– Холод. Страх. Неуверенность. Отчаяние. – Монотонно перечисляет скучным голосом Рида. – Одиночество. Его полное осознание. Чёткое понимание того, что ты навсегда одна и должна справляться самостоятельно, что никто не поможет и не вытащит из беды. – Она на мгновение закрывает глаза, а когда снова вскидывает их на меня, в них плещется детский страх, неумолимый, необоснованный. Панический. Она судорожно, так по-детски всхлипывает: – Я не хочу так!
Сын Ночи прижимает её к себе, гладя по волосам и шепча что-то бессмысленно-утешающее. У меня нет никакого желания выслушивать её истерику, и резко приказываю:
– Хватит! – Она мгновенно перестаёт всхлипывать и, оторвавшись от груди Кира, испуганно смотрит на меня. Взглядом предлагаю Сыны Ночи прогуляться на разведку. Ловлю его недовольство, несколько вздохов длится противостояние нашей воли. И не сказать, чтобы я побеждаю, и не то, чтобы Кир проигрывает… Скорее, в который раз доказанное, а затем опровергнутое вооружённое перемирие.
Сын Ночи легко, почти нежно, отстраняет от себя нашу ученицу, встаёт. Издевательская, мерзкая улыбочка, издевательски-шутливый полупоклон, и он стремительным и неслышным шагом удаляется от места нашей стоянки.
Рида удивительно спокойно смотрит на меня широко распахнутыми глазами.
– Почему ты не хочешь, чтобы я с ним общалась… так близко?
Если честно, такого вопроса я ожидала меньше всего. Если совсем честно, то я его не ожидала вовсе. А если отбросить все недоговорённости, то вопрос ученицы так меня ошарашил, что я не сразу нашла что ей ответить.
– Видишь ли, Рида, – произношу медленно, манерно растягивая гласные, и пытаюсь быстро найти ответ на её вопрос. В задумчивости провожу языком по клыкам, словно пробуя их на остроту. Пристально разглядываю ногти. Почему действительно я не желаю, чтобы она общалась с некромантом настолько близко? Как оказывается, я сама не знаю ответ на этот вопрос.
Тишина.
Нахожу в себе силы поднять глаза и со спокойным достоинством встретить молчаливый укор в резковатых чертах ученицы.
Но ответ приходит. Внезапно, словно поднимается из глубины моей сути, той безликой твари, которую я разглядывала во сне.
– Ты можешь с ним общаться. – Мой голос звучит с потрясающей даже меня холодностью. – Можешь даже в него влюбиться. Но я не хочу, чтобы ты ему доверяла. Это опасно. Он сможет вертеть тобой во все стороны. Это не желательно.
– А кому доверять? Может, тебе? – огрызается девушка. В недоумении и удивлении поднимаю брови. Девочка решила сегодня меня до бесконечности удивлять? И у неё это вполне может получиться.
По-матерински тепло ей улыбаюсь.
– Такая постановка вопроса подразумевает само наличие доверия, девочка. Доверять же ты должна лишь себе. И то не всегда.
– Так жить просто отвратительно! – гневно восклицает девочка. – Подозревать всех и вся невесть в чём…
– Это – залог выживания, – резко перебиваю её я.
– Нет, это залог манипулирования людьми! – продолжает бушевать Рида. Или… Нэссэра? В этот момент девушка была великолепна в своём гневе и отрицании. С довольной улыбкой мечтаю об открывающихся перспективах. Её бы ещё самообладанию обучить…
– Манипулирование людьми, ученица, это палка о двух концах. За привязанные к человеку ниточки можно спокойно дёргать до тех пор, пока кукла не набирает достаточно воли, опыта и силы и не начинает управлять кукловодом.
Сказала и задумалась. Я ведь всегда искренне считала, что управляю Сыном Ночи. Ага, а он всё это время мог управлять мной. И я неосознанно принимала его решения, считая их своими. Да, теперь некоторые… ладно, ладно многие мои дурости уже не кажутся мне необоснованно-взбаломошенными решениями. Так, Киру не отвертеться от серьёзного разговора с применением мрачно-заковыристых заклятий в качестве последнего аргумента.
Рида серьёзно обдумывает мои слова… или размышляет над новым каверзным вопросом. С лёгким мимолетным удивлением понимаю, что она изменилась. Незаметно.
– У тебя странные представления о жизни и способах выживания, Дикая, – накручивая на палец прядь волос произносит девочка.
С некоторой ехидцей улыбаюсь.
– Ну, допустим, опыта у меня всё же больше, чем у тебя… – натыкаюсь на скептический взгляд. Фыркаю, едва сдерживая смех. Боги, насколько же она всё-таки наивна. Считает, что раз однажды побывала в объятиях Aueliende, то узнала о жизни всё? Знаю, встречала таких. Гонор и самомнение в них, увы, не выдерживали столкновения с реальностью. Вернее, с одной из её составляющих. Мной.
Вздыхаю.
– Своя жизнь свята. Чужая – суета. Пожалуйста, запомни это. Тебе ещё пригодится.
Она показательно брезгливо кривится.
– Отвратительная точка зрения, основанная на эгоцентризме.
– Не скажи, – тихо смеюсь. – Всё зависит от того, какое значение вкладывать в слова.
– А какое вкладываешь ты?
Ловлю пристальный изучающий взгляд ученицы. Она умна, удивительно умна. Просто учили её не тому.
– Своя – это не лично моя жизнь, – начинаю терпеливо ей объяснять. Обучение сестёр – это ведь не только фокусы с кровью. Это ещё и формирование личности, некоторых её обязательных качеств, необходимых для сохранения разума в бесконечных играх со своей кровью. – Под словом «своя» я подразумеваю ещё и жизни моих родственников, друзей, просто близких мне людей. Их жизни, интересы, обычаи. Если не хочешь получить Чародейку в кровные враги, держись подальше от неё самой и её окружения. Возможно, повезёт. А суета… Чаще всего то, что не достойно твоего внимания. То, что ты не можешь использовать к своей выгоде. Ты можешь не замечать чужие жизни, других людей, приравнивать их к нулю, пустоте. А можешь с неоправданной (или оправданной, смотря какая ситуация) жестокостью и пренебрежением уничтожать их. Но последнее я тебе всё-таки не советую. Не выгодно.
Рида кивает, показывая, что поняла и усвоила информацию. И, возможно, применит её на практике. Когда-нибудь. Когда перестанет ставить свои представления о чести выше разумной выгоды.
– Ты всё оцениваешь с точки зрения выгоды.
Я уже знала нужный и необходимый ответ на эту фразу, но ответить просто не успела.
Тьма. Пустая, холодная, мёртвая. Жадная, голодная, жаждущая…
Ненависть. Гневная, страшная, бесконечно-пустая… Потерянная в веках. Жестокая.
Боль. Старая, безумно-древняя, обидная и обиженная. Пахнущая засохшей кровью и многими смертями.
Смерть. Незаслуженная, неправильная, ненастоящая… Забытая. Беспощадная.
Павшие Воины!
Видение исчезает мгновенно с приходом осознания. Судорожно пытаюсь вдохнуть воздух, лёгкие судорожно дёргаются, словно разучившись дышать. По подбородку змеится кровавая полоса. С кашлем падаю на спину, пытаясь сосредоточиться на последнем крике. Воины. Павшие. Страх и смерть Лейкерского перевала, верные стражи забытой твердыни. Только сейчас понимаю, что вопль-предупреждение принадлежал Киру.
Мгновенно позабыв о боли и плывущих перед глазами чёрных кругах, резко вскакиваю. Чуть в стороне скорчилась Рида, девчонка явно без сознания. Пытаюсь воззвать к своей крови – бесполезно. Здесь уже разворачивается одна сила, и другим места нет. И эта сила принадлежит Сыну Ночи. Вспышкой горечи осознание: то, что призвал гордый некромант – убийственно, и в первую очередь для нас. Убираться отсюда. Бежать.
Бежать!
Подскочив к ученице, пытаюсь привести её в сознание. Трясу за плечи, судорожно хлопаю по щекам, стараясь не причинить ей боль. Когда она наконец-то открывает мутные и разъезжающиеся глаза, я уже серьёзно обдумываю возможность тащить её на себе. Бедная девочка!.. Если по мне так ударило, что я чуть сознание не потеряла, то что говорить о ней, хранящей и приумножающей нашу магию?..
На мгновение прижимаю её к себе, утешая и подпитывая её своей силой. Резко отстраняюсь, ищуще вглядываюсь в неё – сможет ли идти?
О да. Такая – сможет.
Затравленные глаза смотрят на меня с детской требовательностью.
– Что это было?!
Нет. Как я могла ошибиться? Ей до Нэссэры так же далеко (ну ладно, может чуть поближе), чем мне до Aueliende. Но это не повод сесть и переживать, когда времени на жизнь уже нет. Даже смерть придётся выторговывать с боем.
– Идём! – Рывком поднимаю её с холодных камней, подхватываю сумки с вещами. Принюхиваюсь к воздуху, пытаясь понять, откуда исходит опасность, о которой кричат все мои чувства. Да, такого я в своей жизни ещё не встречала… Понимаю, какой глупой была идея идти через Лейкерский перевал. Для самоубийства и впрямь есть более приятные способы.
Ученица, как загипнотизированная, бредёт за мной, распущенные и спутанные волосы закрывают опущенное лицо. На мгновение отпускаю её руку, чтобы поправить сползающий с плеча ремень сумки и проверить запас игл и метательных кинжалов. Этого девчонке хватает, чтобы снова упасть и свернуться на холодном камне в позе зародыша. Изрыгая ругательства, поднимаю её и уже не отпускаю, тяну за собой. Скорость такой способ передвижения, естественно, не прибавляет.
Воздух кажется отравленным – так его наполняет тяжёлый приторно-гнилостный запах древней и отвратительно-грязной некромантии. Идти с каждым шагом всё тяжелее, холод и странная апатия наполняют разум. Зажмурившись и сжав зубы, усилием воли заставляю себя идти вперёд. В голове бьётся одна мысль: «вывести отсюда Риду!» Повторяю её про себя, как молитву неизвестному богу, заставляю себя верить в переплетение панически-бессмысленных эмоций. Когда-то верные и правильные слова представляются бессистемным набором звуков.
С всхлипом-криком падаю на колени. Противные касания чужого разума вызывают тошноту. Трясущимися руками вынимаю ритуальный кинжал. Некоторое время бездумно смотрю на тонкое, мелко дрожащее лезвие. Но так больше продолжаться не может. С потрясающим, преступным равнодушием для моей магии, протыкаю ладонь кинжалом насквозь, будто бы количество пролитой крови может что-то решить.
Кровь – нет, а вот боль отрезвляет.
Маленьким оазисом спокойствия в этой буре чужих и мёртвых эмоций, бережно сохранённых горами, ровным светом теплиться огонёк на моей ладони. Моя суть, моя кровь Магистра ответила даже на апатию, смертельную здесь.
Дышу медленно, отсчитывая удары сердца. В отстранении медитации осторожно окутываю свой разум плёнкой чар, ограждающих от влияния памяти скал. Смазанные, невнятно-ужасные картины кипевшей здесь когда-то битвы, мелькавшие перед глазами, стремительно тускнеют и стираются из памяти.
Простите. Мне не нужно чужих знаний такой ценой. Мне дороже моя личность, точнее то, что от неё осталось. И я не имею права становится одной из Павших Воинов именно сейчас! Может быть… когда-нибудь… потом… А сейчас… пропустите!
Вспышка Тьмы, блеск ледяных звёзд. И голос-мольба: торопитесь.
Сосредоточенно киваю. Сейчас, когда я заковала себя в ледяные доспехи спокойствия и сосредоточения, всё кроме цели отступает на задний план. Теперь я – пущенная стрела. И, возможно, эта цель будет последней.
Рида лежит за моей спиной. Стремительно оборачиваюсь к ней, касаюсь ладонью шеи. Слегка успокаиваюсь, почувствовав трепещущий, судорожный ритм пульса. И когда я успела так разволноваться? Доспехи спокойствия отрезают от меня испуганно мечущиеся мысли, я снова возвращаюсь в отрешенно-работающее состояние. Ласково касаюсь её посеревшей кожи. Острое, кристально-холодное осознание: она уходит. Уходит в память скал, когда-то оживлённых грязной и кровавой магией. И я знаю, как ей сейчас сладко, на грани с болью, от причастности к древним и славным воином, защищавшим Империю. Хотя, по моему мнению, врага тогда надо было не только пропустить к сердцу Империи, но и встретить с вином и мясом, и превозносить их как спасителей. Может быть, многих позорных страниц истории удалось бы избежать…
Поверьте, Империя не стоит такой верности…
Верности. А что её стоит?! Лживая и бесполезная жизнь? Или никому не нужная цель? Может быть, власть?! Губы сами собой искривляются в злой ухмылке. Мне ли не знать ответ?
Верности стоит лишь ответная Верность.
Ох, прости, Рида, моя бедная девочка… Признаю себя твоей Верной. Я ведь всё-равно тебя защищаю. От себя самой.
Укладываю голову девушки на свои колени, ладони спокойно лежат на её шее. Медленно, даже скорее, заторможено, подношу её ладонь ко рту. Касаюсь губами её тонкой, такой нежной кожи. Прости, моя девочка, прости, что решила всё за тебя. Хищно и голодно впиваюсь зубами в её запястье. У неё поразительно сладкая кровь…
Даже сквозь дурман Рида вскрикивает от мгновенно исчезнувшей боли. Чуть сжимаю её дёрнувшуюся ладонь. Сладость крови горчит гневом и обидой. А ещё ощущением предательства. Kaerr'eill, Вершитель Судеб, что же ты делаешь?..
Круг замкнулся.
…Или спираль сделала новый виток?..
Но мне от этого не легче.
Рваная рана на запястье ученицы медленно закрывается, свиваю силу в упругий жгут и накладываю его поверх раны, чтобы от неё не осталось даже шрама. Я не хочу, чтобы бедная девочка знала, на что я её обрекла.
Несколько вздохов смотрю на неё, полумёртвую, неподвижную. Защита, сплетённая на моё сознание, перекидывается и на разум Риды, только вот ученица, в отличии от меня, никогда не сможет забыть картины прошлого, в которые она в эти мгновения погрузилась.
Подхватив её неожиданно лёгкое тело на руки, я стремительным шагом направляюсь вниз. Защитные барьеры приходится постоянно подновлять – жаждущая тьма слизывает их почти мгновенно. Ветер промораживает насквозь тело, но разум чист, а мысли чётки. А сейчас это главное условие выживания.
Рида вздрагивает и открывает глаза. Тонкие пальцы вцепляются мне в плечи.
– Дикая! – Возмущённый вопль. Заставляю себя издевательски улыбнуться.
– С возвращением в реальность, ученица. Сможешь идти сама?
Она чуть удивлённо кивает. Опустив её на землю, я терпеливо наблюдаю, как она со стоном разминает затёкшие ноги. Выглядит моя Верная почти здоровой, к её коже вернулась привычная матовая белизна.
– Темнеет, – даже как-то излишне равнодушно замечаю я. – Надо успеть уйти как можно дальше. Сейчас мы почти над Лейкерской твердыней.
Ученица отвечает мне мрачным взглядом, но продолжает плестись за мной.
Сероватый свет хмари медленно рассеивается в воздухе, густые вязкие тени поднимаются из ущелья. Мне не надо объяснять, что днём была лишь прелюдия к симфонии смерти. Мне не надо рассказывать сказки-байки о том, что твориться по ночам на перевале. И я прекрасно понимаю, что одна не справлюсь, а инициировать кинжал для Риды, тем самым официально признав её Чародейкой я не успеваю.
Но ведь я должна её отсюда вывести, так? Значит смогу.
Только как это объяснить Павшим Воином? Лишь силой.
Страшные тени живших и умиравших здесь века назад людей, стоят на нашем пути. Я встречаю их сладенькой улыбочкой и светом кровавых звёзд в глазах. В моих венах бушует почти забытая, но такая сладкая и родная сила, что я чувствую себя всемогущей. Что-то похожее наверняка бьётся и в груди ученицы – извечный инстинкт Верных, защищать друг друга любой ценой. Сейчас, перед лицом ожившей, почти материальной смерти, для нас нет преград. Алое марево колыхается передо мной, заставляя тени отступать. Подозрением кольнула мысль, что что-то не так. Они должны всеми силами пытаться убить нас! Они должны с неистовостью северных берсеркеров бросаться на нас и нашу магию, должны не чувствовать болезненно-страшных касаний… Иначе о защитниках Лейкерской твердыни не ходили бы такие страшные байки.
Тебя что-то не устраивает в сложившейся ситуации?
Голос, бесконечно усталый, бесконечно знакомый, почти родной, и как всегда ироничный. Кир… Во что ты ввязался на этот раз?..
Вас спасаю, моя Леди.
Стиснув зубы, почти бегу дальше от этого места, его застарелой ненависти ко всем разумным существам, и от свежей терпко пахнущей боли Сына Ночи. Не хочу думать о том, какую цену он заплатил. Не хочу знать.
Ох, как я жалею о невозможности помочь тебе, просто стоять за спиной молчаливой и немного ехидной поддержкой.