– Грамотность среди горцев… Чему тебя в детстве учили?
Взмах крыльями, блеск перьев наливается гулким золотом.
– Владеть оружием и честно сражаться! – В песне-крике огня чудится детская необоснованная обида на правду.
– Это тоже полезные умения. Но не знать некоторых элементарных вещей…
Холодное молчание. С тихим шелестом иней расправляет кристаллы-иглы, пламя стелется перед ним робкой кошкой.
– Айкерское Королевство… его не зря называют Королевством Слёз. Считается, что всем правит Король, но на самом деле – он всего лишь марионетка в руках феодалов (южный аналог наших грандов), которые ведут между собой скрытую борьбу за право дёргать за верёвочки. И в достижениях своих целей они не стесняются в средствах. Магов, как потенциальных захватчиков власти, уничтожили ещё до начала Второй эпохи. Так что там надо будет ограничить применение магии.
– И чем это королевство отличается от нашей Империи? – Бесцеремонно перебивает его вспышка огня. Смех.
– У нас власть держит Церковь. И надо сказать, крепко держит. Пять выживших грандов вздохнуть бояться, чтобы церковников не разгневать. Так что, можно сказать, что у нас правит Церковь, а не Император. В Королевстве же власть имеет очень раздражающее свойство меняться слишком часто. А меняется она тогда, когда Высший Совет феодалов считает, что один из них получил слишком много власти или сил. И все вместе его уничтожают. Как свора собак травит волка. Исход предрешён ещё до начала. – Молчание. – Людям приходится постоянно адаптироваться к новым правителям, которые думают не о своих верных поданных, а о своих карманах.
– А бунтовать они не пробовали? – Холодный и расчётливый интерес. Пламя замирает на один бесконечно долгий миг.
– А как же! – Ироничный звон льда. – Это уже народная традиция – устраивать массовые беспорядки во всех крупных городах в день смены неофициального правительства (феодалы, конечно, пытаются сместить зарвавшегося лорда по-тихому, но этого у них ни разу не получалось). А правительство в ответ на это постоянно повышают налоги, что тоже, понимаешь ли, хорошего настроения народу не прибавляет. Да, и ещё там процветает жандармерия – этакая тайная стража, отлавливающая недовольных правительством и просто подозрительных личностей. И, конечно же, их все ненавидят, но ненавидят тихо, ибо никто не знает, кто является тайным соглядатаем. А вдруг это твой родственник? Но, при этом, все норовят настучать на всех. Чаще всего – из-за злого умысла или зависти. Когда среди однотонной бедности населения встречается хоть один человек, чуть зажиточней остальных, люди стремятся его уничтожить. Как морально, так и физически.
Пламенное существо брезгливо содрогается, по перьям блуждают тёмные искры неодобрения.
– Во истину Королевство Слёз. И откуда ты столько про него знаешь?
– Я там вырос.
Лаконичный холод брезгливости и искренней, подсознательной ненависти. Меня пробирает дрожь – я часто не могла понять, откуда у Кира такое желание переправить всё на свой лад, привязать ниточки к Старейшим Сынам Ночи… Вот оно что. Это у него в крови. Он не сказал, кем он был у себя на родине, но мне почему-то кажется, что не простолюдином. Слишком образован, амбициозен и … жесток в средствах. И разборчив в целях. Одним словом, конкурент.
Отрешаюсь от яркой и сюрреалистической картины, погружаясь в свой сон, как в тёмные воды подземной реки. Пелена тишины смыкается над головой, отрезая меня от реального мира. Тело парит в безмолвии и темноте, я словно разглядываю его со стороны. Моя внутренняя суть медленно изменяет меня, пробиваясь на поверхность сознания-сна. Излишне худое, даже какое-то острое существо с ломкими длинными конечностями, покрытое серебристой пергаментной кожей. Что-то птичье есть в неосознанных движениях тела, повороте головы, линиях лениво опущенных рук с расслабленными пальцами, украшенными острыми полукружиями когтей. Надломленная и хрупкая грация, смертоносно-странная, беззащитно-жестокая.
Но страх и содрогание вызывает вовсе не это.
У моей сути нет лица.
С печальным кивком соглашаюсь с тем, что как личность-Алиэра я давно мертва. Ровно с тех пор, как у меня отняли мою жизнь, весь её смысл, единственную цель. Мой клан. С тех пор, я – просто стрела, мчащаяся к своей цели. Сладкий дурман полёта и азартный свист ветра в крови – мгновение, за которым последует смерть, отсутствие цели, отсутствие пути-полёта к ней, отсутствие меня.
Но я всегда нахожу себе новые цели, ещё дальше и недоступное прежних. Что поделать, Та Сторона меня пусть и манит обещанием покоя, но гораздо сильнее пугает. А простое существование, без цели, без смысла, вызывает только брезгливое недоумение.
Вспышка антрацитовой силы за гранью сознание рывком вытаскивает меня из сна-транса, заставляя подпрыгнуть на месте и судорожно оглядываться. На запястьях начинают медленно расходится шрамы, сознание готово погрузиться в боевой транс, и крушить, убивать, уничтожать…
Оглядевшись, заставляю себя успокоиться самым элементарным образом – рычу сквозь зубы несколько самых нецензурных слов, которые только когда-либо в жизни слышала. И присутствие подрастающего поколения меня в этом не останавливает.
– Вы, некроманты паршивые… потрудитесь тренироваться на некотором расстоянии от меня!
С интересом прислушивающаяся к моим словам Рида смущённо опускает глаза – это её заклинание вышло из под контроля. Самоуверенный Кир спокойно встречает мой не пылающий дружелюбием взгляд и начинает придираться к словам.
– Среди необразованной части населения Империи, сиречь простолюдинов, некромантами называют представителей обоих наших кланов, – лекторским тоном произносит Сын Ночи, утвердительно поднимая вверх указательный палец.
С гаденькой улыбочкой парирую:
– Но прилипло-то оно только после того, как им окрестили Сынов Ночи!
– А вас окрестили вампирами. Что, только за клыки?
– Но нас так не называют в лицо!.. Да и за спиной, впрочем, тоже. У людей есть очень неприятный опыт общения с этими существами, и мы по сравнению с ними белые овечки!
Кир поспешно переводит разговор на другую тему.
– Дикая, не понимаю, разве так сложно немного потерпеть наши занятия? Даже если тебе наша сила и неприятна? Я же не возражал, когда вы без спросу ворожили над моей кровью!
С мечтательной улыбочкой вспоминаю тот урок. Рида умудрилась в сравнительно безобидном заклинании доставить Сыну Ночи несколько оч-чень неприятных мгновений, пока я не ликвидировала последствия. Что делать я, естественно, не особенно спешила.
– А тебе правда так неприятна наша сила? – с детской непосредственностью влезает в наш милый диалог ученица. Я недоуменно вскидываю брови.
– Нет, – Спокойная, полная собственного достоинства улыбка. – Но… некоторые последствия ваших заклинаний… могут спровоцировать у меня боевой транс.
– А! – радостно восклицает Кир, словно в обмане узнавания, – это то состояние, когда к тебе лучше не подходить!
– Когда лучше бежать от меня с такой скоростью, на которую вообще способен, – жёстко поправляю я. – Транс безопасен только для сестёр, да и то не всегда. Всё зависит от опыта и глубины погружения.
Рида торопливо кивает, с опаской поглядывая на меня. Поняла и усвоила, и теперь будет стараться держаться от меня подальше, едва я начну себя подозрительно вести. А учитывая то, что с точки зрения Риды я постоянно веду себя именно подозрительно, она начнёт меня сторониться. Зря. Ей я не смогу просто физически причинить вред. Но, пожалуй, ученице пока об этом говорить не стоит.
– А почему вы так… опасаетесь твердыни Лейкера? – продолжает расспросы ученица, воспользовавшись нашим благодушным состоянием. Усилием воли сохраняю маску спокойствия. Кир сосредоточенно роется в вещах.
– Это довольно опасное место – дороги там наиболее трудны, – заставляю свой голос звучать с равнодушной безмятежностью. Если задуматься, я ей даже не соврала. Просто по-другому сформулировала ответ, не сказав в чём заключается трудность тех дорог, превратив полуправду в полуложь.
Пока Рида не решает продолжить свои расспросы, Кир резко поднимается.
– Пора идти, к вечеру будем перед Порогом. Перед Лейкерским перевалом успеем ещё раз отдохнуть.
Радостно поддерживаю его предложение, даже не поворчав для приличия.
К Порогу мы подошли среди ночи. Тропки ведущие вниз к нему действительно оказались слишком узкими и опасными. Рида прижималась к ледяной скале как к родной матери, отказываясь от неё отцепляться, пока я не взяла её за руку и не повела сама. Теперь вымотанная скорее морально, чем физически девушка лежит, свернувшись калачиком и положив голову мне на колени, и спокойно посапывает. Я машинально перебираю мокрые спутанные пряди, глядя куда-то в ночь. Кир блуждает где-то рядом, пытаясь почуять опасность. До самой Лейкерской твердыни мы ещё не дошли, но бережёного Ferrielle бережёт, а вооружённого (не важно чем: мечом или магией) Aueliende не трогает.
Вспоминаю, что хотела провести Риду через безумие, чтобы она научилась вплетать его в чужие сны. Для начала смешаю в её разуме реальность и сон, заставлю изменять и то, и другое… Но последнее, только в сознании. Её закостенелая точка зрения на всё окружающее меня раздражает.
Напеваю над ней колыбельную, вплетая в неё разные образы. Пока – умиротворённо-спокойные. Не стоит сразу подвергать её разум коренной перековке. Вплетаю в свой голос тоску ветра над горами, одиночество снегов и холод камня.
Девушка тихо вздыхает во сне, ворочается, пытаясь устроиться поудобнее с той кошачьей обстоятельностью, которая не подразумевает под собой существование мнения «подушки». Ловлю себя на том, что улыбаюсь с неожиданной теплотой.
Верная, моя Верная… Прости, что не могу быть верной тебе. Я верна лишь своему клану.
Верность мертвецу. Что может быть смешней и отвратительней?! Только Верность недостойному.
Бедное дитя, не знающее кому из нас доверять. Не знающее, что его «добрые» учителя строят планы на твоё будущее, не учитывая твоё мнение. Прости нас.
В колыбельную вплетается печаль и горечь, тоска и надежда. Спи, моя девочка, сегодня твои сны ещё будут безмятежны.
Тенью из теней появляется Кир. У меня нет настроения на него сейчас ругаться. Словно почуяв хрупкость этого сказочно-печального момента, он осторожно садится рядом и удивлённо смотрит на непривычно тихую меня.
Улыбаюсь ему одними глазами.
– Что полезного узнал? – хриплый шёпот обжигает замёрзшие губы, торопливо облизываюсь, тут же пожалев об этом – холодный ветер жадно набрасывается на лицо, жаля беспощадными иглами мороза.
– Ничего хорошего, – едва слышно, но очень недовольно, отвечает Кир, машинально творя отгоняющий несчастья знак Ferrielle. С некоторым удивлением покосившись на своевольную конечность, он торопливо прячет её за спиной. Боясь разбудить так уютно спящую Риду, растягиваю губы в вежливой улыбке, смеясь взглядом, устремлённым в небо.
– На перевале Лейкера отродясь не было ничего хорошего. Поэтому, я желаю знать, насколько всё плохо.
Правильное и красивое лицо Кира кривится в брезгливой усмешке.
– Плохо? Слишком слабо сказано, милая. Отвратительно. Павшие Воины, увы, не являются красивой легендой.
– Мы это знали всегда. – Запрокинутое к небу лицо абсолютно равнодушно. Закрываю глаза, погружаясь в замкнутую тишину собственного мирка-личности. – И поэтому не спешили покинуть гостеприимную Империю ранее, пока не настало такое безвыходное положение.
– Безвыходных положений не бывает, ты это сама не уставала мне вдалбливать всё время нашего знакомства.
Молча с ним соглашаюсь.
– Когда выхода нет, стоит найти вход. Есть двери, которые открываются в обе стороны, – равнодушно бросаю слова-камни, сложенные в узор прописных истин. Тихий и спокойный ветер неуверенно и ласково касается лица, гладит ледяными пальцами чувствительную кожу. Под рукой уютно сопит Рида, погружённая в призванный и спровоцированный сон.
– Такие двери имеют дурную привычку защемлять зазевавшихся гостей, – резко бросает Сын Ночи, и эти слова говорят о нашем положении гораздо больше, чем точный отчёт о численности, активности и злобности Павших Воинов.
Задумчивая Рида сгорбившись, сидит у скалы. Побелевшие, плотно сомкнутые губы кривятся в горькой полуулыбке. Я чуть недоуменно смотрю на неё, не смея прерывать её тихие размышления. Захочет, сама расскажет.
Похоже, с тихими и безмятежными снами я немного перестаралась. Впрочем, девочке надо учиться.
Бросив на меня рассерженный взгляд, к ней подсаживается Кир. Ласково проведя по смёрзшимся волосам девчонки, он заставляет её взглянуть на себя. В её глазах сизым льдом звенит горечь и страх. Я с показным равнодушием насвистываю под нос простенькую мелодию.
– С тобой всё в порядке, девочка? – в голосе Кира отсветами огня на чёрно-фиолетовом бархате переливается нежность, внимание и забота. Как раз то, чего горянке не хватало в детстве. Во взгляде девочки на мгновение мелькает растерянность и беспомощное сомнение. Но участие в голосе и взгляде Сына Ночи заставляет её довериться ему.
– У меня был страшный сон. – Резкий и многообещающе-злой взгляд некроманта в мою сторону. Отвечаю ему невинной улыбкой. – Нет. Не так. – Рида забавно морщится, пытаясь как можно точнее выразить словами свои чувства. – Это был странный сон. Ланни-Пророчица называла их вещими и учила всех детей нашего аула запоминать их, переносить понятия из сновидений в реальную жизнь, проводить параллели между сном и явью. – Пустой взгляд кажется бесконечно старым на детском лице. Пугающе-точный контраст. – Мне снилось, что я нахожусь в горах, но только не в этих…
– Свельтские горы, Южный хребет, Нэртесские горы, – бойко перечисляет Кир горные массивы континента, но быстро умолкает, наткнувшись на обиженный взгляд ученицы. А как же, только вчера распинался о неграмотности горцев, а теперь предлагает девушке по одной только картине, и то виденной во сне, сказать, какие места она видела. По её мнению, все скалы одинаковые.
– Как они выглядели? – наконец решаю напомнить всем о своём существовании, если кто-то имел неосторожность о нём позабыть.
– Горы? – рассеянно переспрашивает ученица. Хочется съязвить, ляпнуть что-нибудь обидное, но я сдерживаюсь и только прохладно киваю. Девушка закрывает глаза, её лицо застывает в своей опустошённости. Когда же она, наконец, начинает говорить, голос звучит глухо и потусторонне. – Нереальная, болезненная чёткость серых-серых скал на фоне серого неба, прозрачная ясность воздуха. Холод. И там не было снега.
Мало. Хищно прищурившись, подаюсь вперёд, впившись взглядом в замолкшую ученицу.
– Очертания скал? Оттенок и плотность хмари? Растительность?
Рида открывает глаза и долго смотрит на меня, не отводя взгляд. Бархатистая тьма её агатовых глаз затягивает, в будущем обещая стать гипнотически-притягательной.
– Скалы правильные, словно ненастоящие, все линии идеально прямые, болезненно-чёткие и до остроты тонкие. Растительность… Не знаю, можно ли ею назвать несколько сухих, мёртвых деревьев. Их ветви, даже на огромном расстоянии, прописаны слишком чётко и контрастно. Чёрное на светло-сером… Это не хмарь, это такое небо. До серебристости обесцвеченный пустой купол. Без облаков. Только на огромной высоте парит чёрной точкой буревестник.
Я удивлённо растягиваю кончики губ в недоверчивой улыбке. Буревестник? Это не может быть совпадением, буревестники не летают над континентом. Если… Если они только птицы и ничего больше. И если ученица так уверенно утверждает, что видела во сне именно эту птицу… что ж, сон действительно может оказаться вещим.
– Твои ощущения? – продолжаю свои расспросы, заставляя девчонку вспоминать все малейшие нюансы, не давая им расплыться в памяти неуверенным ощущением. Голос заставляю звучать с голодной требовательностью, не воспринимающей отрицательные ответы.
Девушка испуганно вздрагивает. Такой тон до сих пор у неё ассоциируется со страхом и болью. Успокаивающе ей улыбаюсь, старательно пряча клычки.