Мисани взвесила все, в каждой мелочи стараясь разглядеть скрытый смысл. Она привыкла всегда поступать именно так — у нее был к этому особый талант.
Чиен не казался идиотом и мог извлечь из их договоренности огромную выгоду. Мисани знала, что бы она сделала на его месте. Если он и вправду слыхал о разладе в ее семье, то знал, что ей нечего ему предложить. И, возможно, знал также, что Бэрак Аван втайне разыскивает дочь. Чиен просто продал бы Мисани ее врагу.
— Так почему же я согласилась? — спрашивала она сама себя, повторяя слова молитвы Ассантуи и лишь отчасти следя за ходом обряда.
Потому что дала обещание. Она отказывалась идти на сделку с совестью и честью, и именно это в первую очередь превратило ее в изгоя. Она не отступит и сейчас. Чиен знал, что она не сможет отказаться от его предложения, не нанеся ему оскорбления. Она показала бы, что подозревает его. Вероятно, ее мотивы были так же непонятны ему, как и его — ей. Что она делала в Охамбе? Почему так рисковала собой?
Хотя они часто беседовали во время путешествия, Мисани ничего не сказала Чиену. Ее преимущество — в его неуверенности, и это нужно сохранить. А вот когда они доберутся до загородного дома, тогда она и посмотрит, что можно предпринять.
Она не делилась своими страхами с подругой. Сначала и Кайку одолевали те же сомнения, что и Мисани. Пришлось успокаивать заверением, что на Чиена можно положиться. Конечно, ложь, но Кайку ничем не могла помочь. Ей нужно доставить Сарана и его спутника в Провал. А ее импульсивные выходки легко сорвали бы все интриги Мисани.
В конце концов Кайку согласилась, чтобы подруга действовала по своему плану. Мисани и раньше намеревалась направиться на юг, когда они вернутся из Охамбы. Кайку знала об этом. В Провале от Мисани почти не было пользы, разве что когда Заэлис или Кайлин нуждались в совете или Люция искала дружеской поддержки. Нет, она займется другими делами. Если, конечно, будет в состоянии после прощания с Чиеном. Мисани планировала посетить Лалиару, чтобы встретиться с Бэраком Заном. Настоящим отцом Люции.
Путешественники высадились на частной пристани Чиена, который настоял, чтобы они перед отъездом отобедали в его загородном доме. Наметанный глаз Мисани без труда определил, что Саран недоволен такой перспективой. Но вслух кураалец ничего не сказал. Кайку с радостью приняла предложение, потому что ей хотелось чуть подольше побыть с подругой. Тсата и Саран перекинулись парой слов на охамбском — торговец, несомненно, тоже владел им в совершенстве — и Тсата согласился. Кайку боялась, что чужеземец, не обремененный сарамирским воспитанием, скажет какую-нибудь грубость, но Чиен знал, как вести дела с ткиурати.
На пристани их встретили и в карете повезли по тихим улицам Ханзина. С крыш на них смотрели худые кошки. Загорелые женщины отходили в сторону перед проезжающей каретой, а потом вновь принимались мести камышовыми метлами крылечки своих домов. Старики сидели перед открытыми трактирами с кубками вина и кусочками экзотического сыра. Вспугнутые каретой птицы, купающиеся в старых фонтанах, поднимались в воздух. Кайку пребывала в восторге. Она наслаждалась тем, что они снова в Сарамире, что закончилось утомительное путешествие по морю. Мисани ей завидовала. От ее глаз не укрылось, что карета едет по очень странному маршруту, спускается по извилистым улицам и кружит по кварталам. Другие не заметили этого или притворились, что не заметили. Для человека, знавшего Ханзин, все было очевидно.
Дом Чиена не поразил воображение гостей. Он представлял собой приземистое и широкое трехэтажное строение, похожее на пагоду, с изразцовой отделкой по периметру и лепными изображениями духов по углам. Его окружал небольшой сад с живописными тропинками и зарослями, в расположении которых угадывался определенный замысел. На лужайках между ухоженными клумбами и деревьями стояли каменные скамьи и бежал узенький ручей. Дом стоял в богатом районе и почти ничем не отличался от соседских владений.
Внутри — то же самое. Хотя богатство Чиена оставалось вне всякого сомнения, он предпочитал роскоши комфорт и простоту. О его торговых успехах говорили только редчайшие каменные изваяния из Охамбы, покоившиеся на пьедесталах в некоторых комнатах. Кайку вздрогнула, вспомнив ужасающих идолов Айт Птаката.
После консервов, которыми питались на корабле, обед показался в несколько раз вкуснее и изысканнее. Подавали рыбу, приготовленную в горшочке, пряный рис, завернутый в полосы морской капусты, рагу из тушеных овощей с жареными банати и деликатес — только что поспевшие ягоды юкара, выращивать которые было невероятно трудно. Все ели, разговаривали, вспоминали путешествие и смеялись, опьяненные радостью пребывания на суше. Ели с помощью специальных серебряных вилок, которые надевали на указательный и средний пальцы левой руки, и таких же ножей на правой. Время от времени пользовались крохотными ложечками — их держали большим и указательным пальцами. Саран и Тсата ни разу не нарушили этикета и без проблем справлялись с приборами. Мисани поняла, что молчаливый ткиурати совсем не дикарь, как ей думалось раньше.
После обеда, как и ожидалось, Чиен попросил друзей Мисани остаться. Они отреагировали не менее предсказуемо: с сожалением отказались. Чиен не настаивал, но предложил к их услугам экипаж, чтобы они смогли выбраться из города.
Все вышли на небольшую лужайку. Идти по послеполуденной жаре не хотелось, брели медленно и неохотно. Прохладный предосенний ветер, казалось, не долетал сюда, и недвижный воздух дышал влагой. Мисани, невозмутимая, как всегда, и Кайку, такая же легкомысленная, шагали впереди.
— Я буду по тебе скучать, — сказала Кайку. — Путь в Южные Префектуры долог.
— Но я уезжаю не навсегда. Месяц, два, если все сложится удачно. — Она улыбнулась уголками губ. — Я-то думала, что за время морского путешествия мы намозолили друг дружке глаза.
Кайку вернула ей улыбку.
— Конечно же нет! Кто еще сможет так же выручать меня из всех переделок?
— Кайлин была бы рада, да ты не даешь.
— Кайлин была бы рада, если бы я стала ее домашним любимцем, — саркастически заметила Кайку. — Будь ее воля, я бы каждый день твердила уроки и, пожалуй, сейчас уже щеголяла бы в черном платье и с неповторимым макияжем сестры Красного ордена.
— Она очень в тебя верит. Большинство учителей давно махнули бы рукой на такую беспутную ученицу, как ты.
— Кайлин заботится о своих интересах. — Кайку прикрыла глаза ладонью и, прищурясь, посмотрела на солнце. — Она научила меня обращаться с оружием, которое заключено во мне, и за это я навсегда останусь ей благодарна. Но я ни за что не соглашусь провести остаток жизни одной из ее сестер. Она этого не понимает, наверное. — Кайку опустила глаза. — К тому же я связана обещанием более могущественной силе, чем она.
Мисани положила руку на локоть подруги.
— Кайку, ты много сделала в последние годы для Либера Драмах. Ты сыграла важную роль в серьезных операциях. Все, что ты для них делаешь, так или иначе ослабляет ткачей. Помни об этом.
— Этого мало. Моя семья до сих пор не отмщена. Я еще не выполнила своего обета Охе. Я все ждала и ждала, но моему терпению приходит конец.
— Ты не можешь победить ткачей в одиночку. И не надейся перечеркнуть два с половиной века за пять лет.
— Знаю, но…
Они попрощались. Саран, Тсата и Кайку сели в экипаж и уехали. Мисани осталась с Чиеном.
— Не пойти ли нам в дом? — предложил Чиен. Мисани вежливо согласилась и проследовала за ним. Она острее, чем когда-либо, ощутила свое одиночество. Похоже, ловушка захлопнулась…
Глава 9
Мос сидел в Покое Слез и слушал дождь.
В этой комнате он никогда прежде не бывал. И неудивительно — почти все верхние этажи Императорской крепости пустовали. Ее построил четвертый император Сарамира Хьюта ту Лилира, желая загладить перед Охой вину за предшественника. Сама императорская семья не нуждалась в доме таких размеров и архитектуры, как крепость. Даже если бы Мос собрал всю свою родню и поселил ее в крепости — а это было бы невозможно, потому что носителей императорской крови должно расселять по Сарамиру, дабы они следили за событиями в стране, — так вот, даже тогда они не заняли бы всех комнат. Когда пять лет назад пожар уничтожил большую часть обстановки, люди просто переехали в новые помещения, где и по сей день жили в полном комфорте.
На верхний этаж, где Мос нашел покой Слез, никто не поднимался, и отделанные лашем коридоры полнились только глухим эхом. Ларания как-то сказала, что наверху могли бы жить люди, целая община бродяг, которые скрывались бы там веками. Мос тогда посмеялся и назвал ее фантазеркой. Хотя помещения стояли пустыми, они не казались заброшенными — ни единой пылинки. Мос догадывался, что в обязанности одного из советников входит следить за тем, чтобы ни одна часть крепости не превратилась в развалины.
Моса привлек звук льющейся воды. Император бродил по замку с третьей бутылкой вина в поисках уединения. И пришел сюда.
Покой Слез представлял собой просторное круглое помещение со сводчатым потолком. В центре его зияло отверстие, сквозь которое дождь падал на плиточный пол и просачивался через маленькие зарешеченные отверстия. Пол в комнате слегка углублялся к центру, так что можно было сидеть рядом с завесой дождя и оставаться сухим. Замысловатая система водостоков проводила воду по скрытым желобкам в статуи, стоявшие в альковах. Слезы катились из каменных глаз и собирались в небольшие каменные бассейны у подножия скульптур.
Закат. Светильники еще не зажигали. В душной после жаркого дня комнате царил полумрак. В это время года дожди шли редко, но сегодня погода полностью соответствовала настроению Моса. Он сидел на одном из стульев, образовывавших крут по периметру комнаты, и созерцал колонну из дождя. Ему нравилось, как с крохотным взрывом падают в мелкий бассейн капли. Сквозь отверстие в куполе проникал скудный, затухающий свет ока Нуки. Луч прочерчивал бровь Моса, его бороду и край бутылки, которую император держал в руках. Он снова к ней приложился — без удовольствия. Во рту оставался горький привкус. Мос злился.
— Тебе не следует сидеть здесь в одиночестве, — прокашлял Какр из дверного проема.
Мос громко выругался.
— Боги, да ты последний человек, которого я хочу сейчас видеть. Убирайся.
— Надо поговорить, — возразил главный ткач.
Мос зло уставился на него.
— Тогда иди сюда. Я не собираюсь с тобой разговаривать, пока ты там прячешься.
Какр прошаркал на свет. Мос не взглянул на него. Он смотрел на дождь. Даже сквозь винный дурман проникал запах разложения и звериной шерсти. Так пахнет от больной собаки.
— И о чем же ты хотел поговорить? — оскалился Мос.
— Ты пьян.
— Я никогда не бываю пьян! Это все, что ты желал мне сообщить? Так на это у меня есть жена! Мне не нужны твои отповеди.
Какр остановился. От него повеяло такой злобой, что у Моса волосы зашевелились на затылке.
— Ты иногда ведешь себя слишком надменно, мой император, — усмехнулся ткач. — Я не твой паж, чтобы ты мог выгонять меня или насмехаться надо мной, когда тебе вздумается.
— Это верно, — согласился Мос и сделал еще глоток. — Мои слуги верны мне, и они делают то, чего я от них жду. А ты нет. Потому-то я и удивляюсь, что до сих пор не изгнал тебя.
Какр не ответил. Повисла напряженная тишина.
— Так что ты хотел мне сказать? — не выдержал Мос, бросив на ткача раздраженный взгляд.
— Есть новости с юга. В Зиле бунт.
Мос ничего не ответил, но нахмурился еще больше.
— Бунт, — медленно повторил он.
— Наместника убили. Толпа разбушевалась, в основном — крестьяне и городской люд. Атаковали дворец правления. Один из ткущих отправил мне послание, прежде чем его тоже убили.
— Они убили ткача?! — воскликнул Мос в искреннем изумлении.
Какр молчал. Шум дождя заполнил паузу в разговоре.
— Кто зачинщик? — спросил император.
— Слишком рано об этом говорить, — проскрипел главный ткач. — Но мятежниками кто-то руководил. А мои агенты сообщили, что в Зиле распространился этот проклятый культ, который отнял столько наших сил в последние годы.
— Айс Маракса? Так это они? — Мос внезапно пришел в ярость и отшвырнул от себя бутылку. Она пролетела через зал и разбилась об одну из плачущих статуй. Красное вино смешалось с дождевой водой, которая собиралась в бассейне у ее ног.
— Возможно. Я предупреждал, что они могут в любой момент выкинуть что-нибудь подобное.
— Ты должен был исключить такой вариант развития событий! — Император вскочил, со стуком опрокинув стул.
— Они знают, что урожая не будет. — Какр не выглядел испуганным, хотя перед лицом императора казался жалким карликом. — Здесь, на северо-западе, мы можем скрыть размеры ущерба, но Зила стоит на границе Южных Префектур. А там люди видят, как странная болезнь уничтожает урожай у них под носом. Ткущие Узор могущественны, мой император, и нам доступны многие обходные пути, но мы не в состоянии знать обо всех планах, по крайней мере, не тогда, когда вся страна ополчилась на нас. Зря ты не позволил мне раздавить Айс Маракса, как только они появились.
— Не отрицай свою ошибку! — взвился Мос. — Во всем виноваты вы! Вы! — Он грубо схватил Какра за плечо.
— Не трогай меня! — прошипел ткач, и Мос ощутил, что неведомая сила сжала его, стиснула грудь железной рукой. Силы покинули его. Сердце наполнил панический страх. Пальцы разжались. Мос отступил. Он задыхался, в горле клокотала мокрота. Какр будто бы разросся, представ в сознании императора огромным и ужасным. Гигантская сгорбленная фигура с бледными когтистыми пальцами и мертвенно-бледной маской нависла над Мосом, как кукловод над марионеткой. Он попятился, оступился и упал в дождевой столп, плюхнулся прямо в мелкий бассейн. Император сжался в комок и всхлипнул. Какр заполнил собой всю комнату. Самый воздух будто бы придавливал Моса к полу.
— Ты преступаешь границы… — Голос главного ткача был темен и холоден, как могила. — Я покажу тебе твое место!
Мос закричал от страха, раздавленный мощью Какра. От его мужества ничего не осталось после того, что случилось с его телом и разумом. Дождь шел. Император вымок до нитки. Струйки воды стекали с волос и бороды.
— Я нужен тебе, Мос. А ты, к несчастью, нужен мне. Но помни, что я могу с тобой сделать. Твоя жизнь и смерть — в моих руках. Я могу одной лишь мыслью остановить твое сердце. Могу взорвать его в твоей груди. Я могу открыть в тебе внутреннее кровотечение, и ни один, даже самый лучший врач не скажет, что смерть не была естественной. Чтобы свести тебя с ума, мне нужно не больше времени, чем тебе — чтобы вытащить меч из ножен. Никогда больше не прикасайся ко мне. Или мне придется наказать тебя сильнее.
Какр медленно принял свои нормальные размеры, и напряжение в воздухе ослабло. Мос задыхался. Палата снова стала такой, как прежде: просторной, мрачноватой, наполненной отраженными звуками. Мос увидел ткача — тщедушное тело, согбенная спина, плохо сшитые лохмотья.
— Ты займешься восстанием в Зиле. А я — его причинами, — проскрежетал главный ткач и ушел. Мос, злой, напуганный, поверженный, остался лежать на боку под проливным дождем.
Вымокшие до нитки и задыхающиеся от смеха императрица Ларания и ее младший брат Рекай ввалились в раскрытую овальную дверь. Эзель театрально выгнул бровь, когда они ворвались в павильон, и искоса взглянул на Рекая.
— Все подумают, что ты никогда не видел дождя.