«Необходимо поддерживать иллюзию того, что я ей не доверяю и подозреваю в предательстве, — подумал герцог. Он посмотрел на чинно шествовавших мимо гостей. — Кто из вас поверил в эту ложь, дорогие гости?..»
Джессика чувствовала холодность и отстраненность герцога и думала о ней — не в первый раз за неделю. «Он выглядит как человек, борющийся с самим собой, — думала она — В чем дело? Может, я просто поспешила с этим приемом? Но он же знает, как нам важно, чтобы наши офицеры, служащие и рядовые влились в местное общество. Мы для них — как родители, а ни что так не подчеркивает это, как подобного рода социальное единение…»
Лето, глядя на проходящих гостей, вспомнил, как отреагировал Суфир Хават, узнав о предстоящем приеме: «Сир! Я запрещаю вам это!..»
Герцог криво усмехнулся. На эту сцену стоило посмотреть. А когда герцог все же непреклонно решил присутствовать на обеде, Хават печально покачал головой. «Не нравится мне это, милорд, — заявил он. — У меня дурные предчувствия. Слишком уж быстро развиваются тут события. И это не похоже на Харконненов. Нет, совсем не похоже…»
Мимо прошел Пауль. Он вел под руку девушку на полголовы выше его самого. Проходя мимо, он бросил короткий взгляд на отца, затем кивнул в ответ на какое-то замечание спутницы.
— Ее отец выпускает дистикомбы, — сказала Джессика. — Мне говорили, что только безнадежный глупец позволит себе оказаться в Пустыне в одном из этих дистикомбов…
— А кто этот человек впереди Пауля? — спросил герцог. — Со шрамом на лице? Я его не узнаю.
— Его включили в список гостей в последний момент, — шепотом объяснила она. — Гурни послал ему приглашение. Это контрабандист.
— Гурни? Зачем он его позвал?
— По моей просьбе. Все согласовано с Хаватом, хотя сначала Хават и упирался. Контрабандиста зовут Туек, Эсмар Туек. Среди своих он обладает большим влиянием. Здесь его все знают, он часто бывает на приемах в разных домах.
— Зачем он здесь?
— Именно затем, чтобы каждый из присутствующих задал себе этот вопрос. Само присутствие Туека вызовет сомнения, подозрения и колебания. Кроме того, его приглашение будет для многих свидетельством нашей готовности выполнить указы о борьбе с коррупцией и взяточничеством, в том числе и подключая к этому контрабандистов. Кстати, именно этот момент Халлек одобрил.
— Не уверен, что я одобряю все это. — Он поклонился проходившей мимо паре и увидел, что почти все гости уже прошли в Обеденный зал. — Но почему ты не пригласила кого-то из фрименов?
— Кинес же здесь.
— Да, Кинес здесь, — согласился герцог. — Между прочим, у тебя есть для меня еще какие-нибудь сюрпризы? — Он повел Джессику вслед за последней парой гостей.
— Все прочее абсолютно обыкновенно, — заверила Джессика.
И подумала: «Дорогой, разве ты не понимаешь — у контрабандиста под контролем скоростные корабли и его можно купить? У нас должна быть возможность бежать с Арракиса, если все обернется против нас!..»
Они вошли в зал. Джессика убрала свою руку с руки герцога, он усадил ее и пошел на свой конец стола, к отодвинутому лакеем креслу. Все уселись в свистящем шуршании дорогих тканей и поскрипывании кресел — но герцог продолжал стоять. Он подал знак рукой, и окружавшие стол охранники в лакейских ливреях отступили к стенам и застыди, как статуи.
Повисла напряженная тишина.
Джессика взглянула через стол, заметила, как чуть подрагивают уголки губ Лето, как потемнели от гнева его скулы. «Что так рассердило его? — спросила она себя. — Не может быть, чтобы это из-за того, что я пригласила контрабандиста…»
— Кое-кто из присутствующих не одобрил то, как я изменил обычай относительно рукомойников, — произнес герцог. — Но этим я хотел дать вам понять, что здесь многое переменится!
Стояло неловкое молчание.
Они, похоже, решили, что герцог пьян, подумала Джессика.
Герцог поднял свою флягу с водой, держа ее высоко — так/что та засверкала в лучах плавающих светильников.
— Как Рыцарь Империи, г— объявил он, — я поднимаю тост!
Гости поспешно подняли свои фляги, не сводя глаз с герцога. На какой-то миг все замерли, лишь один из светильников медленно плыл в воздухе, подхваченный слабым сквозняком из кухонных дверей. Тени играли на ястребином лице герцога.
— Я здесь, и я не отступлю! — выкрикнул герцог свой девиз.
Гости поднесли было фляги к губам, но остановились: герцог продолжал держать свою флягу поднятой.
— Тост же мой — это одна из тех сентенций, которая так близка всем нам: «Бизнес делает прогресс! Удача ведет повсюду!»
Он пригубил воды. Гости последовали его примеру, но при этом обменивались вопросительными взглядами.
— Гурни! — позвал герцог.
Халлек отозвался из алькова неподалеку от герцогского края стола:
— Слушаю, милорд.
— Сыграй нам, Гурни.
Из алькова выплыл глубокий минорный аккорд балисета. Слуги по знаку герцога принялись разносить блюда — жареного песчаного зайца под соусом кепеда, апломаж по-сириански, чукку в глазури, кофе с меланжей (над столом потек густой коричный запах), настоящий гусиный паштет в горшочке — пот-а-оэ, поданный с игристым каладанским.
Однако сам герцог продолжал стоять.
Гости ждали: их внимание разрывалось между стоящим герцогом и появившимися перед ними аппетитными блюдами. Наконец Лето произнес:
— В старые времена хозяин сам был обязан развлекать гостей своими талантами. — Костяшки его пальцев побелели — он стиснул свою флягу. — Петь я не умею, но прочитаю вам слова песни Гурни. И пусть они будут еще одним тостом— тостом за всех тех, кто отдал жизнь, дабы мы достигли нынешнего своего положения.
Неловкий шумок пронесся над столом.
Джессика опустила глаза, взглянула на соседей. Ближе всего сидели круглолицый водоторговец с супругой, бледный, с аскетическим лицом представитель Гильд-Банка (все время казалось, будто он собирается свистнуть; вообще же он походил на пугало и не отводил глаз от Лето); сильный, хмурый, в морщинах и шрамах Туек, опустивший. свои синие от меланжи глаза.
— Примите, друзья, парад давно ушедших солдат, — речитативом начал герцог. — Равно готовых принять тяжесть ран и наград. На духах этих солдат нашего Дома цвети. Примите, друзья, парад давно ушедших солдат: ведь вероломство в них не поднялось ни на миг. С ними уходит прочь военное счастье в ночь. Примите, друзья, парад давно ушедших солдат. Когда наше время с тобой уйдет с улыбкой скупой, соблазн военных побед покинет мир ему вслед…
На последней фразе голос герцога постепенно затих. Он отпил большой глоток и резко поставил флягу. Вода от толчка плеснула на скатерть.
В смущенном молчании гости тоже выпили воды и опустили фляги.
И снова герцог поднял свою уже полупустую флягу и в этот раз вылил остатки воды на пол/зная, что все должны последовать его примеру.
Первой вылила на пол свою флягу Джессика. Но все остальные застыли на миг и не сразу проделали то же самое. Джессика заметила, как сидящий рядом с отцом Пауль изучает реакции окружающих. Ей и самой любопытно было наблюдать за ними — особенно за женщинами. Ведь это была превосходная, чистая питьевая вода, а не выжимки из мокрых полотенец. Было видно, насколько неохотно они выливают воду — видно по дрожащим рукам и замедленным движениям, нервному смеху… и явно вынужденному подчинению необходимости. Какая-то дама уронила флягу и отвернулась, когда муж поднял ее.
Но больше всего ее заинтересовал Кинес. Планетолог после небольшого колебания опустошил свою флягу в контейнер, спрятанный под полой его длинного одеяния. Заметив, что Джессика смотрит на него, Кинес улыбнулся, поднял свою флягу в молчаливом тосте в ее честь. Похоже, он совершенно не смущался тем, что сделал.
Музыка Халлека все еще звучала в зале, только теперь не так минорно. Теперь это была ритмичная, веселая мелодия— словно Гурни пытался поднять настроение собравшихся.
— Обед начинается, — объявил герцог и сел.
Он разгневан и неуверен, поняла Джессика. Потеря комбайна ударила по нему сильнее, чем Должна была бы. Тут что-то большее, чем просто погибшая машина и груз Пряности. Он выглядит как отчаявшийся человек. Она подняла вилку, пытаясь в движении скрыть переполнявшую ее горечь. Но что тут удивительного? Он действительно отчаялся.
Сначала вяло, а затем со все большим оживлением обед постепенно входил в свое русло. Фабрикант дистикомбов сделал Джессике комплимент относительно качества вина и мастерства шеф-повара.
— И вино, и повара мы привезли с собой с Каладана, — ответила Джессика.
— Превосходно! — кивнул собеседник, отведывая чукку. — Просто превосходно! И ни малейшего привкуса меланжи. Право, когда Пряность добавлена во всякое блюдо/это приедается.
Представитель Гильд-Банка обратился через стол к Кинесу:
— Как я слышал, доктор Кинес, еще один комбайн уничтожен песчаным червем.
— Новости, я вижу, разносятся быстро, — заметил герцог.
— Следовательно, это правда? — спросил водоторговец, переключая внимание на Лето.
— Разумеется, правда! — отрезал герцог. — Проклятый грузолет исчез куда-то, как не был. Но куда И как может исчезнуть такая огромная машина?!
— Когда появился червь, оказалось, что вывезти оборудование не на чем, — подтвердил Кинес.
— Такое не должно было стать возможным! — повторил герцог.
— Неужели никто не видел, как улетел грузолет? — Удивился банкир.
— Наводчики-наблюдатели смотрят большей частью за песком, — объяснил Кинес. — Их интересует прежде всего знак черви. Экипаж грузолета состоит из четырех человек — двух пилотов и двух приданных рядовых-специалистов. Если один из членов экипажа — а возможно, и двое — были наемниками врагов герцога…
— Мм-м, понимаю, — кивнул банкир. — Ну а вы — как Арбитр Смены — примете какие-то меры?
— Я. должен серьезно обдумать свою позицию, — ответил Кинес. — И во всяком случае я бы не хотел обсуждать это за столом.
Говоря это, Кинес подумал: «А ведь этот ходячий скелет знает, что происшествия подобного рода мне приказано оставлять без внимания!..»
Банкир улыбнулся и вернулся к еде.
Джессика, глядя на все это, вспомнила одну из лекций в школе Бене Гессерит из курса «Шпионаж и контршпионаж». Лекцию читает полная, с добродушным и смешливым лицом Преподобная Мать, и ее веселый голос странно контрастирует с темой:
«Следует отметить, что учеников любой школы шпионажа и/или контршпионажа объединяет общий тип основных реакций. Всякое закрытое учение оставляет свою печать, свой структурный рисунок — и этот отпечаток можно как уловить, так и использовать для предсказания реакций противника.
Далее, мотивационные поведенческие схемы у всех агентов-шпионов схожи. Иначе говоря, есть некоторые типы мотивации, общие для всех, несмотря на разные школы и противоположные цели.
Вы будете изучать прежде всего, как вычленить для анализа этот общий элемент. Вначале вы увидите, как по общей схема допроса вычислить внутреннюю ориентацию допрашивающего; далее мы займемся мысленно-речевой ориентацией объекта анализа. Вы увидите, что определить базовый язык объекта достаточно просто, пользуясь оттенками голоса и структурой речи…»
И сейчас, сидя за столом вместе со своим сыном и герцогом, со всеми гостями и слушая представителя Гильд-Банка, Джессика вдруг почувствовала холодок: она ясно поняла, что перед нею — харконненский агент. Построение речи было характерно для Джеди Прим. Оно было слегка замаскировано, но для ее тренированного восприятия звучало так ясно, как если бы он открыто заявил о своей роли.
Значит ли это, что сама Гильдия выступает, против Дома Атрейдес? — спросила она себя. Эта мысль потрясла ее, и она постаралась скрыть эмоции, приказав переменить блюдо… а сама продолжала слышать, как выдает себя банкир. Теперь он переведет разговор на что-нибудь внешне безобидное, но со зловещим подтекстом, решила она. Это закладывается в характерную для него схему.
Банкир прожевал кусок, проглотил, запил вином, улыбнулся в ответ на какие-то слова своей соседки справа. Затем он как будто прислушался к одному из гостей, рассказывавшему герцогу, что у собственно арракийских растений не бывает шипов.
— Я люблю наблюдать за полетом птиц на Арракисе, — заметил банкир, обращаясь к Джессике. — Разумеется, все наши птицы — трупоеды, и многие из них могут обходиться без воды — они научились пить кровь…
Дочь фабриканта дистикомбов, сидевшая напротив между Паулем и его отцом, нахмурила свое прелестное личико;
— Ой, Су-Су, вечно вы говорите всякие гадости! Банкир улыбнулся.
— Меня прозвали Су-Су, потому что я — советник по финансам Союза Водоносов.
Поскольку Джессика все так же молча глядела на него, он добавил:
— Это потому, что разносчики веды так кричат — «Су-Су Суук!» — Он сымитировал крик водоноса с такой точностью, что многие из сидевших за столом засмеялись.
Джессика отметила хвастливые нотки в голосе, но главное, на что она обратила внимание, — это что девушка говорит по заранее заданной роли и именно в определенный момент. Она сказала это, чтобы дать банкиру возможность сказать то, что он сказал: Джессика покосилась на Лингара Беута. Водяной-магнат, насупившись, поглощал пищу, целиком отдавшись этому занятию.
Джессика прекрасно поняла сказанное банкиром: «Я тоже контролирую воду — основу и источник всякой власти на Арракисе».
Пауль заметил и фальшь в голосе банкира, и то, что мать внимательно следит за разговором, явно пользуясь приемами Бене Гессерит. Повинуясь импульсу, Пауль решил принять вызов и обратился к банкиру:
— Вы хотите сказать, что эти птицы — каннибалы?
— Странный вопрос, молодой господин, — поднял брови банкир. — Я сказал лишь, что птицы пьют кровь. Это совсем не значит, что это должна быть кровь их сородичей, не так ли?
— Это был отнюдь не странный вопрос, — возразил Пауль, и Джессика услышала всего голосе тонкий звон ответного выпада рапиры — она сама обучала его. — Большинство образованных людей знает, что наиболее жестокая конкуренция — это конкуренция внутри вида. — Пауль демонстративно наколол на вилку кусочек с тарелки собеседника и съел его. — Ибо они, фигурально выражаясь, едят с одной тарелки. У них одинаковые потребности.
Банкир замер и, нахмурившись, взглянул на герцога.
— Было бы ошибкой считать моего сына ребенком, — улыбнулся ему герцог.
Джессика оглядела стол, заметила, как прояснилось лицо Беута, как ухмыляются Кинес и контрабандист Туек.
— Да, таков закон экологии, — подтвердил Кинес, — и молодой господин, судя по всему, прекрасно его понимает. Борьба за существование внутри Системы — это борьба за овладение свободной энергией системы. Кровь же — весьма эффективный источник энергии.
Банкир положил вилку и раздраженно сказал:
— Я слышал, что фрименский сброд пьет кровь своих мертвецов…
Кинес покачал головой, наставительно сказал — будто читал лекцию:
— Не кровь, сэр. Отнюдь. Но вся вода человека — вся — принадлежит его народу, его племени. Когда живешь возле Великой Равнины, это становится необходимостью. Вода здесь бесценна, а ведь человеческое тело на семьдесят процентов состоит из воды. И, разумеется, покойник в своей воде уже не нуждается.
Банкир положил руки да край стола возле тарелки — Джессике показалось, что сейчас он в ярости встанет и уйдет.
Кинес взглянул на Джессику.
— Простите, миледи, что я позволил себе обсуждать за столом столь неаппетитный предмет, но вам солгали, и я обязан был внести ясность.
— Вы так долго якшались с фрименским отребьем, что позабыли всяческие приличия, — буркнул банкир.
Кинес изучающе обвел спокойным взглядом побелевшее, подергивающееся лицо.
— Следует ли понимать это как вызов? — осведомился он.
Банкир замер. Он сглотнул, помедлил и наконец выговорил:
— Конечно, нет… Я не нанес бы такого оскорбления нашим любезным хозяевам!
Джессика услышала в его голосе страх. Этот страх был и в лице, дыхании, биении жилки на виске/Банкир боялся, панически боялся Кинеса!..
— Наши любезные хозяева сами вполне способны решать, оскорблены они или нет, — сказал Кинес. — Они храбрые и достойные люди, понимающие, что такое защита своей чести. Все мы можем убедиться в их мужестве хотя бы по тому, что они здесь… сейчас… на Арракисе.