Раутос Хиванар откинулся на спинку кресла. – Насколько легко можно реализовать наше приобретение?
– Как любой другой отель, хозяин. Имеет смысл обсудить возможность обновления с другими дольщиками, в том числе Каросом Инвиктадом.
– Гмм. Я подумаю. – Купец поднялся. – А пока собери новые артефакты на столе, что на террасе.
– Спешу, хозяин.
***Четырнадцать лиг к западу от Драконийских островов. Над этим участком океана установилось затишье, море стало стеклянным, покрылось мутной патиной. Неподвижный воздух напитался влагой. Через окуляр подзорной трубы одинокий черный корабль, низко осевший в воду, кажется сухой скорлупкой. Главная мачта расщеплена, такелаж сорван; кто-то сшил новый фок, но потрепанная парусина сейчас обвисла мешком. Рулевое весло привязано, на палубе никакого движения.
Скорген Кабан, больше известный как Красавчик, медленно опустил трубу, продолжая рассматривать далекое судно единственным глазом. Он почесал один из носовых ходов – то, что осталось от некогда длинного, крючковатого носа – и моргнул: ноготь задел чувствительную ткань рубца. Зуд был воображаемым; однако зияющие дырки имели свойство сочиться, и притворное почесывание позволяло ему незаметно удалить предательские сопли. Один из жестов, которые он, вероятно, полагал изящными.
Увы, капитан была слишком приметлива. Она перестала искоса разглядывать Скоргена, оглянувшись на застывшую в ожидании команду. Жалкий, но бодрый сброд. Низкое давление явно угнетает всех – но трюмы полны добычи, а благоволение Странника кажется бесконечным.
Теперь они нашли новую жертву.
Скорген присвистнул. – Это точно эдурский. Думаю, он отбился от стаи в том шторме, что мы заметили прошлым днем на западе. Есть шансы, что команда мертва или больна, или покинула судно на шлюпках кнарри. Если так, они забрали самое ценное с собой. Если нет, – он ухмыльнулся, показывая черные зубы, – мы закончим начатое бурей.
– По меньшей мере, – отозвалась капитан, – мы посмотрим. – Она фыркнула. – Может, полазим по трюмам и что-то найдем. Весла на воду, Скорген; да только не забывай по сторонам смотреть.
Скорген покосился на нее:- Думаете, могут подойти другие?
Женщина состроила рожу. – Сколько кораблей послал Император?
Глаза моряка широко раскрылись; он внимательно уставился на разбитый корабль, снова поднеся трубу к глазу. – Думаете, один из них? Клянусь говенной дупой Странника, капитан, если вы правы…
– Ты получил приказ. Мне напомнить еще раз, старший помощник? Не богохульствуй на моем корабле.
– Простите, капитан.
Он поспешил вниз, выкрикивая команды.
Затишье породило безмолвие, и моряков охватило пугливое и суеверное настроение: казалось, любой звук способен расколоть зеркало вод.
Капитан услышала, как двадцать четыре весла шлепнули лопастями о воду. Мгновением позже прозвучала приглушенная команда старшины, и «Вечная Благодарность» заскрипела, устремляясь вперед. Глянцевая поверхность моря была потревожена, взлетели тучи сонных мух. Эти мерзкие твари имеют обыкновение искать укрытие в темных местах. Матросы кашляли и сплевывали – «вот и молодцы», подумала она. Вокруг нее самой скопилась целая туча зудящих насекомых, залезающих в ноздри, уши, ползающих по глазам. Солнце и море сами по себе очень досадны, они постоянно угрожают достоинству и самоуважению, которое может себе позволить мертвая женщина, а тут еще портящие внешний лоск мухи!
Неупокоенная пиратка, изумительная ведьма глубоких вод, ненасытная блудница… настали хорошие времена, с того самого дня, когда она отплыла из гавани Летераса – вниз по широкой реке, навстречу западным морям. Первая галера, крошечная и валкая, стала первым шагом к славе; Шерк до сих пор сожалела о ее потере в яростной схватке с флотилией Маре в проливе Не До Смеха. Но «Вечная Благодарность» нравилась ей больше. Немного великовата для ее команды, точно – но по возвращении в Летерас эту проблему легко будет решить. Гораздо сильнее ее печалила потеря Багряной Гвардии. Железный Клин с самого начала не скрывал, что они лишь отрабатывают перевоз. И все же они оказались весьма ценным добавлением к команде. Корабль лихо пересек океан, постоянно оставляя за кормой широкий кровавый след; от одного купца к другому – суденышки освобождали от всего ценного и, чаще всего, посылали в темную глубь. Помогали не только мечи гвардейцев, опаснейших бойцов, но и магия этого Корлоса – магия намного более утонченная и умная, чем все знакомое Шерк раньше.
Увиденное открыло ей глаза, прочистило рассудок. Внешний мир действительно велик. Во многих основных чертах империя Летера, дитя Первой Империи, оказывалась в арьергарде. Ремесла, способы мышления… Поистине это было открытие, порождающее смирение.
Прощание с Железным Клином и его взводом стало далеко не таким эмоциональным и разрывающим сердца, чем можно было ожидать: честно говоря, ей становилось в их компании все неуютнее. Железный Клин не из тех, кто может долго выдерживать подчиненное положение. О, вероятно, с собратьями – Чтящими Багряной Гвардии или с легендарным вождем принцем Каззом он вел себя совершенно иначе. Но она не Чтящая и даже не солдат одной из их компаний. Дела шли хорошо, пока их цели совпадали; Шерк старалась избегать всяких расхождений, а значит, и конфликта.
Она доставила наемников на каменный пляж на востоке страны, называемой Джакуруку. Небо обрушивалось потоками дождя; высадка не прошла незамеченной – увы, когда она бросила последний взгляд на Клина и его солдат, они разворачивались, встречая дюжину спускавшихся с берега здоровяков в тяжелых доспехах и шлемах с опущенными забралами. Выглядели они жутковато; Шерк Элалле от всей души надеялась, что рыцари всего лишь запугивают пришельцев. Ливень вскоре скрыл подробности происходившего – команда налегла на весла, двигая шлюпку назад, к «Благодарности».
Скорген клялся, что расслышал здоровым ухом лязг мечей – слабый отзвук; сама Шерк ничего не услышала.
Все равно они поспешили уйти от тех берегов, как и подобает пиратам, подозревающим возможность организованного отпора; Шерк успокоила зудящую совесть, напомнив себе, что Клин говорил о Джакуруку с некоей фамильярностью – по крайней, мере небрежно произносил это название. Корлос выпучивал глаза, вознося молитвы десятку неизвестных ей божеств… Это казалось скорее мелодрамой. Дюжины рыцарей недостаточно, чтобы остановить Железного Клина и его Гвардию, ведь они были решительно настроены совершить то, что хотели совершить (кажется, на тот момент – пересечь Джакуруку от берега до берега, а потом найти другое проходящее судно).
Поистине мир велик.
Весла одновременно поднялись над водой и втянулись в борта; «Вечная Благодарность» встала бок о бок с эдурской развалиной. Шерк Элалле подошла к борту и осмотрела видимую часть сбитой из черного дерева палубы.
– Осадка низкая, – прошептал Скорген.
Ни одного тела среди беспорядка внизу. Но беспорядок полнейший. – Это не плановая эвакуация, – сказала Шерк. Полетели крючья, звякнув о борт ладьи; канаты натянулись. – Шестеро за нами, оружие наизготовку! – приказала она, извлекая из ножен рапиру, и шагнула на фальшборт.
Затем прыгнула на палубу, оказавшись в середине судна, в двух шагах от разбитой мачты.
Миг спустя за ней последовал Скорген, застонав и выругавшись – он приземлился на больную ногу.
– Это был налет, – сказал он, осматриваясь. Затем прохромал к фальшборту и вытащил из дерева расщепленную стрелу. Скривился, изучая ее: – Чертовски короткая и толстая – поглядите на острие, может пробить окованный бронзой щит! А оперение – из кожи, как плавник.
Тогда где тела? Нахмурившись, Шерк Элалле прошла к люку. Помедлила, поняла, что крышка сдвигается вбок, пинком ее открыла и пригнулась, вглядываясь в полутьму.
Блеск воды, плавающие вещи. – Скорген, тут есть добыча. Иди и достань вон те амфоры.
Второй помощник, Нытик, крикнул с борта ее корабля: – Капитан! Корпус погрузился в воду еще больше, пока мы рядом!
Она и сама расслышала доносящиеся из трюма глухие вздохи.
Скорген протянул здоровую руку, обхватив ушко одной из амфор. Зашипев от тяжести, вытянул сосуд наружу, опустил и прокатил к ногам капитана.
Амфора сама по себе была ценным образчиком иноземного мастерства. Сделана в форме перевернутого улья, кремовая глазурь по бокам, дно украшено черным геометрическим рисунком по ослепительно – белому фону. Однако интерес вызывали прежде всего рисунки на горлышке и боках сосуда. Внизу виднелся человек, прибитый к Х-образному кресту. Над его головой – круговорот ворон. Сотни птиц, каждая изображена очень тщательно – вороны, летящие от распятого – или к нему? – и кружащие по всей окружности горлышка. Они слетаются, чтобы попировать на теле несчастного? Или улетают, словно его последние думы?
Скорген вытащил нож, выковырял толстый слой воска. Вскоре он сумел ослабить пробку, вынул ее и отпрыгнул: из горла полилась густая кровь, запятнав палубу.
Она казалась свежей, но пахла жгучим и очень сладким ароматом цветов.
– Пыльца кагензы, – произнес Кабан. – Предохраняет кровь от сворачивания – Эдур используют ее, когда расписывают лесные храмы. Знаете, те, на деревьях. Кровь освящает. Разумеется, это не настоящие храмы: ни стен, ни крыши, просто роща…
– Не люблю болтливых помощников, – оборвала его Шерк и выпрямилась. – Собери всех. Одни эти амфоры сделают нас богатыми на месяц – два. – Он прошла к надстройке.
Пустой коридор, дверь в каюту выломана, висит на кожаной петле. Она заглянула в боковые каюты, обнаружив сложенные койки – но ни одного обитателя; закутки были тщательно обысканы.
В каюте капитана – тоже следы обыска и грабежа. На полу лежит труп Эдур – ноги и руки пришпилены к доскам, тело методически изрезано ножом. В каюте смердит мочой и калом; лицо убитого стало маской агонии, глаза выпучились, как будто он при смерти испытал момент откровения, распада веры.
Скорген встал позади; увидев тело, он тихо ругнулся. – Пытали, – сказал он. – Пытали капитана. Он из меруде, скорее всего старейшина. Спаси Странник, капитан, нам позор будет, если нас застукают на палубе. Скорее бы уж эта посудина затонула. Пытки. Я не…
– Все просто, – отозвалась она. – Им нужна была информация.
– О чем?
Шерк Элалле огляделась. – Они забрали журнал и карты. Это могли сделать пираты, если они чужаки в Летере; но зачем было пытать несчастного ублюдка? Они ведь уже ограбили корабль. Нет, кто бы они ни были, им нужны были сведения. Не такие, какие можно получить из карт. А добыча им ни к черту не нужна.
– Мерзкие уроды. Кто бы они ни были.
Шерк вспомнила об амфоре и ее мрачном содержимом. Отвернулась. – Может, у них были причины. Продырявь корпус, Скорген. Мы подождем рядом. Черное дерево тонет неохотно; может быть, придется поджечь.
– Погребальный костер привлечет всех, капитан.
– Я сознаю риск. Начинайте.
Вернувшись на палубу, Шерк Элалле взошла на нос и начала озирать горизонты. Кабан и команда начали разрушительную работу.
«Чужаки посреди нашего моря.
Они не друзья Тисте Эдур. И все же, думаю, лучше с ними не встречаться». Она повернулась лицом к средней палубе. – Скорген! Закончите – и скорее на весла. Назад к берегу.
Покрытый шрамами лоб наморщился. – В Летерас?
– Почему бы нет? Продадим кое-что, пополним команду.
Потрепанный жизнью мужчина улыбнулся.
«Назад в Летерас, да. И побыстрее».
Глава 4
Изгнание убивало большинство ставших его жертвами, ибо мир за пределами жесток и купить жизнь возможно лишь за монету сотрудничества. Племена не знают более сурового наказания – будь то Овл’дан, Д’расильани или Керюн. Сама структура племени предполагает непримиримость, и выброшенный из него гибнет, оторванный от всего, что давало жизни смысл. Жертвы ломаются изнутри, забывают все умения, помогавшие им; они сохнут и умирают.
А летерийцы в своих громадных городах, среди суеты неисчислимых лиц, почти нечувствительны к изгнанию. Их больше волнует Задолженность. Да, тамошние люди не совсем равнодушны к понятию духовной кары – они живут семьями, это всеобщая характеристика рода людского – однако причиняемые отчуждением муки вполне для них переносимы. Другая деревня, другой город – можно начинать сначала борьбу за выживание… на самом деле новое начало дает новые права. Это путь к сложению с себя ответственности.
Красная Маска жил жизнью овлов, не меняющейся на протяжении поколений, и верил, что природа летерийцев – наиболее ненавистных ему врагов – осквернила и его дух. Изгнание оказалось не смертельным. Изгнание стало даром, ибо в нем он отыскал свободу. Такое же искушение завлекало многих молодых воинов в Летерийскую империю, где анонимность и создает трудности, и раскрепощает.
Вытесненный, он странствовал далеко, без мысли о возвращении. Он уже не таков, каким был раньше, не сын отца своего; но кем он стал – для него самого остается загадкой.
Небо над головой не пятнали тучи; весна выказывала всю силу своей жары. Прыг-скоки выбегали из одного куста, чтобы тут же скрыться в другом. Он скакал на летерийском коне к северо-востоку, взяв след стада. Это малое стадо, насколько он мог оценить; вдоль протоптанной тропы попадались родильные места (на старой крови кишели мухи). В таких местах самки родаров останавливаются, пока теленок не окрепнет. Клан при малом стаде тоже должен быть небольшим.
Стражи Красной Маски, К’чайн Че’малле, не показывались. Ничего необычного. У громадных рептилий ужасающий аппетит. В это время года дикие бхедрины, перезимовавшие в рощах, выходят на поиски коров. Быки размером более чем в двух летерийских волов гневливы и дерзки, они нападают на любого, кто подойдет слишком близко, кроме самок своей породы.
Сег’Черок, Охотник К’эл, с восторгом встречал такие атаки – Красная Маска видел его удовольствие, проявляемое в медленном извивании хвоста. Он вставал на пути бхедрина, высоко подняв лапы – лезвия. Как ни быстр бывает бык, К’чайн Че’малле быстрее. Каждый раз, забив зверя, Сег’Черок отдавал тело Ганф Мач и ждал, пока она покормится.
Красная Маска ехал весь день, не ускоряя коня, чтобы не утомить; когда солнце садилось за окоем, воспламеняя далекие грозовые тучи, он заметил вдали стоянку овлов, расположившуюся на похожем на бычье ярмо островке между старыми руслами двух высохших рек. Стада сгрудились по сторонам долины, между ними вспучились купола покрытых сшитыми шкурами вигвамов. Воздух потемнел от дыма походных костров.
Ни постов, ни разведки. Лагерь слишком большой для такого стада.
Красная Маска осадил коня на гребне долины. Он смотрел на племя внизу. Там и тут голоса выкрикивали ритуальную печаль. Несколько ребятишек бегало среди хижин.