— Эй, чернявый, ты, говорят, судьбу предсказываешь? Погадай, — детина уселся напротив и протянул ладонь с характерными мозолями человека, не выпускающего из рук оружие, — Что видишь?
Парень повел дикими черными глазами.
— Плаху, — хрипло сообщил он.
— Ну, это для всех нас заказано, — рассмеялся клиент, — А еще?
Он выложил на стол серебряный дирхем. Парень лишь слегка коснулся его руки тонкими холодными пальцами.
— Кровь. Смерть. Скоро. Сегодня, — отозвался он так же сухо.
— Э-э, а что-нибудь хорошее ты можешь сказать?
— Хорошее — я видеть не умею, — отрезал гадальщик.
Способность видеть смерть и беду открылась у него неожиданно, после того, как он умудрился выжить после серой лихорадки, разразившейся в городе, не смотря на все старания служителей городской больницы.
В этот момент в «Дыру» ворвались трое — тип с лицом злобного хорька, и двое громил.
— Вот он! — завопил хорек, указывая на гадальщика, — Это он мою девочку испортил… второй день сидит, сука, на работу идти отказывается!
Парень не стал ждать, пока до него доберутся. В момент он оказался на столе, разбив о голову хорька бутылку с чьим-то поилом. В другой руке у него был внушительного вида нож. Не тратя на оглушенного противника ни мгновения, гадальщик метнулся через весь зал к выходу. Один из амбалов, преграждавший выход, оседал на пол с «розочкой» в горле.
Ему почти удалось вырваться, но на скользкой лестнице его ждал еще один, более ловкий телохранитель сутенера. Тому удалось перехватить руку с ножом, но оказалось, что справится с щуплым гадальщиком не менее сложно, чем со взбесившимся котом. Ему таки удалось стряхнуть с себя противника и отбросить парня к стене…
Так и не выпустив нож, через короткое мгновение гадальщик оказался на ногах, готовый к нападению, но оказалось, что нападать на него некому.
— Значит, хорошего ты не видишь, — заключил недавний клиент, словно продолжая прерванный разговор, и вытер короткий меч — что ж, на беду тоже чутье иметь надо.
Пойдешь ко мне?
Черноволосый гадальщик молча утер кровь с рассеченного лба, и смерил его холодным оценивающим взглядом.
— Я своих не обижаю…
Парень все так же молча усмехнулся и кивнул.
— Звать-то тебя как, чернявый?
Молчание.
— Ну, как хочешь.
* * *После ночи в покинутой деревне в Гейне проснулось не то что бы симпатия или влечение, скорее уважение к герою. Какие бы недостатки у него не были, трусость и пустое бахвальство — среди них не числились. Она смотрела на своего спутника новыми глазами, и условия договоров Совета с героями уже не выглядели чрезмерными. Но что за человеком нужно быть, что бы предпочесть такую жизнь сознательно, а не из романтической страсти к острым ощущениям! Ведь высокого положения всегда можно добиться менее рискованными способами.
— Признаться, я всегда думала, что герои гораздо моложе, — задумчиво проговорила она, направляя лошадь еще ближе к Райнарту.
— Этакие страстные юноши с пылающими глазами, готовые идти на край света за мечтой, — беззлобно усмехнулся тот.
— Что-то вроде…
— Большинство действительно молоды. Потому что успокаиваются после второго или третьего рейда, получив все, чего хотелось — приключения, славу, красавицу-жену с богатым приданым.
— Что же, спасают только красивых девушек? — ехидно поинтересовалась Гейне.
— Конечно, нет! — Райнарт пребывал в несколько рассеянном настроении, — Но маги потом могут постараться, и пойдет гулять новая сказка о деве, заколдованной злой феей и превращенной в жабу или еще как-нибудь…
— У вас на все готов ответ! — Мелигейна уже не могла сдержать горечи, — даже будь я так страшна, что от одного вида дохли собаки, и глупа, как пробка — никого бы это не смутило! На меня надели бы личину, приставили бы наперсницу, вроде вашей леди Алагерды… Или еще того проще: сгинула и сгинула!
— Если я недостаточно романтичен, можете не волноваться: я могу потерпеть неудачу, а принцесс убивать не принято. Так что следующий герой и освободитель может оказаться вполне в твоем вкусе.
По лицу было видно, что Мелигейна готова залепить ему пощечину. Некоторое время они ехали в молчании, но Гейне снова вернулась к поднятой теме:
— А ты почему до сих пор не отошел на покой? Тяга приключениям или ты из тех, кто всегда хочет большего? — с усмешкой вопросила она, придерживая кобылу и пропуская Райнарта на мостик первым.
— И то и другое, — буркнул он, подозрительно вглядываясь в воды неширокой извилистой речки, которые то тут, то там закручивались небольшими водоворотцами, и вдруг рявкнул, — Вперед!
Эльфу команд не требовалось, а Гейне подчинилась помимо сознания. Едва противоположного берега коснулись копыта последней из лошадей, как ревущий бурлящий поток, с пеной и брызгами вынесшийся на них из-за излучины, без следа снес деревянный мост.
— Что это было? — спросила принцесса, всматриваясь в снова спокойную гладь.
— Кельпи, — ответил вместо героя Эледвер.
— Дух воды. Не то что бы он злой, но людям на этой реке больше не жить, — прищурился Райнарт.
— Он в гневе, — согласно кивнул эльф, переглядываясь с ним.
Похоже, им обоим это происшествие сказало что-то важное, но Мелигейна расспрашивать больше не стала. Кельпи, так кельпи — еще одна напасть.
— Не первый день, — добавил Райнарт, указывая на обломки моста: опоры прогнили, так что держалось это сооружение скорее благодаря связующему заклинанию, которое и развеял беснующийся дух.
Гейне вскрикнула, обращая внимание на деталь, о которой все забыли, отвлекшись на разъяренного водного духа — перстень эльфа просто сиял. Однако предупреждение уже запоздало, и доставать лук Эледверу было поздно, но только он с его нечеловеческой реакцией смог отбить предназначавшийся герою болт и уклониться от второго. Райнарт рванул меч, закручивая его в убийственную мельницу, а Гейне взялась за шпагу, наконец получив возможность отвести душу.
Даже при том, что орков было больше раза в четыре, но и трое путников не выглядели легкой добычей. С эльфами зеленокожих связывала извечная ненависть…
Однако не настолько же, что бы бросаться на противника не взирая ни на что!
Орки дрались как безумные, не обращая внимания на раны и убитых товарищей, впав в боевую ярость. Десяток берсерков сразу и вместе? Тем более, что судя по дрянному оружию и разномастным, плохо подогнанным доспехам это были даже не бойцы орды, развед отряд, а изгои-бандиты. Бред! Но бред опасный: те, кому удалось миновать Райнарта, скопом наседали на эльфа и если бы не помощь Гейне — ему пришлось бы плохо. Итак один из наиболее удачливых едва не снес ему голову, воспользовавшись тем, что Эледвер еле успел вытащить ноги из стремян убитой под ним лошади. Вдвоем они кое-как справились, но один из клинков все же задел плечо принцессы.
Когда схватка иссякла, принцесса смогла оглядеться — и ее едва не стошнило, хотя слабонервной она себя не считала и видела героя в бою не впервые. Привалившись к дереву, она пыталась придти в себя, пока Райнарт методично добивал все, что еще могло шевелиться. Слова словами, а когда так, у тебя на глазах…
— Ни один мясник так не смог бы, — оказалось, она произнесла это вслух.
— Эффективность — это далеко не всегда красиво, и почти никогда — честно и благородно, — грубо отрубил Райнарт, добил свою еще дышавшую лошадь, которой подрезали ноги, и зло процедил, обращаясь уже к Эледверу, — Диверсанты! Лезем напролом! Осталось только штандарты развесить и в горн трубить!
Фориан, безуспешно счищавший с себя чужую кровь, поднял голову.
— Боюсь, что уже все равно, каким путем идти.
— И придется идти пешком, — Райнарт все не мог унять недовольство своей беспечностью.
— Лошадей пришлось бы оставить перед Пустошью, — возразил эльф.
— Думаешь, так нас не заметят!
— Звезды на нашей стороне, — как и полагается, высокопарно отозвался Эледвер, в то время как Райнарт обрабатывал рану, довольно глубокую, но похоже чистую.
Мелигейна сидела сцепив зубы, позволяя осмотреть себя. Она ожидала что-нибудь вроде: «Я же говорил» или того хлеще «Поздравляю с потерей невинности» — нечто подобное она однажды невольно услышала, но, наложив повязку, герой вдруг мягко улыбнулся:
— Выпей, — он протянул ей флягу Алагерды, — Один глоток. Это восстановит силы, уймет боль на какое-то время и компенсирует потерю крови.
Гейне послушно пригубила эликсир — и задохнулась: казалось, она разом проглотила кусок льда. Или выпила горящее масло. Постепенно, когда внутренности отошли от ледяной волны, а горло больше не напоминало глотку огнедышащего дракона, и она снова смогла осознавать реальность адекватно, то увидела перед собой протянутую руку, что бы помочь ей сесть в седло.
— Я же сказала, что не буду обузой!
— Именно поэтому сегодня ты поедешь верхом, — прозвучало это тоже довольно мягко, но непреклонно, — Тот, кто командует, должен уметь и подчиняться. И понимать когда чему время.
Мелигейна послушно вложила свою ладонь в надежную длань.
Флешбэк Ветхий замок, прилепившийся к скале, казалось, каждое мгновение рисковал быть смытым волнами. На внутреннем дворе в тесном людском кольце под одобрительные возгласы и цоканье танцевала белая кобылица. Она встряхивала головой и аккуратно переставляла изящные ноги, повинуясь уверенной руке всадника. В финальном пируэте она поднялась на дыбы, замерла на мгновение и, красуясь, медленно опустила копыта.
— Хороша! — одним неуловимо гибким движением всадник оказался на земле.
И в этот момент взгляд его упал на въезжающую в ворота вольницу. Он, не глядя бросил поводья и хлыст и вышел на встречу. Люди перед ним расступались.
Он двигался с нарочито ленивой грацией, так что казалось, будто это молодой вельможа вышел прогуляться по саду. И одет он был изысканно и дорого, как будто одевался у лучших портных, а не из чужих сундуков, отличаясь от остальной разбойничьей братии, в том числе отсутствием всевозможных перстней, золотых серег, ожерелий и других награбленных ценностей. Только сахарная белизна кожи да по-королевски роскошные ножны эстока у тонкой талии контрастировали с траурной чернотой костюма. При ближайшем рассмотрении слегка раскосые глаза, острые скулы и некоторая чрезмерная правильность черт выдавали в нем полукровку.
— Здорово, Ворон! Дельце провернул — ого-го! Сам не ожидал — тебе спасибо! — атаман ватаги головорезов, только что въехавших в ворота, спешился.
— А этих ты зачем приволок сюда, Скар? — вместо приветствия поинтересовался метис мелодичным обманчиво мягким голосом, и стало ясно, что именно этот надменный юнец здесь хозяин.
— Дык, ты гля — бабы какие! Самый сок!
Скар махнул плетью в сторону трех пленниц, которых они привезли: высокой статной женщины лет тридцати пяти, жмущейся к ней совсем еще молоденькой девушки лет пятнадцати и невразумительной невзрачной особы с мышиным цветом волос.
— Ты тока гля! — атаман сгреб девушку за косы, разворачивая лицом.
Женщина дернулась, но ее оттолкнули обратно.
— Свежа, как роза! И бутончик еще наверняка целенький, — Скар скабрезно подмигнул невозмутимо-холодному Ворону, — Тебе! Подарок!
— С бабами боле менее все ясно, — скептически выгнутая темная бровь так и не опустилась, — А это что?
Взмах бархатных ресниц обозначил, что Ворон имеет в виду, — отдельно от женщин стояли оставшиеся трое пассажиров почтовой кареты: упитанный купчик, пожилой мужчина с вдумчивым мягким лицом и юноша лет восемнадцати с разбитой головой.
Бандиты — аристократ и атаман отошли, и до пленников доносились только обрывки фраз. — …жирный… бабла до хрена… — …сгодится… учителя с юнцом… куда хочешь… не наваришь… ехал на службу наниматься… денег нет, а гонору… — … Одноглазому Винни впарить… — … не лох… на такую лажу… не купится…
В этот момент юноша словно очнулся. Он толкнул старика, на которого опирался, на разбойников, выхватил у одного из них из-за пояса нож, тут же всадив его в хозяина, вывернулся, оставив в чьих-то руках кусок рубашки, и бросился к раскрытым воротам. Ему почти удалось прорваться: между ним и свободой стояли только Скар и Ворон…
Скар еще доставал саблю из ножен, когда Ворон резким рывком уже выдернул узкое лезвие из груди беглеца. В лице его не дрогнула ни единая жилка.
— Я же говорил, денег нет, а гонора — выше головы. И ума нет, — заключил он, спокойно вытирая клинок, — Заканчивай здесь. Дело обсудить надо.
Тот, кого называли Вороном, открыл глаза. Опять этот сон. Сон, преследующий его уже несколько лет с Городской больницы славного города Роя.
Ему снилась Башня, огромная, черная с идеально гладкими стенами, казалось выточенными из одного куска камня, вонзающаяся в небо хищными зубцами.
Исходившая от нее мощь пригибала к земле, но отзывалась в крови чудовищно-прекрасной музыкой, заставляющей все его существо вибрировать в извращенном пароксизме наслаждения. Он шел по широкому мосту, поднимался по огромной лестнице в пустынный зал с аспидно-черными зеркальными стенами. Тронный зал. За стенами нарастал гул: стук тысяч марширующих ног, лязг тысяч мечей, крик тысяч глоток.
Подкрепленный ЕГО волей. Гул, означающий гибель сотен тысяч… гибель мира… Он смотрел с высоты на огромную армию и в приветственном вопле слышал свое имя…
Умопомрачительная сила, словно два крыла, разворачивалась за его спиной…
Этот сон вызывал в нем и ужас и восторг.
Но сегодня сон оборвался на середине, и он так и не смог подняться по лестнице.
Ворон сел, плеснул в чашу лучшего анкарионского вина. На другой стороне огромной кровати, свернувшись клубочком, спала заплаканная девушка.
Свежа, как роза… Действительно. Хотя он бы предпочел иметь дело с ее матерью или даже гувернанткой, — все лучше, чем насмерть перепуганная девственница. Надо избавится от нее поскорее… герой еще объявится…
Что же его разбудило?
Ворон встал, — ноги тонули в ворсе ковра, — накинул халат на обнаженное тело и вышел.
Внизу, в общей зале, все еще продолжалось гуляние. Стоя на галерее, он наблюдал за перепившейся братией. Аристократка была здесь и выглядела так, словно уже умерла. А вот гувернантка наоборот: оживилась, даже похорошела и, похоже, была совсем не против повеселиться в такой компании. Напротив господского стола, занятого в данный момент Скаром, пленницами, бароном по кличке Козырный Туз, и двумя атаманами Лысым Диком и Покойником, стоял старик, которого днем Ворон принял за учителя, и играл на скрипке…
Вот, что оборвало его сон!
Мелодия была пронзительно-тоскливая, как будто отчаявшаяся одинокая душа искала приюта…
— Эй, — Скар оторвался от прелестей преобразившейся гувернантки, — прекрати! Как кота за яйца! Если хочешь остаться при своих…
Похоже, они с музыкантом порядком надоели друг другу.
— Пусть играет…
Сказано было негромко, но его услышали. И не возразили. Коронованному барону не возражают. Особенно такому, как Ворон, заменившему Ройса Весельчака, года два назад поцеловавшегося с плахой. Нравится — пусть слушает, — кто здесь без своих жуков в голове…
При звуках властного голоса пожилой музыкант поднял голову, и на миг его глаза из-за стекол очков встретились с пронзительно-черными глазами вольного барона, стоявшего наверху в небрежно накинутом на голое тело алом халате и с чашей в руке. Поклонившись, он исполнил этюд до конца, а когда снова посмотрел на галерею, она была пуста.
Прежде, чем уйти к себе, барон подозвал одного из бандитов, который был боле менее трезвым и приказал:
— Завтра проводишь скрипача и отдашь это, — тяжелый кошель перекочевал из рук в руки.
* * *Через два дня геройское трио вступило на ничейные земли. Точнее, ничейными можно было считать уже все территории на расстоянии дневного перехода от Дейла, но в этот день, сами того не зная, они пересекли черту, которая на официальных картах обозначала границу Танкареля. Полдень давно миновал, когда подмытая дождями дорога — а здесь еще были и деревни и дороги, — вывела их к очередному поселку.