— Надо бы заказать новые шпалеры… — продолжая блуждать рукой по телу Гунхильды, сказал герцог. — Помнишь, какие красивые полотна показывал нам Мозес Шоберский? Надо такие же и в Хельсингер привезти.
— Зато у него жена рыжая, а кроме того, новые шпалеры очень дорого стоят, милый, — возразила женщина, потягиваясь под возбуждающими движениями руки Бьергюльфа, — нам и так предстоят большие расходы.
— Какие же? — склоняясь над ней, спросил герцог. — Вы, женщины, всегда найдете какой-нибудь предлог, чтобы сделать все по-своему.
— Разве ты можешь так сказать обо мне, дорогой? — оплетая руками шею мужа, промурлыкала Гунхильда.
— Сейчас узнаю, — прохрипел Бьергюльф, заводя ее руки назад, за голову, и прижимаясь телом к прохладной коже женщины.
…Когда после они лежали рядом, чуть касаясь друг друга разгоряченными телами, Бьергюльф вновь задал свой вопрос:
— Так какие расходы ты имела в виду?
— Расходы? — встрепенулась Гунхильда.
— Да, — нетерпеливо спросил герцог, — ты говорила о предстоящих нам больших тратах.
— Да, конечно. — Она повернула к нему голову. — Хайделинду ведь скоро придется выдавать замуж.
— Угу, — подтвердил герцог, — я уже присмотрел ей хорошую пару.
— Знаю, знаю, — засмеялась герцогиня, — ты говоришь о Хольгере?
— По-моему, это тот человек, что нам нужен, — уверенно продолжал Бьергюльф. — Богат, знатен, да и здоровьем не обделен, — хохотнул он, повернувшись к Гунхильде. — Ты ведь не хочешь, чтобы твоя дочь не получила в должной мере того, что достается тебе?
— Нет, конечно, — она обняла герцога, целуя его плечи и грудь, — но ведь такого, как ты, все равно больше не сыщешь!
— Это точно, — гордо похлопал себя по груди Бьергюльф, — но Хольгер, кажется, немногим уступит мне.
Он знал это наверняка, поскольку не один раз они вместе с графом забавлялись в парной тем, что не очень пришлось по нраву барону Амальрику. Однако посвящать Гунхильду в эти подробности он, разумеется, не собирался.
— Моя племянница должна иметь достойного мужа, — продолжал герцог, — малышка выросла, что надо, — он прищелкнул языком.
— Она похожа на меня, и… — начала герцогиня, но вдруг замолчала, вспомнив тягостный утренний разговор с дочерью.
— Что ты сказала? — подумав, что не расслышал конца фразы, спросил Бьергюльф.
— Я боюсь, что она не совсем хорошо себя чувствует… — неуверенно сказала Гунхильда, — Сегодня утром она затеяла на редкость странный разговор. Ее мысли…
— Какие мысли могут быть у девушки в ее возрасте? — рассмеялся Бьергюльф, просовывая руку под талию жены и стараясь ущипнуть то место спины, на котором у Гунхильды красовались две прелестные ямочки. — Ей нужен хороший, крепкий мужчина, — достигнув своей цели, продолжал он, — и только об этом она и должна мечтать.
— Отстань, ненасытный, — ласково ответила герцогиня, поворачиваясь к Бьергюльфу, — только у тебя это всегда на уме. У других, может быть, все немного иначе. Подожди, дай я договорю.
— Говори, — усмехнулся герцог, обнимая ее за талию, — я же не закрываю тебе рот.
— Это слишком серьезно, — Гунхильда уперлась руками ему в грудь, стараясь вырваться, — подожди!
— Да что с тобой? — отпуская ее, недовольно спросил Бьергюльф. — Ты, как всегда, преувеличиваешь. Наверное, ей нужны новые наряды?
— Не угадал, — ответила герцогиня и выпалила единым духом: — Хайделинда говорит, что ты был заинтересован в исчезновении старшего брата.
Герцог мгновение пролежал в оцепенении, словно получил удар дубиной по затылку. Потом он вдруг вскочил с постели и метнулся к окну. Выглянув зачем-то наружу, где светлая ночь уже сменила закончившийся день, он обернулся к герцогине. Голый, взъерошенный, с разведенными в стороны руками, в сумеречном свете он походил на огромную тряпичную куклу с трясущейся головой, пришитой неумелым мастером.
— Откуда? Откуда у нее эти мысли?! — задыхаясь, спросил он Гунхильду, как будто боясь, что не сможет до конца выговорить эти слова.
— Ей сказали об этом в Бельверусе, — ответила герцогиня, сжимаясь от страха и прикрывая тело скомканной простыней. Она первый раз видела Бьергюльфа в таком состоянии.
— Это враги! Меня хотят извести! — вскричал герцог, бросаясь к постели.
Гунхильда отпрянула назад.
— Враги! — убежденно повторил Бьергюльф, стараясь взглянуть в глаза герцогине.
— Какие враги? — спросила Гунхильда.
— Ты же понимаешь, что у меня были причины убрать Гюннюльфа?
— Да, конечно, — бессильно склонила голову герцогиня.
— Кто-то хочет нам напакостить, он и распускает грязные слухи! — В голосе герцога звучал неподдельный страх.
— Но кому это нужно?
— Откуда я знаю? — немного успокоившись, сказал Бьергюльф. — Ты спросила у девчонки, кто ей это сказал?
— Она не хочет… говорить об этом, — запинаясь, ответила герцогиня.
— Не хочет… — опустил голову Бьергюльф. — Не хочет — тебе. А если скажет кому-нибудь другому? Послезавтра здесь соберется множество народа. Стоит поползти подозрительным слухам, на меня может свалиться столько неприятностей, что я навсегда потеряю уважение нашей знати! Да просто могу погибнуть! О боги! — Он сжал голову руками.
— Но чего тебе бояться, ты ведь не причастен к исчезновению Гюннюльфа?
— Причастен, не причастен! Кто станет в этом разбираться? Дойдет до королевского дома, и потом уже не отмоешься ничем!
— Что же делать? — всплеснула руками Гунхильда. — Может быть, на время съезда нобилей отправим Хайделинду в дальнюю деревню?
— Да ты что? — замахал руками Бьергюльф. — Будет только хуже! Она седмицу назад была приглашена на прием к королю, ее многие там видели. Если девчонки не будет, досужих разговоров потом не оберешься!
— Да… — согласилась герцогиня.
Ее лицо посерело и как будто обвисло. Герцог, взглянув на нее, понял вдруг, что его жена уже не так молода. Конечно, он понимал, что женился не на юной девушке, но никогда это не являлось ему с такой очевидностью, как сейчас.
«Зачем я все это сотворил? — внезапно промелькнуло у него в голове. — Неужели боги хотят покарать меня за злодеяние?»
— Подожди, — поморщился он, хотя Гунхильда не двигалась и молчала, — может быть, она просто нездорова? А? — с внезапной надеждой спросил он. — В болезненном состоянии всякое может померещиться…
— Я ей так и сказала!
— Вот видишь? Я ее вполне понимаю, — он сжал ладонями щеки, — у нее умер отец, которого она очень любила, мать почти сразу же вышла замуж за другого… Ты понимаешь, в чем дело?
— Успокойся. — Женщина придвинулась к нему и ласково дотронулась рукой до плеча. — Значит, мы объявим, что она нездорова. Так?
— Так.
— Позовем лекарей…
— Правильно, — совсем успокоившись, поддержал жену Бьергюльф, — у меня есть хороший знахарь в Сондбю. Вызову его. Пусть полечит ее травами. Он это хорошо умеет, клянусь Огненноликим.
— Еще, — поддержала его герцогиня, — можно позвать погостить в Хельсингер ее подружек, сестер Хольгера. Они могли бы выведать у Хайделинды, кто ей сказал всю эту чушь.
— Умница, — умиленно посмотрел на Гунхильду герцог. — Так и сделаем. Ну а потом, если наши усилия пропадут даром, я всегда могу отослать ее обратно в монастырь. А сейчас давай спать. Завтра все и решим.
Они улеглись, но сон к герцогу не шел. Он ворочался, с завистью глядя на уснувшую жену, но так и не смог сомкнуть глаз до самого рассвета.
Глава восьмаяГости съехались после полудня. Это были достойные мужи, представлявшие всю знать севера Немедии.
Сопровождаемые женами и старшими детьми, со множеством слуг и телохранителей, они въезжали в ворота замка под приветственные крики, вой волынок и стук больших барабанов. Герцог Бьергюльф, облаченный в парадную одежду, стоя на парадном крыльце вместе с Гунхильдой, приветствовал каждого гостя пространными витиеватыми речами, которые для него подготовил Эрленд. Все сегодняшнее утро герцог заучивал два приветствия, и сейчас, крайне довольный произведенным впечатлением, сиял, словно начищенная медная кираса.
Кроме ближайшего соседа Хольгера Ормхагенского, который уже несколько дней как находился в Хельсингере, где пьянствовал и развратничал вместе с хозяином, остальные проделали немалый путь, чтобы встретиться на съезде благородных нобилей, который раз в три года проводил кто-нибудь из местных вельмож. В этот раз жребий пал на Бьергюльфа, и он старался не ударить в грязь лицом. Важным обстоятельством нынешней встречи было прибытие королевского советника, ученого мужа и весьма уважаемого в Немедии человека, Астриса Оссарского. Сам король Нимед прислушивался к его мнению.
Уже целую неделю слуги и рабы Хельсингера под присмотром расторопного Гутторма мыли, чистили а скребли комнаты, в которые годами не заглядывали обитатели замка, готовя их к приезду знатных гостей. Во внутреннем дворе замка, где будет проходить прием гостей, расставлялись огромные тяжелые столы. По случаю теплой и ясной погоды Бьергюльф решил устроить пиршество на свежем воздухе, дабы, с одной стороны, дать гостям почувствовать себя менее скованными, чем в каменных стенах замка, а с другой — облегчить перепившим и переевшим необходимость в очищении желудка, ибо если кого и потянет на рвоту, то это можно будет сделать, соблюдая все приличия, просто отойдя на несколько шагов от стола.
Первыми прибыли граф Мозес Шоберский, сопровождаемый рыжеволосой женой и двумя рослыми близнецами, рыжими, как и мать, и чем-то похожими на чуть оперившихся петушков. Далее — барон Майнхельский, один из самых старых нобилей, помнивший еще старого короля, и только Бьергюльф успел поприветствовать его, как с башни закричали, что приближается королевское знамя. Чуть позднее во двор замка въехал пышный кортеж, сопровождавший Астриса Оссарского. Среди них выделялся Ивар, гарцевавший на черном жеребце и явно расстроившийся, не увидев среди встречающих Хайделинду. Ему, как и всем остальным, с постным выражением лица было сообщено, что молодая герцогиня, видимо, переутомилась в дороге, и хотя будет присутствовать на пиру, но к ее словам надо относиться с осторожностью, ибо иногда она слегка заговаривается.
Старец Астрис, выслушав приветствие Бьергюльфа, высказал похвалу изысканности и изяществу речи герцога, чем привел того в состояние, близкое к экстазу, которое этот развратник обычно испытывал только в общении с женщинами. Сопровождаемый Гуттормом, вельможа последовал в приготовленные для него покои, а Бьергюльф вновь поспешил на крыльцо встречать следующего гостя — барона Арнстейна Фронденбергского (не самого знатного, но зато самого богатого человека на севере Немедии, сколотившего свое состояние на торговле рабами с Пограничным Королевством.
— Все хорошеешь? — приветствовал барон Гунхильду, едва спрыгнув с коня. — Повезло тебе, старина, — хлопнул он по плечу Бьергюльфа и вновь оглядел герцогиню с ног до головы, — хороша! Хороша, ничего не скажешь! — причмокнул губами и, махнув рукой, остановил начавшего было приветственную речь герцога: — Оставь эти словесные кружева для других! А где твоя дочь? — спросил он герцогиню. — Говорят, в мать пошла?
Выслушав слова о недомогании Хаделинды, барон заключил:
— Это все ваши монастыри, Нергал им в задницу! Я всегда говорил, что они до добра не доведут. Свежий воздух, здоровая пища и никаких книг — они только сушат мозги! Вот посмотри, — он указал на упитанную, но не лишенную приятности молодую даму, приехавшую вместе с ним, свою новую жену, — ни одной буквы не прочла в своей жизни, а здорова, как…
Он громко расхохотался вслед за герцогом, который в душе придерживался таких же взглядов. Еще раз хлопнув хозяина по плечу, барон Арнстейн двинулся вслед за Гуттормом.
— Давай, старый козел, показывай, где меня поместишь.
— Да мы же с тобой одного возраста, — возразил Гутторм, слегка поморщившись.
— Разве? — вновь оглушительно расхохотался барон. — Я думал, что ты старше меня лет на пятьдесят, а? Но если ошибся, то прости, — веселье так и било из него ключом, даже Бьергюльф посматривал на него с легкой завистью. — Ну а насчет козла тоже не обижайся, все мужики ведь козлы, это точно. — Он вновь засмеялся и его хохот еще долго раздавался в галереях замка.
Гости все прибывали: Грабнер Швехтенский, Штайнер Дорнахский, Мутезир Химмельфарбский и прочие графы, герцоги и бароны со своими женами и чадами толпами челяди и экипажами — скоро двор замка походил на шумный постоялый двор, и слуги едва успевали распрягать и уводить коней в стойла, а Гутторм чуть не стер себе ноги по самые колени, отводя нобилей и их семьи в отведенные покои. Почти беспрерывно гремели барабаны и выли волынки, встречая каждого гостя праздничным маршем.
— Ф-фу! — выдохнул Бьерпольф, приняв последнего гостя, — Совсем запарился я с непривычки… Речи говорить — это не мечом махать. Ну, аргосец, порадовал, постарался на славу. Тебе понравилось? — повернулся он к герцогине.
— Ты был великолепен, — искренне ответила Гунхильда, глядя на мужа влюбленным взглядом.
— Ты так считаешь? — ухмыльнулся герцог. — Значит, я достоин награды. Я думаю, мы можем немного отдохнуть в нашей спальне, до пира еще много времени.
— Откуда у тебя столько сил? — игриво спросила Гунхильда, прижимаясь к его плечу.
— Слышала, что сказал Арнстейн? Здоровый воздух, побольше еды и вина и никаких книг, — захохотал герцог.
— Он не говорил про вино, — запротестовала Гунхильда.
— Не может быть! — удивился Бьерпольф. — Ты, наверное, просто не расслышала.
* * *Хайделинда действительна была не совсем в хорошем состоянии, но не по той причине, которую называли прибывшим гостям герцог и герцогиня. Она уже два дня не виделась с Эрлендом и начала тосковать по нему. Они договорились, что по прибытии в Хельсингер свои отношения будут держать в тайне и постараются найти время для свиданий где-нибудь в укромном месте вдали от глаз и ушей обитателей замка. Но Эрленд последние дни занимался выполнением нескончаемых поручений герцога по подготовке к празднеству, и встретиться им так и не удалось. Сегодняшним утром герцог разучивал с аргосцем свои идиотские приветствия гостям, и Хайделинда надеялась, что, может быть, позже они смогут улучить свободную минутку. Но все повернулось не так, как она желала, и теперь молодая герцогиня сидела у окна, и доносившиеся со двора удары барабанов и вой волынок раздражали ее донельзя. За время, проведенное в монастыре, она научилась терпеть я ждать, но сейчас отсутствие любимого нагоняло на нее тоску и почему-то тревогу.
Девушка с грустью глядела на проплывавшие по небу белые облачка и, теребя бахрому тяжелых портьер, вспоминала недавние дни путешествия домой, когда никто не вставал между ней и Эрлендом, как они скакали на конях рядом друг с другом, и сладостные ночи в захудалых придорожных тавернах. Неужели для него какие-то дурацкие поручения Бьергюльфа важнее встреч с ней?
Еще этот позавчерашний разговор с матерью! Неужели она ради того, чтобы принадлежать этому пустому и развратному Бьергюльфу, пренебрегла своим мужем, благородным и достойным человеком я — в это Хайделинда все еще отказывалась поверить — знала о готовящемся убийстве? Волынка в очередной раз гнусаво затянула опостылевшую ей от многократного повторения мелодию. Девушка выглянула в окно. Подбоченившийся герцог, кланяясь, приветствовал какого-то старца с белой бородой в роскошном черном камзоле, вышитом серебристыми драконами — совсем как у барона Амальрика.
«Какой-то важный вельможа из столицы…» — подумала Хайделинда.
Она всмотрелась в окружение прибывшего гостя и увидела Ивара, поднимающегося на крыльцо и пожимающего руку герцогу. Девушка быстро отпрянула от окна, чтобы Ивар ее не заметил. Ей не хотелось его видеть. Хайделинда чуть ли не с брезгливостью вспоминала дни, когда после столичных приемов едва не поддалась на его ухаживания. Боги, надо же быть такой слепой и безголовой! По сравнению с Эрлендом он похож на напомаженную обезьяну! Сейчас один только вид лощеного самоуверенного оруженосца короля вызывал у нее отвращение. И неожиданно тоску сменило раздражение: ну почему они с Эрлендом не могут сами распоряжаться своей судьбой?!