Перстень Мериада - Ольга Романовская

— Мне надоело слушать ваши вечные мольбы о помощи, смотреть, как вы исступлённо бьётесь головой о землю… Вы — это тысячи людишек, не способных устроить даже собственную жизнь. В который раз ты просишь меня о помощи?

Визар молчал, упорно сжав губы. Всё это было правдой, он действительно слаб, а они могущественны… Но ведь он просит о помощи в первый раз! Да и дело оказалось сложнее, чем он думал. Дракон был огромным, страшным и, судя по всему, находился под покровительством колдовских сил. Что может такой он, Визар, — и какой-нибудь могущественный маг?

Нет, он ни за что не обеспокоил небожителей, если бы мог справиться сам. И он не хотел идти, а потом решился. И теперь пожинал плоды под этим презрительным взглядом.

— Ну, что молчишь? А ещё сегодня утром кричал на всех площадях, что убьёшь дракона.

— И убью, — буркнул Визар.

Нет, нужно было обратиться за помощью к другому богу! Этот для него и пальцем не пошевелит. И правильно сделает: кто он, а кто… Мелкая букашка, которую такие, как он, не замечают.

— Ну, не обижай моего любимца! — рассмеялась Натали. Она села, закинув ногу на ногу. — Он уже и так красный, как мак.

— Что-то незаметно. Натали, скажи прямо, что тебе от меня нужно? Ты ведь не просто так притащила сюда этого человечишку, не затем ведь, чтобы я пожелал ему доброго пути! — рассмеялся Мериад.

— Конечно, нет! Ты должен ему помочь.

— Ему или тебе? Поверь, это большая разница.

— Ну, мне, — улыбнулась Натали. — Этот дракон… Мальчику не победить его без твоей помощи.

— Мальчику? — усмехнулся Мериад. — По-моему, он уже вдоволь потешил твоё самолюбие, творя, по мере способностей и возможностей, подвиги во имя своей покровительницы. Да и чисто внешне он на мальчика не похож. Натали, — он лукаво прищурился, — а что ты ему посулила в награду?

— Да ну тебя! — смутившись, отмахнулась от него богиня. — Вечно ты скажешь какую-нибудь гадость!

— И какую такую гадость? Мне просто интересно, ради чего он так распинается.

Они разговаривали между собой, не стесняясь в выражениях, так, словно вместо Визара было пустое место.

— Ну, а деньги ты ему хотя бы обещала?

— Умоляю, не своди всё к золоту!

— А к чему ещё? Люди корыстны.

— Не только люди, — возразила Натали.

— Деньги любят те, в чьих жилах течёт хотя бы капелька смертной крови. Все остальные знают, что это всего лишь блестящие кружочки из металла.

— Я тоже это знаю и полностью согласна с тем, что в мире есть много вещей важнее и дороже денег, но, может быть, мы уже отпустим Визара? Мальчику тут плохо и неуютно.

— Отпускай, я его не держу, — пожал плечами Мериад, окончательно потеряв интерес к смиренно потупившему взор в ожидании решения своей участи смертному. — Натали, хватит ходить вокруг да около! Что тебе нужно?

— Одну вещичку.

— Какую вещичку?

— Твой перстень.

— Какой плетень? — насторожился бог.

— Тот самый. Я не хочу называть его при Визаре. Тот, что у тебя на правой руке.

— А больше тебе ничего не нужно? — саркастически поинтересовался он. — Может, отдать ему и Книгу судеб в придачу?

— Перестань, ты же знаешь, что я никогда…

— Ты в своём уме, Натали, — отдать такое смертному! — не выдержав, взорвался Мериад. — Тебе стоило сто раз подумать перед тем, как даже заикнуться об этом. Мало того, что ты притащила сюда этого человека, сюда, где ему делать абсолютно нечего, заставила меня выслушать его полоумную просьбу, так еще и требуешь от меня отдать ему перстень! Поверь, я был о тебе лучшего мнения.

— Не кричи, не кричи, пожалуйста! — Натали испуганно замахала руками. — Я догадываюсь, это не лучшая идея…

— Ещё бы! Зато типичная для тебя.

— Но, может быть, как-нибудь…

— Как-нибудь что?

— Ну, уладим это… Пойми, он нужен не ему, он нужен мне. Мне-то ты его дашь?

— Но ты просишь не для себя.

— Значит, по-твоему, я должна взять на себя людскую работу и отправиться сражаться с драконом? Кстати, одного я уже вижу перед собой. Перестань, успокойся, мальчик с ним ничего не сделает, я прослежу… Ну пожалуйста! Это очень важно.

— Разумеется, все твои прихоти крайне важны.

— Это не прихоть. Разве ты допустишь, чтобы кто-то покусился на власть богов? А этот дракон… Ты же знаешь, кто его подкармливает? Неужели тебе не хочется хоть раз больно щёлкнуть его по носу?

— Ладно, — смягчился бог, — я одолжу перстень твоему любимчику, но под твою личную ответственность. И пусть зарубит себе на носу, что если он посмеет хоть раз воспользоваться этой вещицей не по назначению, в своих целях…. Словом, никакой самодеятельности! — Он протянул ей перстень.

— Конечно, конечно! — заверила богиня, крепко сжав в кулачке заветную вещицу. — Я все ему объясню.

— Только не здесь, если тебя не затруднит.

— Не будь занудой!

— Это не занудство, а здравый смысл. Выметайтесь отсюда. Оба.

Дождавшись ухода «нежданных просителей», Мериад вернулся к себе и в который раз перечитал давно мучавшие его строки из книги Виарматы, в которых говорилось о загадочной смертной. Эта ничем не примечательная в силу своего происхождения (о нем даже не было упомянуто) девушка «победит смерть, мановением руки будет зажигать светила, без стука входить в любые чертоги и будет воспета земными и небесными голосами».

Интересно, чем она заслужит столь лестные отзывы, что такое сделает, раз Виармата не поленилась упомянуть о ней отдельно. Всего две строчки — но ведь о других людях она не писала вовсе. Родилась ли она? Если родилась, то любопытно взглянуть на неё. Что-то ему не доводилось встречать среди своих подопечных достойных столь громких похвал. Все души были как души, серость и уныние, если бы в Лену попала особенная, готовящая вскоре переродиться на земле, он бы почувствовал. Но нет — у всех душ были мирские заботы и чаянья.

Мериад захлопнул книгу. Мысль о том, что кто-то из смертных может хотя бы частично посягнуть на его прерогативы, вызывала в нём глухое недовольство.

За всю его долгую жизнь существовал всего один человек, который мог перечить ему и не считаться с его мнением, даже не человек, а полубог, вернее, полубогиня. Это была его дочь, дочь, которую он любил больше себя самого, которой пророчил великое будущее.

Мериад по-прежнему болезненно относился ко всему, что было связано с её именем, а это предсказание ещё раз всколыхнуло воспоминания о ней и собственном бессилии.

Если бы она не была так упряма, если бы он довёл дело до конца, она была бы жива и радовала своей красотой и непосредственностью его сердце. Тогда бы он знал, что у него есть достойная преемница, но… Судьба немилосердна даже к богам.

Коварная Марис сумела воспользоваться временной беззащитностью ее души, отправив её в небытие накануне великого дня, когда его девочка должна была пополнить ряды Бессмертных.

Бог ненавидел Марис, ненавидел за то, что его дочь лежит в серебряном гробу со стеклянной крышкой, и он не может оживить её — её души не было в Лене. Её нигде не было, он искал, но так и не нашёл. Может быть, где-то в Атмире, в этом жутком пугающем безвременье и безземелье? Бедная его девочка!

Мериад вздохнул. Да, ничего не вернёшь, и её не вернёшь. А тут ещё эта Натали со своим никчёмным протеже разбередила старую рану — тот перстень, который она у него выпросила, предназначался ей, его красавице.

Он закрыл глаза и вызвал в памяти образ дочери, рождённой ему Мелинсой: высокая, гибкая, с горящими тёмно-зелёными глазами, отливавшими медью волосами, которые она заплетала в косы и укладывала вокруг головы. Волосы у неё были длинными, когда она распускала их, мягкие волны укутывали её с головы до пят.

Не знавшая страха, она была его гордостью и любила его, любила, как никогда не любил его никто, тем более её свободолюбивая мать. Мелинса была всего лишь земной женщиной, пожелавшей избавиться от опеки брата, а Ринда… Разве может какая-то смертная девчонка быть лучше его Ринды, которую Ильгресса не пожелала возвратить ему? Не его ли дочери было предназначено очистить мир от скверны, не ей ли Натали подарила Камень богов, не её ли посвящала в свои секреты? Но Виармата и её книга отдали эту честь другой. Что ж, посмотрим, будет ли она её достойна.

Чтобы развеяться, он решил окинуть взором земные дела: жизнь людей неизменно вызывала на его лице усмешку. Ему бы их мелкие горести!

Перед его взглядом скользили детали мира, где светит солнце, но ничто не привлекало его внимания.

И вдруг Мериад замер и, приподнявшись в кресле, спроецировал увиденное на стену. На ней отобразилась одна из комнат королевского дворца, посредине которой стояла девочка в белом платье, подпоясанная розовым шарфом. Рыже-каштановые волосы обрамляли живое личико с горящими любопытными глазами.

Девочка шаловливо осмотрелась по сторонам, выглянула в приоткрытую дверь и опрометью бросилась к увешенной подарочным оружием стене.

Придвинув стул, малышка, встав на цыпочки, потянулась к луку и, изловчившись, сняла его с крючка. При этом она сама чуть не упала на пол.

Лук был больше неё ростом, но девочку это, казалось, ничуть не смущало. Нахмурив лобик, она отчаянно пыталась совладать с тетивой — разумеется, безуспешно. Одна из неудачных попыток кончилась тем, что лук больно ударил ее по носу. Но девочка не расплакалась, только надула губки.

— Стелла, вот ты где! Что ты тут делаешь? Это нельзя трогать, ты же поранишься! — В комнату влетела королева в сопровождении до смерти перепуганной служанки.

— Но, мама, я хотела просто посмотреть… Он такой красивый.

— Это не игрушка! Дай сюда.

Девочка неохотно отдала ей лук.

— Обещай, что никогда больше так не будешь?

— Обещаю, — нехотя ответила малышка; Мериад сразу понял, что она лжет.

— Пойдём скорей, Герда уже накрыла к чаю. Мы потом поговорим об этом.

— Мам, но я ничего плохо не сделала! Я только смотрела.

— Хорошо-хорошо, только не делай так больше, ладно?

Девочка убежала, комната опустела, а бог ещё долго смотрел на этот лук. Да, для неё это всего лишь игрушка, но всё-таки… У него тогда впервые промелькнула мысль о том, что это и есть та самая девушка.

Но как же она похожа на Ринду! Если бы он не знал, что её души больше нет, то подумал бы, что его красавица возродилась в этом юном шаловливом существе.

— Нет, я не могу больше, с меня хватит! — Стелла с облегчением откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Пару раз лениво обмахнувшись веером, она кинула дорогую безделушку на колени.

— Ваше высочество, — виновато начала Нилла, — они все ждут Вас…

— Я привыкла, чтобы меня ждали. Вот что, Нилла, — принцесса с трудом вы прямилась, — поблагодарите их от моего имени. Скажите, что всё было чудесно, просто превосходно, но… Словом, пусть уходят. Мои ноги, определённо, не будут больше танцевать, — рассмеялась она.

— Может, позвать горничную?

— Не помешало бы.

Жрица почтительно склонила голову и вышла.

— Наконец-то! — Стелла скинула порядком надоевшие туфли. Без них было так хорошо, можно с ногами забраться в кресло и забыть, что ты принцесса. Балы, всё же, иногда бывают сомнительными удовольствиями. Улыбайся, делай умное лицо, кивай — и мечтай сесть!

И всё-таки так хорошо, так прекрасно кружится голова…

Нет, спать, спать, спать! А завтра послать всё это ко всем демонам подземного мира! Никаких больше речей и королевских ужимок. Роль местного двойника Её величества ей прискучила. В конце концов, она приехала отдыхать. Хотела отдохнуть от светской жизни, а в итоге окунулась в неё с головой, можно сказать, утонула в ней. Нет, нужно что-то менять, причём, как всегда, кардинально. А начать можно с этих мерзких туфель — добровольного пыточного аппарата для ног.

Стелла провела в Деринге всю зиму. Независимо от природных условий, эти три месяца разделились для неё на два неравномерных периода. Первый принцесса со смехом называла «торжественной каторгой», а второй — «заслуженным отдыхом». Первый характеризовался полным (ну, почти полным) соблюдением приличий и протокола, а второй — абсолютным пренебрежением ими.

— Все, кто пыжится от удовольствия быть представленными ко двору, невыносимы. Они такие формалисты! — как-то сказала девушка Нилле. — Если что-то не записано в их бумажках, то оно либо аморально, либо невозможно, либо противозаконно. Интересно, а счастье они тоже загнали в бутылку? Не сомневаюсь, с точки зрения придворного этикета оно в высшей степени непристойно.

Единственным союзником принцессы в борьбе с придворным этикетом оказалась Нилла. Она была сама любезность: позаботилась о доме для Её величества и найме подходящих слуг, отчаянно боролась с участившимися попытками дерингской знати устроить в честь принцессы очередной приём.

Постепенно местная аристократия смирилась с «чудачествами» Её высочества.

В ту зиму в принцессе проснулась страсть к охоте. Каждое субботнее утро она брала лук и уезжала за город. У неё было своё любимое место — заброшенное бугристое поле возле болотистого озера. Правда, удача редко ей улыбалась, но разве это главное! Здесь тихо, она одна, а над головой раскинулось безбрежное небо… цвета счастья.

Стоял ясный мартовский день, по стечению обстоятельств, суббота.

Стелла сидела на корточках посреди невспаханного, припорошённого снежком поля.

Кое-где, ободряемые солнцем, уже побежали первые робкие ручейки, образовывая маленькие скользкие лужи.

По небу быстро плыли облака, гонимые порывистым ветром. Воздух был свеж и прозрачен — верная примета наступающей весны.

На принцессе была рыжая меховая куртка (она надевала её только на охоту), из-под которой выглядывали охотничьи штаны из простёганной ткани и высокие сапоги с меховой опушкой.

Стелла ждала уток: весной они возвращались через Деринг из Ашелдона в Мамерру. Руки покраснели от прохладного ветерка, а птиц всё не было.

Шея затекла, и девушка вынуждена была опустить голову. Со скуки пробежав глазами по полю, принцесса разглядела на снегу чёрный мохнатый комочек. Он жалобно повизгивал. Значит, живой. Только вот кто это? Какой-то зверёк?

— Да это щенок! — удивилась принцесса. — Самый настоящий лохматый щенок. Маленький, но какой прыткий! Своим лаем он распугает всех уток. Мне и так не везёт, а если я не подстрелю хотя бы одну птицу, то всерьёз задумаюсь о том, что Миралорд отвернулся от меня.

На юге показалась утиная стая. Стелла встрепенулась и наскоро размяла пальцы.

Стая была прямо над ней.

Стрела бесшумно пронзила воздушное пространство — утка упала на землю. Это был крупный селезень.

Издав победный возглас, принцесса подобрала убитую птицу. Она хотела подстрелить ещё одну, но не успела — ей помешал щенок, с громким тявканьем путавшийся под ногами. Стелла отогнала его, но время было упущено — утки скрылись из виду.

— Надеюсь, это была не последняя стая! — с грустью подумала она.

Стелла снова присела на корточки и задумалась над тем, что будет делать завтра. Честно говоря, Деринг ей наскучил, особенное все эти званые обеды. О боги, какие же они тоскливые, эти обеды! На них всегда говорят одно и то же, и всегда одни и те же лица. Она уже устала от этих лиц и предпочитала хранить гордое молчание, с нетерпением ожидая танцев. Но танцы, увы, были не всегда, а посему званые обеды она не жаловала.

Принцесса взяла в руки немного снега; он почти мгновенно превратился в воду.

Щенок снова подбежал к ней, и девушка лениво погладила его по спине.

Снова послышался протяжный утиный крик.

Принцесса встала, посмотрела на небо — уток не было. Странно.

— Охотишься?

Так, только спокойно, без резких телодвижений. Может, лучше вообще не оборачиваться? До чего же неприятные ощущения! Ей и так холодно, дополнительная дрожь не нужна, а то чувствуешь себя тушкой, попавшей в ледник.

Нет, пора привыкать: боги всегда появляются внезапно. И всегда не вовремя.

— Пытаешься избавиться от одиночества или от тоски по другу?

Какая ему, собственно, разница?

Щенок радостно завизжал и, смешно подпрыгивая, побежал на голос по липкому снегу.