Очнулся я от холода. Меня била крупная дрожь. Пальцы рук свело судорогой, а ног я вообще не чувствовал. Я открыл глаза — вокруг царил кромешный мрак и запах… Такой отвратительной вони я еще не нюхал. Слегка пошевелив головой, я понял, что на мне что-то лежит. Я зацепил эту дрянь скрюченными от холода пальцами и отбросил в сторону — какой-то старый кусок брезента. Я огляделся, насколько это было возможно, но даже в ночной темноте я понял, что нахожусь на большой городской свалке. Вот откуда этот мерзкий запах, выворачивающий мои внутренности наизнанку. Рядом со мной обнаружилось еще одно тело. Пельмень, узнал я бедолагу грабителя с развороченной грудью. Не повезло тебе парень! Я потряс головой, но соображать лучше не стал — холод и вонь делали свое дело. Черт, закурить бы? Я поднес дрожащую руку к лицу и с изумлением обнаружил зажатую меж скрюченных пальцев, тлеющую сигарету. Не раздумывая, я глубоко затянулся. Черт, жизнь становиться все веселее и веселее. Вот так сюрпризы устраивает мне перстенек… Перстень? Я поднес к лицу другую руку, на которой носил чудесную вещичку — кольца на пальце не было. Вот так номер! Тогда откуда взялась сигарета? Я-то думал, что все это проделки артефакта. Все мои феноменальные способности… Неужели это все я сам? Не вериться! Прогоревший окурок обжег мге пальцы. Я вздрогнул сильнее обычного, и отбросил бычок в сторону. Ну-ка, еще одну сигаретку. Миг, когда в моих пальцах возникла очередная зажженная сигарета, я проморгал. Только что рука было пустой — раз, и между пальцев торчит сигарета. Бля — я опомнился и схватился за раненный бок — меня же зарезали! Черт, да я же сдохнуть должен был. Но под коркой засохшей крови никакой раны у меня не было. На обожженном выстрелом боку так же не обнаружилось волдырей. Елы-палы, но я же прекрасно помню, как выходил из моего тела нож… Вот и одежда вся в крови, даже дырка в куртке присутствует! Нет, меня действительно зарезали, мне это не привиделось в кошмарном сне! Вон и дохлый Пельмень в соседней куче мусора отдыхает. Вот дерьмо, ну и попал я в переплет! Мне чудовищно захотелось выпить, желательно чего-нибудь покрепче. Стоило мне об этом подумать — в правой руке материализовалась початая бутылка. Я встряхнул её — внутри что-то заманчиво булькнуло. Я, словно пионер-горнист вскинул руку — в горло потекло обжигающее пойло. Не обращая внимания, что коньяк стекает по подбородку на грудь, я глотал его до тех пор, покуда не поперхнулся. Откашлявшись, отбросил в сторону опустевшую бутылку. Наконец-то по телу распространилось живительное тепло, и я смог почувствовать замерзшие пальцы ног. Изрядная доза спиртного привела меня в чувство — мозги заработали. С этой помойки нужно было сваливать, и как можно скорее! Мне лишнее палево ни к чему. А тут остывший труп, нарисовавшийся не без моего участия. Несмотря на то, что я совершил настоящее преступление — да не просто преступление, а убийство! — никакого раскаяния, а тем более душевных терзаний, не чувствовал. Меня ограбили, и тоже того… убили! Затем вывезли на свалку и засыпали дерьмом. Чего мне переживать? Неясно только одно — кому я обязан своим чудесным воскрешением? Колечко-то тю-тю — отняли! Кстати, колечко желательно вернуть. Если уж я с его помощью наворотил таких дел, то от сознания того, что могут сотворить эти ублюдки, меня пробрала дрожь… А может меня просто колотило от холода. Но колечко нужно вернуть. А сейчас валим отсюда! Покачиваясь, я побрел прочь от трупа Пельменя. Куда идти, я не имел ни малейшего понятия. Вокруг, насколько хватало глаз, растилась громадная помойка, освещенная лишь тоненьким ломтиком луны. Вот в направлении этого светящегося я и двинулся. Поминутно спотыкаясь и обходя особо захламленные места, я в конце концов добрался до леса, соседствующего с мусоркой. Я перебрался через большой ров, отделяющий свалку от природного лесного массива, извозившись в грязи как поросенок. Рассвет застал меня километрах в трех от помойки возле небольшого чистого ручейка. Нужно было привести себя в порядок — мной сейчас можно было пугать детей. Настоящий бабай — страшный, вонючий и грязный. Сбросив с себя одежду, превратившуюся в лохмотья, я залез в холодную воду. Дрожа от холода, я с трудом смыл с себя засохшую кровь и грязь. Взглянув на кучку отвратительно пахнущей окровавленной ветоши, мне как-то перехотелось вновь залезать в нее. Ну, если я с легкостью мог сотворить пистолет, сигареты и коньяк, то с новой одежкой проблем тоже не должно возникнуть. Трусы, хлопчатобумажные трикухи, высокие резиновые сапоги, теплая футболка с начесом, вязанный свитер с высоким воротом, защитного цвета линялая куртка — я решил не привлекать к себе внимания. Для завершения образа я материализовал мятое ведро, наполовину заполненное отборными грибами. Ну вот, теперь ни одна собака не прикопается — настоящий грибник, наряд которого будет сохраняться в неизменности еще долгие годы. Я наколдовал себе пачку сигарет и бутылку пива. Жизнь вновь начала обретать краски! Вперед и с песней! Через пару часов блужданий в "трех соснах" я, наконец-то, выскочил на дорогу. Свалка осталась где-то далеко позади.
— Эй, парнишка! — Возле меня затормозила мусоровозка. — Как улов? — спросил заросший неопрятной щетиной водила.
Я показал ему заполненное грибами ведро.
— Ух ты! — изумился мужик, разглядывая крепкие белые грибы. — Не думал, что здесь такие водятся. Ничего кроме сыроежек здесь не собирал. Долго бродил?
— Не-а, — я мотнул головой, — часок…
— Тебе куда, пацанчик? — полюбопытствовал мужик. — От электрички ты далеко забрел. Подвезти?
— До города? — с надеждой посмотрел я на него.
— Да, я в город на базу. Залазь, что ли!
Я с плохо скрываемой радостью заскочил в кабину грузовика. Всю дорогу до города я продремал. Водила с понимаем отнесся к моему состоянию — видимо сам был заядлым грибником.
— Спасибо, Валера! — поблагодарил я водителя. — Есть куда грибов отсыпать, — тряхнул я ведром. Мне грибы были ни к чему. Водила не стал отнекиваться и вытащил из-под сиденья старенькую сумку из кожзаменителя. Отсыпав большую часть "улова" (все отдавать не стал — слишком подозрительно), я распрощался с мусорщиком.
— Постой! — окликнул меня мужик, растроганный моей щедростью. — Тебе куда надо?
— Издательство "Трудовые резервы" знаешь где?
— Это на Вяземской, что ли? — переспросил Валера.
— На Вяземской…
— Ты, это, посиди минут десять, — предложил водила. — Я в контору заскочу, отмечу путевой листок, а потом тебя на Вяземскую подброшу.
— Здорово! — Я полез обратно в кабину.
Встреча с Яковлевым была назначена на двенадцать. Будет время, чтобы сменить прикид. А то в таком виде меня за порог издательства не пустят. Не говоря уже о публикации. Минут через пятнадцать Валерка выскочил из конторы. И вскоре я был доставлен прямо к дверям издательства. Распрощавшись с водилой мусорки, на этот раз уже окончательно, я занялся поиском укромного уголка, чтобы сменить прикид грибника, на нечто более солидное. В паре кварталов я набрел на скопище гаражей. Люди здесь почти не ходили. Нарезав кружок вокруг гаражей, я заметил между ними старую заброшенную сараюшку. Её дверь была приветливо распахнута. Я заглянул внутрь — из темного помещения явственно попахивало мочой. Я вздохнул и вошел внутрь — что ж, знать судьба такая. Из сараюшки вместо грибника вышел ничем не примечательный паренек в чистых тертых джинсах и простеньком, слегка растянутом свитере — таких парнишек в Москве миллионы. В руках я держал копию своей сумки, экспроприированной бандитами. Я легко восстановил её вместе со всем содержимым: деньгами, рукописями, чистыми трусами и носками, зубной щеткой и пастой. Блин, от таких возможностей может запросто крыша поехать! А может быть, уже съехала? И все это плод моего больного воображения? Лежу я где-нибудь в психушке, накачанный нейролептиками по самое не балуйся, и глючу по тихой… Ну и хрен с ним, мне эти глюки по душе! Главное не просыпаться… Я посмотрел на часы — обычные офицерские "котлы" — полдвенадцатого. Подошла пора посетить уважаемого Андрея Васильевича Яковлева. Отражение в больших стеклянных дверях издательства услужливо показало мне серьезного молодого парня, настроенного на решительные действия, готового свернуть горы. Еще бы, после всего перенесенного… Я толкнул дверь и вошел внутрь. Дальше порога меня не пустили — я уперся в вертушку.
— Куды? — донесся до меня заглушенный стеклом голос вахтера, который напомнил мне голос старичка-охранника в райкоме Новокачалинска. Да и выглядели они как близнецы-братья. Штампуют их в одном месте, что ли? А потом рассылают по просторам нашей необъятной родины.
— Я к главному редактору! — крикнул я в маленькое окошечко.
Вахтер смерил меня презрительным взглядом — шляются, мол, тут всякие, и спросил:
— Назначено?
— На двенадцать…
Вахтер не поленился, снял трубочку и позвонил, видимо Яковлеву:
Андрей Васильевич, тут к вам пацан какой-то… Говорит назначено…
Я лишь покачал головой, наблюдая эту картину: по ходу все вахтеры из одного теста слеплены.
— Проходи! — Вахтер снял стопор с вертушки, и я проскользнул в старое здание редакции. — Второй этаж, — крикнул он мне в спину, — на кабинете написано главный редактор
Я отмахнулся и побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Вслед мне донеслись проклятия вредного старикашки, на которые мне было откровенно наплевать. По коридору второго этажа сновали туда-сюда какие-то люди, таская в руках пухлые пачки исписанной бумаги. Наверное, будущие бессмертные произведения. Дверь в кабинет главного редактора оказался отрыта нараспашку. Я заглянул внутрь:
— Здрасте! Мне бы Андрея Васильевича…
— Заходи, — раздался густой, сочный бас.
Хозяин кабинета — тучный, здоровый мужик лет пятидесяти, чем-то неуловимо похожий на Чижова — каким тот, наверное, был в молодости, восседал за большим канцелярским столом, заваленном бумагами.
— Андрей Васильевич?
— А ты — Сергей? — отдуваясь, произнес Яковлев. — Заходи, садись. Так это твоими романами так восхищался Егор Ильич?
— Наверное… — Я пожал плечами. — Но не громил — это точно.
— Вот и познакомились, — громыхнул Яковлев. — Чаю хочешь?
— Да не отказался бы, — произнес я, вспомнив, что у меня со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.
— Тогда включи чайник. Он на подоконнике стоит, — подсказал Андрей Васильевич. — У нас самообслуживание — секретарь в отпуске.
Я послушно подошел к окну и воткнул вилку в розетку.
— Ну, где работа твоя, принести-то не забыл? — расплылся в добродушной улыбке Яковлев.
— Скажете тоже! — в тон ему фыркнул я, вытаскивая из портфеля толстую пачку листов. — Вот, принес.
— Давай сюда, — протянул руку Андрей Васильевич. — Сколько здесь романов? — Он взвесил массивный пресс бумаги.
— Три романа. Каждый порядка двадцати-двадцати пяти авторских…
— У-у, — хмыкнул Яковлев. — Солидно. Вот, что… — Главред положил рукописи перед собой и принялся перекладывать листочки. — Я, конечно, глубоко уважаю Егора Ильича… И обязательно прислушаюсь к его мнению. Но пока сам не ознакомлюсь с твоими работами, решение не приму. Ты уж извини.
— Я сколько ждать? — задал я интересующий вопрос.
— Ну, обычно на это уходит несколько месяцев… Но Егор Ильич так тебя расхваливал… Что, черт возьми, мне самому стало интересно, насколько же ты хорош? Думаю, управлюсь за неделю — максимум десять дней.
— Хорошо, я подожду.
— Ты где в Москве остановился? — спросил Яковлев.
— Пока нигде, но это не проблема, — заверил я.
— Может помочь?
— Не стоит, — отказался я. — Есть планы…
— Ты не отказывайся, не дослушав, — попенял Андрей Яковлевич. — К тому же повторюсь — Чижов очень просил за тобой присмотреть. Так вот, есть у меня знакомый комендант в студенческом общежитии литинститута. Я напишу записку… — Он взял чистый лист бумаги и что-то быстро на нем написал. — Здесь адрес и пара строк коменданту. Деньги сэкономишь… Да и со студентами познакомишься. Посмотришь, как живут… Тебе же поступать. А для настоящего писателя образование не последняя вещь… Уж поверь мне на слово.
Я взял протянутый мне исток, свернул его и спрятал в карман.
— Спасибо. Я пойду? Зайду через неделю, — произнес я.
— А чай? — спросил Яковлев, указав на дымящийся чайник.
— Мне чего-нибудь посущественнее нужно, — извиняющимся тоном произнес я. — Со вчерашнего дня ничего не ел.
— Можно в нашем буфете перекусить, — предложил Андрей Васильевич. — Но я тебе советую сходить в столовую. Перейдешь через дорогу и налево с полквартала. Сам туда обедать хожу, — признался Яковлев. — Недорого и вкусно.
— Спасибо за наводку, — поблагодарил я Яковлева. — До свидания!
— Жду через неделю! — произнес напоследок Андрей Васильевич.
На улице я, по совету Андрея Васильевича, перешел на другую сторону дороги. Поискал голодным взглядом вывеску обещанной столовки — жрать хотелось нещадно! К заведению городского общепита я чуть не бежал. Наконец-то я нашел столовую. Внутри приятно пахло свежей едой, что для заведений подобного рода штука почти небывалая. Уж я в былые годы учебы вволю покушал в столовках. В этот час в столовой было пусто. Оно и понятно — время завтрака прошло, а обеда — еще не наступило. Я привычно, словно и не прошло столько лет, взял со стола чистый поднос и бросил его на металлические направляющие. Что бы выбрать? тарелка борща, капустный салат, котлета с картофельным гарниром, три стакана чая с лимоном и хлеб. И покатился поднос по дороге… Возле кассы меня встретила угрюмая кассирша, которая при помощи деревянного калькулятора (нынешняя молодежь, наверное, и не представляет, что это такое — деревянные счеты) прочитала стоимость моего джентльменского набора. Сумма вышла смехотворная — меньше рубля! Я вытащил из кармана десятку — денюжки меньшего достоинства у меня не попросту не водились. А стряпать при помощи своих новых возможностей один рубль было лениво. Можно было, конечно, состряпать себе гору деликатесов, но опять же — распыляться на подобную мелочь, мне не хотелось. Тетка-кассирша бросила сдачу в блюдце и потеряла ко мне всякий интерес. Я сгреб мелочь в карман, подхватил поднос и расположился за угловым столиком спиной к кассе. В два глотка выпив чай из одного стакана, я незаметно наполнил его коньяком из бутылки, которою материализовал в сумке.
— Ну что, Сергей Вадимыч, с почином тебя! — Не каждый же день я восстаю из мертвых.
Приговорив стакан коньяка, я занялся борщом. Яковлев не соврал, еда в столовке действительно была вкусной. Дохлебав наваристый бульон, я принялся за картошку и котлету, не забывая время от времени подливать себе коньячку. Из столовки я вышел довольный, сытый и слегка забалдевший. Неспешно пройдя пару кварталов, я наткнулся на небольшую гостиницу. "Утес", гласила вывеска. Решив, что незачем больше искать себе на жопу приключений, соря деньгами в центральных гостиницах, я решил остановиться в "Утесе". Ну и хрен с ним, что здесь, скорее всего, не найдется люксовых номеров, зато до издательства рукой подать. Я вошел в гостиницу и остановился напротив стойки администратора. За стеклом восседала моложавая женщина средних лет с потухшим взглядом снулой рыбы — ни проблеска мыслительной деятельности.
— День добрый! — вежливо поздоровался я. — Можно у вас номерочек на недельку-другую снять?
Женщина с непробиваемым выражением лица молча поставила передо мной табличку: "мест нет".
— Что же вы так категорично? — покачал я головой. — Вы мои документы посмотрите… — Я положил перед ней свой паспорт, с заранее положенной в него фиолетовой купюрой.
— Чего я там не видела! — буркнула администраторша, но документик взяла. Едва она раскрыла паспорт, непрошибаемое лицо утратило восковую неподвижность, а в бесцветных рыбьих глазах появился проблеск мысли, а может быть банальный алчный огонек. Она вернула мне паспорт — четвертного, как и ожидалось, там уже не было.
— Ой! Я ошиблась! Вернее… забыла, что буквально час назад у нас обводился один номер…
— Вы меня, наверное, не расслышали, — я незаметно положил в паспорт еще двадцать пять рублей и подал его обратно администраторше, — мне нужна не какая-нибудь комната, а самая лучшая в этой гостинице.
Тетка судорожно схватила документ и развернула его под стойкой.
— Так как раз самый лучший и освободился! — Она натянула на лицо дежурную улыбку. — Будете оформляться? — на стойке появился ключ от номера 27.