Карми медленно поднялась по лестнице к красной гостиной. Бесшумно возникшие слуги почти тотчас зажгли пятисвечный шандал и принесли пднос с фруктами. Старый слуга тихо осведомился, не желает ли государыня поужинать, получив отказ, сообщил, что Малтэр сейчас выйдет.
Малтэр появился несколько минут спустя, еще застегивая на ходу пуговицы кафтана.
— Ты жива, — констатировал он, и Карми почудился оттенок безумия в благородных чертах его лица.
— Здравствуй, Малтэр, — сказала Карми и указала на кресло напротив себя. — Садись. Надеюсь, я не очень разочаровала тебя своим появлением?
Малтэр тяжело опустился в кресло и ответил:
— Я знал, что ты жива. Я не верил известию о твое смерти.
— С чего бы это ты так был уверен, что я жива? — полюбопытствовала Карми.
— Ты сердишься на меня? — тревожно спросил Малтэр.
— Нет, — удивленно отозвалась Карми. — Почему это тебя волнует?
— Ты хэйми, госпожа, а гнев хэймов бывает убийственнен.
— Еще один, — молвила Карми. — Объясни, почему я хэйми?
— Я понял это, когда ты жгла архив Руттула, — сказал Малтэр отважно. — В тебя переселился хэйо Руттула.
— Вы будто сговорились все, — устало усмехнулась Карми.
— Ты все-таки сердишься, государыня?
— Нет. И зови меня Карми, — твердо сказала девушка. — Я не хочу взваливать на себя высокие титулы. Это не мой путь.
— А где твой путь? — осторожно спросил Малтэр. — В мщении?
— Нет, Малтэр, мстить я не буду, — отозвалась Карми. Месть не принесет мне удовольствия; когда я убила Горту…
— ТЫ УБИЛА ГОРТУ? — Малтэр настолько поразился, что позволил себе перебить хэйми.
— …Когда я убила Горту, — повторила Карми, — я почувствовала, что поступила дурно. А разве ты не знал, что Горту умер?
— Знал, — ответил Малтэр. — Третьего дня здесь был гонец. Но он не сказал, отчего умер Горту, и не сказал, что ты причастна к его смерти. Отчего умер Горту?
— От гнева хэйми, — сказала Карми. — Видишь ли, я совсем не ожидала этого. Я говорила с ним, он требовал отдать ему Оланти, и я ему сказала сургарскую поговорку о граде, знаешь ее?
— Пройдет град — и тебе ничего не понадобится? — проговорил Малтэр.
— Да, именно, — кивнула Карми. — Инадо ж было так случиться, что на той же неделе пошел град… Это Горту и доконало.
Малтэ промолчал. Карми оценила выражение его лица и решила переменить тему:
— Ладно, хватит об этом. Ты не знаешь, Малтэр, жив ли Красту?
— Красту? — переспросил Малтэр. — Что за Красту?
— Портной, — пояснила Карми. — Помнится, он шил для Маву и Стенхе.
— А, этот жив, — проговорил Малтэр. — Послать за ним?
— Да, пожалуйста. И скажи, в этом доме найдется что-нибудь, во что я смогу переодеться?
— Конечно, — ответил Малтэр. — В твоих покоях никто не тронул ни одной вещи.
— С трудом верится… — протянула Карми.
— Я все сберег.
— Спрасибо, Малтэр, — Карми встала. — Нет, провожать не надо.
…Малтэр постучал в дверь принцессиной комнаты.
— Да, входи, — отозвалась она.
Он открыл дверь и увидел Карми, которая сидела в кресле уже переодетая в легкое розовое платье. В руках она держала замшевые туфельки; еще несколько пар валялись на полу, вынутые из сундука.
— Знаешь, Малтэр, я выросла за эти полгода, — сказала Карми, подняв голову. — Туфли стали тесными, а платья — короткими.
— Ничего удивительного, госпожа моя, — отозвался Малтэр. — В твоем возрасте это в порядке вещей. Я прикажу сшить новые туфли…
— Не надо, — качнула головой Карми. — Не стоит. У тебя хватит расходов и помимо этого. Но… Красту пришел?
— Да, госпожа моя.
— Зови, — приказал Карми. И когда вошел говорливый толстячок Красту, она отдала ему потрепанный Смиролов костюм, велев его подлатать. — К следующей ночи справишься?спросила она. — Мне не к спеху, но все равно хочется быстрее.
— К следующей ночи я новый успею сшить, ясная моя госпожа, — улыбнулся Красту.
— Новый? Но мне совсем не нужен костюм новый, с иголочки. Он должен быть старым.
— Пошью новый, как старый, — заверил Красту. — Будет в меру поношенный, как Стенхе любил.
— И к следующей ночи? — усомнилась Карми.
— Постараемся, — сказал Красту с улыбкой.
— Ах, — вспомнила Карми. — О сапожнике-то я забыла!
— Не беспокойся, ласковая госпожа, — поклонился Красту. — Я отнесу. Я знаю, кому отдать. Не беспокойся, госпожа. Все будет сделано.
Он сложил пыльное хокарэмское трятье в узел и поспешил в свою мастерскую, чтобы побыстрее взяться за работу.
— Вот и еще один расход для твоей казны, — сказала Карми, обернувшись к Малтэру. — Я собираюсь ее хорошенько потрясти.
— Сургара принадлежит тебе, государыня, — отозвался Малтэр. — Правда, сейчас это не очень завидное владение. Зато у Павутро из Интави на твоем счету записано достаточно, чтобы ты могла безбедно жить всю свою жизнь. Не на широкую ногу, как ты привыкла раньше, но тоже вполне достойно.
— Ты меня успокоил, Малтэр. Но не пошлет ли Павутро меня к черту? И до него могли дойти слухи о моей смерти.
— Дошли, — кивнул Малтэр. — Он недавно присылал мне запрос, как относиться к этим известиям.
— И ты?
— Я ответил, что пока не увижу тебя мертвой, буду считать, что ты жива. Ты хэйми, а хэйми так просто не умирают.
Карми вздохнула, не желая опять ввязываться в споры.
— Ладно, — мрачно проговорила она. — Займемся делами. Закажи восемнадцать поминальных колокольцев для погибших в лагере Праери.
— Какие имена на них выгравировать? — без удивления спросил Малтэр. Карми достала из бюро вощеную дощечку и быстро написала стилом имена. Малтэр взял дощечку, прочитал и положил на стол, ожидая дальнейших распоряжений.
— Там в долине у озера обосновалсь миттауские монахи, — сказала Карми. — Так что ты пошли туда кого-нибудь учтивого, не задиристого; пусть развесит колокольцы вокруг кургана.
— Кургана? — переспросил Малтэр.
— Да, монахи похоронили мертвых по своему обычаю.
Малтэр поднял брови, собираясь уточнить.
— Нет, — качнула головой Карми. — Перезахоранивать не надо. Только развесить колокольцы. И еще надо передать Павутро, чтобы оплатил мой подарок монахам. — Карми рассказала о статуе какого-то бога, заказанной интавийскому скульптору(Малтэр, у которого возникли какие-то возражения чисто религиозного свойства, решил все-таки промолчать). — Далее. — вспоминала Карми, — пошли кого-нибудь в гортуский Лорцо заплатить оружейнику Горахо за саутханский нож две дюжины золотых. Причем прошу тебя запомнить, что покупала нож не сургарская принцесса, а некая Карми.-(Малтэр принял к сведению). — И наконец, самое главное, — сказала Карми. Мне нужно десять локтей золотой парчи и Руттулов плащ из золотых тохиаров. Парча, кажется, была у меня в сундуке, а вот плащ… Что ты мнешься? Небось сплавил уже куда?
— Пришлось подарить его Марутту, — признался Малтэр. И сервиз для ранаги-кори тоже.
— Сервиз? — удивилась Карми. — Зачем он Марутту? Что он будет с ним делать? Пить вино из расписных чашечек?
— Сервиз немало стоит, — пояснил Малтэр. — Марутту его поставит в буфетный шкаф, запрет и изредка будет показывать особо знатным гостям. Но где сейчас взять плащ, не приложу ума, — продолжал он. — Серых тохиаров, обычных, много, конечно, но и ценности-то в них…
Карми подошла к сундуку, где хранила меха, и начала вываливать все на пол.
— А где мой плащ из золотых лисиц? — вспомнила она.
— Госпожа, — решился напомнить Малтэр. — В нем тебя увезли зимой.
— Ах, чертовщина! — воскликнула Карми. — Как некстати!
— Вот выдра, — указал Малтэро. — Очень хороший мех.
— Выдра? — преспросила Карми. — Ну-ка посмотрим, не пожрала ли моль… — Они вдвоем внимательно рассмотрели мех.
— Прекрасно, — сказала Карми. — Выдра ничуть не хуже тохиаров или лис, правда, смотрится не так роскошно, но…
Она вдруг решила, что на нее напал приступ болтливости, и замолчала. В молчании она разыскала кусок золотой парчи и, развернув, оценила — не слишком ли легкомысленный рисунок. Плащ и ткань она старательно сложила и положила на тахту.
— Какие-нибудь еще указания? — спросил Малтэр.
— Послушай-ка, а кто тебе готовит? Твой кухарь или Руттулов?
— Руттулов, — отозвался Малтэр.
— Тогда пойдем разбудим его, — сказала Карми.
— Ты думаешь, кто-нибудь в доме спит? — спросил Малтэр. — Я думаю, в Тавине сейчас спят лишь малые дети.
— Да, — согласилась Карми. — Уж нашумела я нынче.
Она спустилась в кухню, к ужасу Малтэра по-свойски заговорила с кухарем, попросив его приготовыить жареное мясо по-марнвирски, «летний суп» и «деревенский салат» со сметаной. Кухарь с готовностью заверил ее, что все будет сделано должным образом.
Карми попила сливок, поболтала с кухонной прислугой и вняла, наконец, умоляющим взглядам Малтэра. Она опять поднялась наверх, снова в Красную гостиную.
— Утро уже, — молвила она, подходя к окну. — А в городе шумновато, однако.
— Еще бы, ведь ты вернулась, — проговорил Малтэр. Карми слушала внимательно, и он решил, наконец, выговориться. — В городе назревает бунт, — сказал Малтэр. — Горожане мною недовольны. Планы строятся глупейшие. Хотят перебить майярский гарнизон на Лесном мысу, да и вообще перебить всех чужаков в Сургаре.
— А у кого в руках Ворота Сургары и устье Вэнгэ?быстро спросила Карми.
— В том-то и дело, что у майярцев, — в сердцах бросил Малтэр. — Они сомнут Сургару в два счета. Раз, два — и мы опять вернемся к последним дням прошлого года. Но я совсем не уверен, что смогу удержать Тавин. Меня сметут. А тут еще ты.
— Что — я? — отозвалась Карми.
— Ходили слухи в городе, что тебя тайком убили, и я этому убийству помогал, — рассказал Малтэр.
— А, — догадалась Карми. — Поэтому-то город и переполошился, когда я объявилась здоровехонькой.
— С чего бы это в Тавине такая любовь к тебе? — спросил Малтэр. — Я живу в Сургаре побольше тебя, однако считают меня майярцем, а ты здесь — своя.
— Ты в Сургаре жил, а я выросла, — ответила Карми. Они знают меня чуть ли не с пеленок. Но… послушай-ка, Малтэр, а о Сауве какие-нибудь вести были?
— Его убили в Саутхо, — отозвался Малтэр. — Глупо получилось. Сидел бы там тихо, не горячился — никто его не тронул бы. А он договоры начал вспоминать…
— Странно, — откликнулась Карми. — А я-то думала, что Сауве — человек очень сдержанный.
— Да, — согласился Малтэр. — Но иногда его прорывало. Руттул иной раз этим пользовался. Соберемся, поссоримся, раскричимся — потом, когда остынем, начинаем думать…
Малтэр осекся. У Карми окаменело лицо; разговор о Руттуле был слишком болезненным для нее, и Малтэр искренно обрадовался, когда слуги доложили, что заказанный завтрак подан.
За завтраком Карми снова оттаяла; с удовольствием съела холодный «летний суп», в то время как Малтэр с недоумением водил ложкой в серебряной миске с холопским кушаньем. При виде мяса он оживился и съел его с аппетитом, опять-таки с недоумением разглядывая салат по-деревенски. Карми уделила внимание и мясу, и салату. Мясо она ела, как было заведено в доме Руттула, ножом и вилкой; Малтэр обходился без вилки, отрезанные куски он брал руками, и это получалось у него настолько изящно, что Карми засмотрелась.
После завтрака, раздав похвалы поварам, Карми сказала Малтэру, что ей захотелось спать.
— Последнее время я сплю, когда хочется, — объяснила Карми. — Да и в ближайшем будущем мне придется ночью не спать. Так что… Я вздремну, а к вечеру ты меня разбуди.
В ее спальне ничто не напоминало о случившихся за последний год событиях. Карми разделась, села на мягкую кровать и провела ладонью по льняному летнему покрывалу. Как давно ей не доволилось спать в белой, неправдоподобно чистой постели! «В лебедях», — приговаривала когда-то нянька, укладывая маленькую принцессу спать в эту постель.
«Что ж, посплю напоследок „в лебедях“, вероятно, не скоро еще доведется…»
Она отвыкла от простыней, пахнущий мыльным корнем и лавандой. Она отвыкла спать раздевшись. ОНа отвыкла чувствовать себя свободной, и ей приснилось, что она идет по Майяру голая, а все встречные указывают на нее пальцами и смеются…
Карми с усилием вырвалась из неприятного сна и села в постели. В комнате было душно; может быть, эта духота и вызвала острое чувство стыда и незащищенности.
Она встала и опять натянула розовое платье. Подошла к туалетному столику и распахнула створки, открывая зеркало.
«О небеса, — вздохнула она, изучая свое отражение. — Да ка же меня еще люди узнают? Я бы себя не узнала».
Совсем другая девушка, вовсе не прежняя Сава смотрела на нее; чужая, с непривычной прической, но — как отметила Карми — куда красивее той, прежней. Правда, сходство с хорошеньким мальчиком увеличилось, но увеличилось и своеобразие ее внешности.
«Надо бы посмотреть на себя в хокарэмской одежде, - подумалось Карми. — А пока надо бы чем-нибудь прикрыть голову, чтобы не пугать людей».
Она подобрала белый кружевной шарф и удовольствовалась полученным результатом. Правда, шарф подчеркивал смуглую от загара кожу, но Карми никогда не боялась показаться чернушкой. Приведя в порядок свою внешность, Карми, бесшумно ступая босыми ногами по гладкому паркету, пошла по дому.
В доме было неспокойно. Карми тут же уловила приглушенные далекие голоса и пошла на звук. Люди собрались в неузнаваемо переменившейся приемной Руттула, которую теперь занимал Малтэр.
Карми потянула на себя тяжелую дубовую дверь и заглянула в щель. В приемной было около двадцати человек: Малтэр, стоящий спиной к окну, выходящему во внутренний дворик, трое его солдат, с нарочито безразличными лицами сидящих на полу недалеко от него, а остальные были тавинские горожане — почти всех их знала Карми. Это были городские старшины; большинство из них — бывшие мятежники из отрядов Сауве и Лавитхе, люди довольно опасные и, как говорил когда-то Руттул, трудноуправляемые. Коренных сургарцев можно было легко отличить от них — сургарцы держались спокойнее и пытались урезонить вспыльчивых сограждан. Правда, горячие головы были и среди коренных сургарцев, как были рассудительные люди и среди мятежников, но в общем картина складывалась такая: одни желали немедленно начать истребление майярцев, другие понимали, что шансов на победу почти нет, но и те, и другие хотели видеть принцессу Ур-Руттул и говорить с ней.
Малтэр отмалчивался, то и дело напоминая:
— Потише, господа, государыня спит.
Шум ненадолго стихал, но вскоре возбужденные голоса опять переходили на крик.
Карми отступила. Что они собираются говорить ей? Как с ними говорить? И разве есть у нее что сказать им?
Но тавинцы не успокоятся, пока не поговорят с ней, поняла Карми. «Ну что ж, — решила она. — Тогда поговорим.»
Она резко распахнула двери и решительно вошла в комнату.
— Здравствуйте, господа, — сказала она холодно. — Почему вы кричите?
Малтэр устремился навстречу ей, подвел к креслу, усадил. Тавинские старшины отвешивали поклоны.
— В чем дело, господа? — повторила Карми. — Вы хотели говорить со мной? О чем, интересно? Что может сказать Тавину неразумная девчонка? — Но тон ее был сух и обдавал презрением собравшихся.
Они хотели поговорить с Ур-Руттул? Они с ней поговорят.
Ответили сразу несколько человек. Карми властно подняла ладонь:
— Стоп! Пусть говорит кто-нибудь один.
После паузы заговорил Ласвэ из Гертвира:
— Госпожа, Руттул завещал правление тебе, а правит Малтэр.
— Ну и что? — отзвалась Карми. — Разве на него есть жалобы?
Ласвэ вывалил все обвинения против Малтэра: он заключил с майярцами позорный, кабальный договор и точно придерживается его, разоряя Сургару безбожными поборами. Тавин разграблен и наполовину разрушен, а Малтэр требует еще и еще, отстаивая интересы майярцев. Да и сам он майярец. Хоть и незаконный, но сын бывшего принца Марутту, родич всех этих высокорожденных правителей Майяра.
Малтэр бледнел, выслушивая обвинения. Они были и верными, и несправедливыми одновременно. Он не мог позволить себе нарушить заключенный договор ни в единой букве; майярские гарнизоны были сильны и тотчас же привели бы его к послушанию — и все зимние ухищрения Малтэра сошли бы на нет. Рано было нарушать договор — еще не высохли чернила. которыми он был подписан, и не было в Сургаре силы, которая могла бы это сделать, и нет человека, который бы направил эту силу. Малтэр отчетливо понимал, что этим человеком ему не быть, потому что авторитет его в Тавине стремительно падает, и можно уже даже ожидать расправы. Правда, до появления в Тавине Карми (да, именно Карми, пусть хэйми называет себя как хочет, ведь эта девушка уже явно не принцесса и принцессой не будет), так вот, до появления Карми тавинцы держали при себе свои мысли; теперь же, когда обвинения были выдвинуты, все зависело от того, как поведет себя хэйми. Если она найдет недовольство тавинцев справедливым, а действия Малтэра — преступными, до следующего утра Малтэр, пожалуй, не доживет.