её можно поймать и соединить с суннао в аллюгине. Задача Махтума была ещё сложнее. Кинвар умер давно, его изваяний не сохранилось, а значит его нао давно растворилось в наоме. Впрочем, даже если бы где-то в земном аллюгине осталось его суннао, то попробуй-ка найди этот кусок аллюгина… Махтуму удалось сделать его суннао! Представь себе! Для этого он ещё много лет назад отыскал могилу Кинвара и раздобыл немного его праха вместе с землёй. Поместив рядом статую Кинвара, его прах, землю с его могилы и аллюгиновое зеркало, Махтум сделал из наомы его вторичное суннао. Я не могу тебе объяснить, как это делается. Это величайшее искусство, доступное лишь единицам. Это то, что лесные нумады называют запрещённым колдовством… Имея прах покойного и его статую из камня, можно сотворить или извлечь из наомы некое подобие его тонкого тела. Или вторичное суннао, как мы говорим. Поместив его в аллюгин, его тоже можно соединить с нафф, так как оно тоже способно притягивать душу. Кроме Махтума, никто не умел делать вторичное суннао. У Тагая ничего не вышло. Я знаю, он пытался поймать душу твоей матери и даже ходил в Улламарну, чтобы раздобыть немного её праха…
— Этот мерзавец ворошил могилу моей матери?!
— Тагай никого не щадит — ни живых, ни мёртвых. Не беспокойся, он ничего не успел. Один человек его заметил и предупредил белого тиумида, который следит за кладбищем, чтобы получше присматривал за могилой Диннары. Да у Тагая всё равно бы ничего не вышло. Даже если бы он раздобыл прах твоей матери, а ты не разбил статую. А у Махтума получилось.
— Но неужели душа Кинвара до сих пор помнила это жуткое заклинание?
— Он был великим нумадом, и его нафф могла сохранить память. Не всю, конечно, но ведь нафф обычно запоминает самое важное. То, что было самым главным для человека, когда он жил на земле.
— Ты думаешь, Махтум узнал заклинание?
— Я думаю, заклинание узнал Тагай. Махтум умер не позднее, чем вчера вечером — я осмотрел его, а Тагая видели сегодня. Видели, как он отсюда выходил.
— Кто видел?
— Слуги. Эти великаны тупые, но они способны отличить сегодняшний день от вчерашнего. Я думаю, с Кинваром разговаривал уже Тагай. Он не мог вызвать образ Кинвара, не мог сделать его вторичное суннао. Всё это сделал Махтум. Тагай выследил его и воспользовался результатами его колдовства. Заполучив аллюгиновое зеркало со вторичным суннао Кинвара, он вызвал его нафф. Это тоже очень трудно — вызывать мёртвых, но Тагай силён в колдовстве. В чём-то он уступал Махтуму, а в чём-то и превосходил его.
— На месте Кинвара я не стал бы ему ничего говорить, — сказал Диннар.
— Ты не был на его месте. Нафф давно умершего, которую насильно вернули в этот мир и соединили с её прежним телом, даже если это всего лишь суннао, остаток её тонкого тела… Такая нафф очень страдает. Душа должна быть или свободна или жить в новом теле. Колдунов, умеющих заключать нафф в аллюгин и соединять её с суннао мёртвого, очень мало. Их называют ловцами душ. Такой ловец имеет очень большую власть над душой, которую он поймал.
— Значит, Тагай теперь умеет вселять душу в камень?
— Не знаю. Возможно, душа Кинвара и не помнила это заклинание. А если помнила и сказала Тагаю, то ещё неизвестно, сумеет ли он им воспользоваться. В древности это заклинание знали все колдуны, но вселять душу в камень умели только единицы. Для этого требуется очень сильное анх и особая подготовка. Тагай сейчас где-нибудь затаится, будет упорно тренировать своё анх и пробовать… В конце концов у него может и получиться.
— Мне ничего не стоит сделать ещё одну статую Кинвара, — сказал Диннар, посмотрев на рассыпавшиеся по всей комнате каменные осколки.
— Это уже ни к чему, — махнул рукой Тарс. — Душу Кинвара уже не поймаешь. Тагай ведь не дурак… Да и Махтум сделал бы то же самое. Смотри. Что это, по-твоему?
— По-моему, здесь была песчаная гинза, — пожал плечами Диннар, взглянув на зеленовато-белое пятно, хорошо заметное на тёмно-лиловом ковре.
— Да, это слизь песчаной гинзы. А вон мешок, в котором он её сюда принёс.
— Кто?
— Махтум. Думаешь, он хотел, чтобы ещё кто-то узнал секрет покойного колдуна? Он собирался вытянуть из Кинвара его тайну, а потом вселить его душу в тело какой-нибудь безмозглой твари. Например, гинзы. Махтум собирался это сделать, а Тагай это сделал…
— А если убить эту гинзу и…
— Не смеши. Во-первых, где ты сейчас её найдёшь? Она ничем не отличается от других гинз, которыми кишит пустыня. Во-вторых, побывав в теле животного, душа человека теряет память. Особенно если она достаточно долго пробыла в этом теле. Песчаная гинза живёт около ста пятидесяти лет. Думаю, Махтум выбрал молодую. Даже если она сдохнет раньше срока, нафф Кинвара успеет потерять всё человеческое. Потому и считается преступлением вселять душу человека в тело животного. Тем более животного, имеющего примитивный разум.
— Но душа убитого Махтума была рядом, когда Кинвар сообщил Тагаю свой секрет…
— Ты всё-таки недооцениваешь Тагая. Взгляни…
Тарс взял со стола серебряную чашу для питья и протянул её Диннару. На дне чаши темнела горстка пепла. Диннар уловил странный сладковатый запах.
— Я сразу понял, что он сделал. Убив Махтума, он отрезал прядь его волос, обмакнул в его кровь, залил всё это мёртвой смолой и сжёг.
— Мёртвой смолой? Что это такое?
— Жидкость, которую мы делаем по очень древнему рецепту. Лесные нумады Сантары его не знают. Это наследие белых колдунов Уллатамы. У них была власть над мёртвыми, которая пугала людей. Белых колдунов всегда боялись. Только мы знаем их секреты, и то не все…
— Зачем он это сделал? — нетерпеливо перебил Диннар.
— Чтобы повредить тонкое тело Махтума и причинить страдания его душе. Чтобы отогнать её подальше. Махтум умер недавно. Его тонкое тело ещё восстановится и какое-то время будет существовать в нижних слоях наомы, пока постепенно не потеряет форму и не растворится в ней. А душа… Его душа ещё долго будет далеко от земли, от мира живых и от всего, что её с ним связывало. Одни боги знают, сколько ей предстоит ждать следующего воплощения, но тревожить её не имеет смысла. Секрет Кинвара для нас утерян. Боги свидетели, я говорю правду. Диннар, я всегда тебя ненавидел. Я лгал тебе вместе со всеми, но сейчас я говорю правду.
— Нам бы надо похоронить Махтума, — добавил Тарс, немного помолчав. — Всё-таки он был нашим учителем. Ты ведь даже служанку свою похоронил. И украсил её могилу…
— Его могилу я украшать не буду, — сказал Диннар.
Однако потом передумал. Ему попалась на глаза небольшая глыба серебристого зиннурита, прорезанная по диагонали глубокой трещиной. Диннар установил её на могиле Махтума, сделал из танарита цветок, который как будто бы вырос в расщелине, и фигурку свида из золотистого зиннурита.
— Похоже, ты изобразил себя и Махтума, — заметил Тарс.
Диннар не знал, почему ему представилась именно такая картинка, но, поглядев повнимательнее на то, что у него получилось, он понял — Тарс прав. Маленький пустынный хищник смотрел на чёрный цветок, не то любуясь, не то раздумывая — съесть его сейчас или ещё подождать…
Диннар до сих пор не понял, как к нему относился Махтум. Иногда ему даже казалось, что тот любил его… Да нет, скорей любовался. Он смотрел на него, как на редкий, прекрасный цветок, неожиданно выросший среди песков. И что с таким делать? Сорвать жалко — уж больно красив. Пусть растёт, а дальше будет видно, выживет он или погибнет, так и не распустившись, от горячего зноя пустыни… Махтум мог убить его. Он мог дать ему умереть ещё в самом начале. Но он не сделал этого. Он хотел использовать его редкий дар в своих интересах, но так ли уж он верил, что Диннар сумеет овладеть камангой? Зачем он показал ему Амниту? Чего он ему желал — добра или зла?
— Он говорил, что тебе нельзя мешать, — сказал Тарс, хмуро глядя на могилу Махтума. — Он много раз спрашивал о тебе свою богиню. Она так и не дала чёткого ответа, но Махтум что-то знал о тебе. Или догадывался… А недавно он сказал, что всё это бесполезно… Можно сколько угодно тебя обманывать, всё равно никому из смертных не дано управлять твоим даром. Он служит только тебе. И кому-то ещё, кто нам неподвластен. Ты очень силён, Диннар. И очень наивен. Возможно, ты и правда сын бога, но ты похож на ребёнка, который всё играет в камешки и не может наиграться. Твои статуи нам не помогли, а Махтум поплатился жизнью… Я знаю, ты не виноват в его смерти, и всё же… Рядом с тобой страшно. Хорошо, что ты уходишь. Играй лучше там.
— А ты куда пойдёшь? — поинтересовался Диннар.
— В горы, к своим… Знаю, всё это не имеет смысла, мы проиграли. Но мне больше некуда идти. Эти люди для меня — свои, понимаешь? У тебя никого нет. Наверное, тебе никто и не нужен… Ты свободен, но я тебе не завидую. Ничего нет хуже одиночества… Впрочем, ты не такой, как все. Не въезжай в Эриндорн на каменном чудовище, Аль-Марран. Не являйся туда со своей каменной свитой. Там уже есть бог, и второго они не потерпят.
Чудовище Диннар оставил в роще плодовых деревьев недалеко от Валлондорна. Позже он узнал, какой был переполох, когда однажды утром местные жители увидели среди акав и фиссов каменного мангура с человеческой головой. Сколько времени прошло, а в Валлондорне до сих пор об этом говорили. Кое-кто во дворце догадывался, чьих это рук дело, но, как ни странно, никто никогда не заговаривал с Диннаром о загадочном каменном звере, который непонятно каким образом очутился в роще около города. Здесь до сих пор никто, кроме Гинты, не знал о способности Диннара «оживлять» камни, и он попросил её держать это в тайне. Всех и так настораживала его огромная физическая сила, позволяющая ему крошить и резать камень, словно спелый плод акавы.