Затем я увидела привидений. Прозрачных, серых, диснейворлдовских привидений, порхающих с ветки на ветку, словно играя в привиденьческие прятки.
Я увидела женщину в старомодной одежде, седовласого мужчину в выходном костюме. Маленькую девочку с впалыми глазами, одетую в лохмотья, которая пальцами ела рис из чашки. И раба с цепями на запястьях, исцарапанной, кровоточащей кожей. Я стала замерзать, и каждый крохотный волосок на моем теле встал дыбом.
Не было ни звука: ни плеска воды, ни криков птиц, ни шелеста листвы. Мертвая тишина.
— Так, я увидела достаточно, — твердо заявила я себе. — Пора просыпаться.
Туман вокруг меня сгущался, становился темнее, обволакивая дымчатой узорчатой пеленой деревья, кипарисовые коленки, испанский мох.
Где-то в десяти ярдах (~9,14 м) зашевелилось бревно… нет — аллигатор, покрытый толстой темно-зеленой кожей. На одну секунду я увидела его маленькие желтые глаза перед тем, как он тихо погрузился в воду, направляясь ко мне.
Дерьмо.
Что-то коснулось моей голой лодыжки, и я вскрикнула, высоко подпрыгнув в воздухе. С колотящимся сердцем я посмотрела вниз. Гигантская змея обвивала мою голую ногу. Огромная, толщиной с мою талию, невероятно сильная, темная и мокрая. Из треугольной головы торчали два ледяных рептильных глаза. Постоянное хлестание ее языком по моей коже вызывало ощущение, будто я покрыта ползающими насекомыми.
По моим венам равномерно заструился адреналин, сдавливая горло, ускоряя сердцебиение. Я попробовала сбежать, но змея тут же схватила меня. Беспомощно изо всех сил я дернулась, пытаясь выпутаться из ее хватки. Я ударила ее кулаком по голове, но она лишь едва покачнулась.
Она обвилась вокруг меня так, что под тяжестью, сдавленная ею, я повалилась с ног. Воздух покидал стиснутые легкие. Я задыхалась, пытаясь закричать, впившись ногтями в сильные мышцы, опутавшие шею. Затем внезапно до меня дошло, что я умру: здесь в этом болоте, не понимая почему.
— Папа! — Из последних сил крик вырвался из моей груди.
И тут же обвившая шею змея подавила его. Я больше не чувствовала рук. Голова кружилась, и я ничего не видела… Вдруг всё вокруг стало ярким, словно кто-то включил прожектор.
Я тяжело задышала и бешено заморгала, всё еще ничего не видя, со змеей на шее.
— Тихо-тихо, черт возьми, — прозвучал голос, и сильные руки принялись за мою шею.
Когда хватка змеи ослабла, я снова смогла дышать, глубокими вдохами заглатывая ледяной воздух, чувствуя, как по виску и спине стекает холодный пот.
— Аха, аха…
— Я слышала, как ты кричала, — сказала Акселль, и я с трудом сфокусировалась на ней.
Медленно с неимоверным трудом я села, приставив руку к горлу. Я всё еще задыхалась, с до сих пор сдавленным от паники горлом.
Я огляделась вокруг: я в маленькой комнате в доме Акселль в Новом Орлеане. Акселль выглядела нехарактерно растрепанной с взъерошенными волосами ото сна, сердитой, ее тело едва умещалось в красную кружевную комбинацию.
— Что произошло? — прохрипела я голосом, словно всю ночь беспрерывно кашляла.
Опустив взгляд, я обнаружила, что простыня, которой я укрывалась, скрутилась в толстый жгут, и это он был обмотан вокруг моей шеи.
— Мне приснился кошмар, — сказала я, по-прежнему пытаясь адаптироваться. — Змея… — я стянула простыню, отбросив ногами подальше, и провела рукой по своему влажному лбу, — Боже.
— Как ты сюда вошла? Дверь была заперта.
Она пожала плечами.
— Это мой дом. Здесь от меня ничего не заперто.
Класс.
— Ну, спасибо, — я неуклюже поблагодарила. — Я думала, что умираю, это было… действительно реалистично.
Я еще раз сглотнула, слегка ощупывая ноющее от боли горло.
Нахмурившись, Акселль аккуратно отодвинула мои пальцы, приподнимая подбородок.
Она осмотрела мою шею, перевела взгляд на простыню, затем снова — на шею.
Глядя на выражение ее лица, я встала и, шатаясь, подошла к небольшому зеркалу над белым бамбуковым комодом.
Моя шея была в ушибах и царапинах, словно меня по-настоящему душили.
Мои глаза на лоб полезли. Акселль подошла к окну и провела руками по раме.
Занавески задернуты и скреплены изнутри, да и само окно закрыто.
— Это был просто сон, — слабо произнесла я.
Конечно, если только Акселль не пыталась меня убить.
Но я не чувствовала опасности от нее — она лишь разбудила меня.
Это глупо звучит, и трудно объяснить.
Но иногда я испытывала к людям чувство, как, например, в седьмом классе, когда я мгновенно возненавидела Коача Дикина, несмотря на то, что все остальные любили его и считали таким замечательным. Я возненавидела его мгновенно, без причины. А потом через шесть месяцев он был арестован за сексуальные домогательства к четырем ученицам.
Я прошла в ванную, плеснула воды в лицо, немного отпила, ощутив боль в горле во время глотка.
— Не понимаю, как ты могла сама это сделать, — пробормотала Акселль, когда я встряхнула постельное белье, развернула простынь и всё это ровно расправила. — Тебе приснилось, что это была змея?
Я кивнула, складывая белье, как можно дальше, под кровать.
Я больше не хотела, чтобы оно лежало рядом с моей головой, — На болоте.
Акселль задумчиво взглянула на меня, и, впервые с того момента, как мы встретились, я заметила явный интеллект в ее черных глазах.
— Ладно, оставь дверь открытой сегодня ночью, — сказала она, широко ее распахнув. — На случай… если что-нибудь понадобится.
— Хорошо.
Бормоча себе под нос, Акселль легкими движениями провела пальцами по дверному косяку, как будто выписывая секретное сообщение.
— Что ты делаешь?
Она пожала плечами: — Просто удостоверяюсь, что с дверью всё в порядке.
Даа ууж.
— Позови меня, если испугаешься или что угодно, — сказала Акселль прежде чем развернуться уйти.
Я кивнула.
И что удивительно: мне действительно показалось это комфортным.
Затем она ушла, ее тонкая красная фигура тихонько прошелестела по кухне.
Я села в кровати, опершись на переднюю спинку, и не ложилась спать до тех пор, пока сквозь занавески не начало пробиваться солнце.
8. Время истекает
В доме Акселль в помещении на чердаке Жюль разложил на рабочем столе свою последнюю карту.
— Какого она года? — уточнил Дедал.
Жюль проверил:
— 1910.
«Кропотливый, но почти бесполезный труд», — подумал он про себя. Хотя, возможно, какой-то незначительный прогресс, всё же, есть.
— Взгляните, — позвал Жюль, обводя кружком южную часть реки Атчафалайя. — Она отличается здесь и здесь.
Дедал кивнул:
— Должно быть, она вышла из берегов в период между написанием этой карты и той, которая… 1903 года….
— Давайте принесем сюда компьютер, чтобы можно было дважды сверить даты ураганов, наводнений и тому подобных событий, — предложил Жюль.
Дедал окинул его терпеливым отцовским взглядом, который Жюль ненавидел.
— Мы не можем принести сюда компьютер, — сказал Дедал в тот момент, когда Жюль вспомнил, что электрические приборы выходят из строя от воздействия магических полей.
— Ах, да, — произнес Жюль, расстроенный, что не подумал об этом раньше. — Просто это мучение бегать туда-сюда по лестнице каждый раз, когда нам требуется что-то проверить. И эта девочка постоянно там.
Дедал взглянул на него, держа палец на карте.
— Акселль присматривает за ней?
Жюль пожал плечами.
— Понятия не имею.
Он слышал, как Дедал вздохнул так, словно опять вынужден делать всё сам, проверять, что всё делается правильно — делается так, как ему надо.
Жюль сжал челюсти. Он был сыт по горло поведением Дедала. В конце концов Дедал не избирался вожаком. Все равны в Команде Регби, не так ли? Разве они не так договаривались? С чего ради Дедал раздает приказы то найти одно, то достать другое, из-за чего они должны искать то там, то здесь? И Жюль знал, что он не единственный, кого нервирует командование Дедала.
Зашел Ричард с бутылкой пива в руке.
Жюль пытался удержаться от взгляда на часы, но не смог.
И, естественно, Ричард это заметил.
— Эй, сейчас где-то часов пять, — он с щелчком открыл крышку, сделал большой глоток и с наслаждением выдохнул. — Вот это пиво, — похвалил он, откинув волосы назад. — Спасибо, Господи, за минипивоварни. Ты пробовал это пиво «Турбодог»?
— Я не пью, — сухо ответил Жюль, пройдя к книжному шкафу и достав толстый том с потрескавшимся кожаным переплетом.
— Это значительно приглушает магию, Рич, — мягко объяснил Дедал, всё еще сосредоточенно изучая карты.
— Я подумаю об этом, когда придет время — заявил Ричард, усаживаясь на стул за столом. Одно колено просунулось наружу через огромный разрез его джинсов, — Не похоже, что нам понадобится моя магия, пусть и хреновая.
— Это ненадолго, — сказал Жюль, — Мы изучим карты. Приготовимся к ритуалу. Практически каждый здесь сыграет свою роль, и мы совершим его.
Неосознанно он взглянул на Дедала, и другой человек встретил его глаза.
Некоторые роли, похоже, будут сложнее других.
— Практически, — повторил Ричард, подчеркивая это слово, — Нам не хватает Клэр, Марселя, Уиды и кого еще?
— Уида уже в пути, — сказал Дедал, — Так же, как Манон и Софи, полагаю. Мы всё еще работаем над Клэр и Марселем.
Ричард издал короткий смешок:
— Удачи. Так, значит, у нас будет карта, ритуал, вода, дерево и полная Команда из тринадцати, да?
Дедал выпрямился и улыбнулся ему:
— Так точно. Сейчас мы ближе, чем когда-либо. Ничто не помешает нам, мы не допустим этого.
Ричард кивнул и сделал еще один огромный глоток из бутылки.
Жюль не отрывал взгляда от книги, делая вид, что просматривает устаревшие французские слова.
Он не разделял оптимизма Дедала.
Слишком много вероятностей, слишком много возможностей, что всё пойдет не так.
Да и время истекает.
9. Таис.
Моя жизнь превратилась в обычный Сумасшедший Дом: каким-то образом я стала главным слугой, горничной, девочкой на побегушках и всесторонней секретаршей.
Не то чтобы Акселль принуждала меня под дулом пистолета выполнять все эти функции.
Кое-что я делала для своего собственного комфорта и выживания, кое-что — от скуки, и лишь затем — кое-что по просьбам Акселль, отказать которым у меня не было хорошей причины.
Итак, я здесь жила, среди, как правило, разбросанной повсюду еды.
После того, как проблема с обитающими на кухне муравьями была решена, я могла передвигаться по комнате, не подвергая жизнь опасности.
Я пыталась не думать о доме и о том, что могла бы там делать, но время от времени меня накрывало огромное желание быть с папой и жить прежней жизнью.
Обычно по выходным он брал меня с собой плавать на каноэ.
Или кататься на лыжах зимой.
Однажды на лыжах он сломал лодыжку и разрешил мне украсить гипс — полностью — на мой вкус и цвет.
Когда я подросла, мы с моей лучшей подругой Каролин каждое лето работали по найму в различных городских магазинах.
Я работала во «Фрэндли-электроника», «Мороженое Мэрибет», «Кофейня Джо-Джо» — на любой вкус.
А после работы мы встречались в бассейне и плавали или ударялись в фильмы либо отправлялись в ближайший мега-торговый центр — в двадцати милях от нас.
Когда я упомянула Акселль о том, чтобы найти работу на лето, она равнодушно взглянула на меня, как делала постоянно, достала двести долларов из своего бумажника и протянула их мне. Но как бы то ни было, я так и не поняла, почему мне нельзя устроиться на работу.
Через пару дней валяния в постели, на волнах отчаяния, я поняла, что мне необходимо что-то делать, что угодно, быть занятой и отвлечь свой мозг от Моей Трагической Жизни — так я и ринулась в действие, превратившись в безукоризненную домохозяйку.
Сегодня я прошла через жару и влажность, духоту ради того, чтобы получить почту. Как это не жалко звучит, но получение почты было самым ярким впечатлением моего дня. Акселль получала тонны каталогов, и я находила отдушину в их пролистывании.
Некоторые из них включали в себя какую-то странную ерунду типа языческих и «ведьмовских» принадлежностей. Я не понимала, как кто-либо может воспринимать это всерьез. Однако очевидно, что Акселль воспринимала. Я помню, как она пробежалась пальцами по моему порогу после ночного кошмара.
Неужели она пыталась совершить какую-то магию? Как? Для чего?
Тем не менее, я обожала ее каталоги одежды — в каждой из нас прячется маленькая кожаная королева.
Иногда я получала письма от своих друзей и миссис Томпкинс из дома.
В большинстве случаев мы переписывались по электронной почте, но также они присылали мне забавные заметки и фотографии, которые практически доводили меня до слез.
Я так ничего и не получила от папиного адвоката по поводу наследства, а миссис Томпкинс написала, что они до сих пор разбираются с определением наследственной массы.
Звучало, как огромная головная боль.
Я хотела, чтобы всё это решилось, и я смогла бы мебель из дома отправить на склад, а когда выберусь из этой «психушки», то устроюсь в своей собственной квартире или доме у себя в городе. Я считала дни…
«Таис Аллард» — надпись на одном из писем.
Оно было из Орлеанского отделения государственной организации по управлению системой среднего образования.
Я открыла конверт и обнаружила, что принята в Бернарденскую общеобразовательную школу — ближайшую в округе.
Начало обучения — через шесть дней.
Через шесть дней от сегодняшнего! Новая школа!
Так, ладно, я хотела ходить в школу. Однако почему-то осознание того факта, что я буду посещать школу здесь, в один миг обрушило на меня всю ужасную реальность.
Эта привычная волна отчаяния омывала меня с ног до головы на обратном пути по узкой дороге назад к тому зданию — своему новому месту жительства.
Я вошла, встретив порыв воздуха от кондиционера и свалив почту Акселль в кучу на кухонный стол.
Ощутив странный запах гари, я чихнула и проследовала за ним по кухне в свою спальню, где Акселль жгла маленькую зеленую веточку и тихонько напевала.
— Черт, что это ты делаешь? — спросила я, замахав руками, чтобы разогнать дым.
— Жгу шалфей, — резко ответила Акселль, продолжая расхаживать по комнате, размахивая дымящимися зелеными веточками в каждом углу.
Жжет шалфей?
— Вообще-то есть освежители воздуха, — сказала я, бросив вещи на кровать, — Или мы могли бы просто открыть окно…
— Это не для этого, — сказала Акселль.
Ее губы слегка двигались, и наконец до меня дошло: поджигание шалфея — это какой-то совершаемый ею «магический ритуал».
Как будто она творила «заклинание» в моей комнате по какой-то причине.
Вот так.
Такой стала моя жизнь: с неизвестной незнакомкой, которая прямо сейчас выполняла вуду-заклинание в моей собственной спальне.
Потому что она по-настоящему верит во всё это дерьмо.
То есть. Господи… не произносите имя Господа всуе.
Акселль не обращала на меня внимания, бормоча что-то вроде песни себе под нос, передвигаясь по комнате.
Держа в другой руке кристалл, какие продаются в научных магазинах, она водила им по оконной раме, пока пела.
Я растерялась.
Не могла ничего с этим поделать.
В этот момент моя жизнь стала казаться чрезвычайным абсолютным безумием.
Не говоря ни слова, я развернулась и выбежала из этой квартиры, вниз по дороге через ворота.
Затем я оказалась на узкой улочке с движущимися не спеша машинами, туристами, уличными артистами.
Всё это было уже чересчур, и я прижала руку ко рту, чтобы не расплакаться.
Я ненавидела это место! Я хотела быть там, где нормально! Я хотела быть дома! Хотя Уэлсфорд и не является полностью свободной от фриков зоной, однако мне не пришлось бы подсчитывать их на улице прямо перед моим домом.