— Но я…
— Никаких «но», — перебил ее Джуравиль. — Этот вопрос не подлежит обсуждению. Ты находишься здесь, чтобы учиться. Помни об этом. А также о тяжком положении своего народа и гибели твоих родителей. Прими эти слова к сердцу и образумься.
Девочка ошеломленно уставилась на него. Внезапная перемена настроения Джуравиля ошеломила ее. Некоторое время она пристально глядела на эльфа, отчаянно моргая, затем вытерла один глаз рукавом, молча повернулась и убежала.
Джуравиль выполнил свой долг перед народом тол’алфар. Он долго глядел на тропинку, по которой унеслась девочка.
— Воспоминания до сих пор причиняют ей боль, — заметила подошедшая госпожа Дасслеронд. — Значит, они будоражат ее. Это хороший признак.
Джуравиль кивнул. Теперь он смотрел не на тропку, а на свою госпожу. Интересно, слышала ли она его разговор с Бринн? Эльфа интересовало и то, насколько пристально госпожа Дасслеронд следила за ними в минувшие дни. Отношения Джуравиля с его госпожой в последнее время стали весьма сложными. Правда, когда он целиком становился на точку зрения тол’алфар, ему не в чем было упрекнуть госпожу Дасслеронд.
Он рассказал ей, каких замечательных успехов добилась в это утро Бринн, охотясь на оленя. Даже Андаканавару в его юные годы не удавалось так близко подкрасться к оленю, а успехи альпинадорца до сих пор считались образцовыми.
— У нее замечательно развиваются боевые качества, — продолжал Джуравиль. — А ее понимание природы меня поистине изумляет. Оно скорее походит на восприятие эльфов, чем на человеческое.
Джуравиль понял, что действовал недипломатично.
— Она всего лишь человек, — нахмурившись, поспешила напомнить ему госпожа Дасслеронд. — Она не принадлежит к тол’алфар. Не забывай об этом.
Белли’мар Джуравиль виновато опустил глаза.
— К тому же она — из племени тогайру, — продолжала госпожа Дасслеронд. — А это значит, что она в первую очередь — наездница. Ее народ ближе к природе, чем кто-либо из других человеческих народов. Я уж не говорю об альпинадорцах, вообще не жалующих лошадей. Еще до того, как мы доставили ее в Кер’алфар, до того, как на их племя напали фанатичные бехренские солдаты, которые убили ее родителей и дотла сожгли их деревню, эта девочка уже была умелой наездницей. А ведь ей не исполнилось и девяти зим. Будь ее ноги подлиннее и посильнее — и они будут таковыми, — наша Бринн сумела бы превзойти лучших всадников из Бригады Непобедимых.
В сознании Джуравиля мелькнул образ юной наездницы, восседающей на Даре, однако ему мучительно было думать, что после Полуночника кто-то еще может ездить на этом великолепном коне. Он закрыл глаза и вновь увидел Дара, везущего на север саркофаг с телом Элбрайна.
— Не хотелось бы думать, что за годы, проведенные у нас, она разучится ездить верхом, — пробормотала госпожа Дасслеронд.
Вначале Джуравилю послышалась в словах его госпожи какая-то ирония, но затем он понял, что она говорит искренне. Эльфы не были искусными всадниками. Они умели ездить верхом, и неплохо ездили, но то была их особая манера езды, неприемлемая для людей. У людей нет крыльев, помогающих эльфам держаться на лошади. К тому же эльфы более предпочитали использовать для передвижения не лошадей, а собственные ноги и крылья и с легкостью покрывали значительные расстояния. Поэтому Эндур’Блоу Иннинес не могла похвастаться отличными скакунами. И уж конечно, здесь не было лошадей, «объезженных» так, чтобы на них смог усесться человек.
— Мы не можем допустить, чтобы она утратила этот навык, — продолжала госпожа Дасслеронд. — Прежде всего Бринн должна совершенствовать искусство наездницы. Если ей суждено вернуться к своему народу, это искусство необходимо довести до высочайшего уровня.
То была истинная правда. Тогайранцы любили своих пегих лошадок больше, нежели собственных детей. Человек там ценился ровно настолько, насколько искусно он умел ездить на этих сильных и своенравных животных. Любой тогайранец, претендующий на власть, непременно должен был доказать, что является лучшим наездником, нежели его соперники.
— Вскоре в уроки Бринн нужно будет ввести верховую езду, — пояснила госпожа Дасслеронд. — Может, вам удастся соединить тогайранские навыки езды с би’нелле дасада.
— Можно сегодня же поймать лошадь, — сказал Джуравиль и усмехнулся, представив, как Бринн Дариель подкрадывается к одной из диких лошадей, пасущихся в Эндур’Блоу Иннинес, и уговаривает ее пойти в Кер’алфар. — Сначала начнем учить лошадь, а затем посадим на нее Бринн.
Госпожа Дасслеронд отрицательно закачала головой, не дав ему договорить.
— В Эндур’Блоу Иннинес нет подходящих для девочки лошадей, — возразила она. — Перед ней стоит сложнейшая задача. У нее есть возможность довести то, что мы ей передадим, до предельного совершенства. И потому ей нужна настоящая лошадь.
Джуравиль прищурил глаза, едва веря своим ушам.
— Ты хочешь, чтобы я отправился в Тогай? — с сомнением спросил он.
— Это невозможно, — сразу же ответила госпожа Дасслеронд. — Нет, я имею в виду другое — помощь друга.
— Смотритель, — догадался Джуравиль. А затем спросил: — Уж не думаешь ли ты, что Бринн должна ездить на Даре?
Госпожа Дасслеронд переступила с ноги на ногу, словно застигнутая врасплох. Но ее явно интересовала подобная возможность.
— Ей нельзя начинать с такого коня, — сказал Джуравиль.
Эльф по-прежнему не допускал мысли, что после Элбрайна и Джилсепони на Даре будет ездить кто-то другой.
— Она пока слишком мала, чтобы управлять им, — продолжал Джуравиль. — Она не сможет даже пришпорить Дара. Конь не почувствует, как в его бока упираются ее худенькие ножки.
— Тантан ездила на Даре, — напомнила ему госпожа Дасслеронд. — А ростом она была не выше, чем Бринн.
Действительно, весь путь до Барбакана Тантан проделала верхом на Даре.
— Она была сильнее, — возразил Джуравиль. — У Тантан были сильные, мускулистые ноги.
— Ты просто не хочешь, чтобы Дара отдали Бринн, — сухо заметила госпожа Дасслеронд.
— Я не верю, что Дара вообще можно кому-либо отдать, — ответил Джуравиль. — Полуночник рассказывал мне, что они с Даром в одинаковой мере выбрали друг друга. Смотритель это подтвердил.
— А если Дар признает и примет ее?
Джуравиль не ответил. Он молча глядел на свою госпожу.
— Ты не веришь, что Бринн достойна коня Полуночника, — продолжала госпожа Дасслеронд, легко разгадав причину. — Тантан тоже не верила, что Полуночник достоин меча Мазера.
— Полуночник заставил ее думать по-иному.
— Как и Бринн заставит тебя, — сказала госпожа Дасслеронд. — Ты поедешь на этой неделе, Белли’мар Джуравиль. Разыщешь Смотрителя и узнаешь, что он думает по этому поводу. Полагаю, ты будешь рад повидать старого друга, а заодно и Роджера Не-Запрешь, который, если верить слухам, тоже сейчас в Дундалисе.
Джуравиль не возражал.
— Возвращайся с лошадью для Бринн, — велела госпожа Дасслеронд. — Помни, ей, как когда-то и Полуночнику, предстоит стать Защитником. Ее путь будет ничуть не меньше сопряжен с опасностями. И помни также, что главная сила Бринн Дариель в ее искусстве наездницы. Сделай правильный выбор, — добавила предводительница эльфов.
Тон ее голоса был дружеским, но суровым.
— Смотритель тебе подскажет, подходит ли Дар для Бринн. И, если это так, победи свою ревность.
Джуравиль выпрямился, отчетливо понимая, что его недвусмысленно поставили на место. Госпожа Дасслеронд доверяла ему. Она ведь могла послать к Смотрителю другого, приказав привести сюда Дара. Джуравиль понимал: она хочет испытать его, узнать, не повторит ли он прежних ошибок, допущенных в отношении Элбрайна и Джилсепони. Что ж, если кентавр и Дар согласятся, он приведет коня для Бринн.
— Есть еще одно дело, которое тебе необходимо выяснить, когда ты окажешься у людей, — добавила госпожа Дасслеронд. — Наши разведчики сообщили, что после битвы в Чейзвинд Мэнор так и не удалось найти магические самоцветы Джилсепони.
— Народу тол’алфар нет дела до магических самоцветов, — ответил Джуравиль. — Исключение составляет врученный тебе изумруд. Ты же сама говорила, что камни — это предмет заботы людей.
— А они и предназначены для человека, — перебила его госпожа Дасслеронд. — Ребенок должен вобрать в себя все, чем был его отец, и все, чем когда-то владела его мать. Мы научим его искусству владеть мечом и искусству магии.
Джуравиль вспомнил тот страшный день: первым в зал, где происходила битва, ворвался брат Фрэнсис. Но если бы Фрэнсис обнаружил камни, он незамедлительно вернул бы их церкви, и никто не говорил бы, что они пропали. Правда, до Джуравиля дошли слухи, что в зале побывал еще один человек, чья ловкость рук широко известна.
Джуравиль взглянул на госпожу Дасслеронд. Она с поклоном удалилась. Джуравиль не сомневался: предводительница эльфов уверена, что он сумеет установить местонахождение исчезнувших самоцветов.
Джуравиль знал, кто взял камни.
Ему не терпелось вновь увидеть старых друзей, и потому он тем же вечером отправился в путь.
ГЛАВА 8
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДИПЛОМАТИИ
Когда в кабинет вошли гости — принц Мидалис, Андаканавар и Брунхельд, настоятель Агронгерр буквально затаил дыхание. Настоятель заранее распорядился вынести из кабинета мягкие стулья, заменив их другими — прямыми, с жесткими спинками. Все пять стульев расположили по кругу, чтобы никто из сидящих не занимал «главенствующее» положение. Пятым и последним участником предстоящей встречи был брат Хейни. Его Агронгерр решил усадить подальше от себя. Пусть гости почувствуют, что это встреча друзей и боевых соратников, а не установление границ между Вангардом и Альпинадором или между церковью и туземцами.
Агронгерр внимательно следил за лицами альпинадорцев. Он был рад, когда принц Мидалис быстро уселся справа от брата Хейни, оставив гостям стулья по обе стороны от настоятеля. Брунхельд был несколько возбужден, однако Андаканавар успокоил его, потрепав по плечу и указав на стул слева от Агронгерра. Сам он непринужденно расположился справа.
По мнению Агронгерра, все вполне совпадало с тем, что он узнал от Мидалиса относительно альпинадорских предводителей. Андаканавар, несомненно, был более понимающим и дружелюбным, чем Брунхельд. Тот же, при всех своих союзнических устремлениях, находился во власти предрассудков, свойственных его народу, а потому куда подозрительнее относился к вангардцам и в особенности — к церкви. Представления о Боге монахов церкви Абеля напрочь расходились с альпинадорскими. Впрочем, здесь речь шла уже о богах, поскольку альпинадорский пантеон был весьма многочисленным.
Наконец альпинадорские гости расселись. Воцарилась тягостная тишина. Принц Мидалис собрался что-то сказать, но Агронгерр, будучи хозяином, начал первым.
— Славная победа одержана нынешним утром, — сказал настоятель, кивая в сторону каждого из гостей. — Правда, не обошлось без потерь. Мы скорбим о ваших погибших точно так же, как о своих.
— Теморстад умер мужественно, — запинаясь ответил суровый Брунхельд. Чувствовалось, что он плохо владеет языком Хонсе-Бира. — Надеюсь, я тоже умру, — добавил он.
Агронгерр догадался, что Брунхельд вовсе не спешит умирать. Видимо, он хотел сказать, что, если ему суждено погибнуть, он надеется умереть столь же доблестно, как Теморстад.
— В отличие от вас, мы не слишком скорбим о погибших на поле боя, — попытался объяснить Андаканавар.
— Мы тоже молимся о том, чтобы наша смерть в бою была доблестной, — вставил Мидалис.
— Хотя, конечно же, мы молимся о том, чтобы гибель постигла как можно больше наших врагов, — произнес настоятель Агронгерр.
После этих слов ему стало легче. Он почувствовал, что загладил досадный промах, допущенный им в начале встречи, когда Брунхельд буквально припечатал его своим удивленным и непонимающим взглядом. К счастью, теперь предводитель Тол Хенгора улыбнулся.
Напряжение спало, и Андаканавар заговорил о цели встречи. Он намеревался повести разговор о дальнейших совместных действиях в борьбе с приспешниками демона-дракона. Какое-то время беседа протекала успешно: планы будущих тактических маневров перемежались с воспоминаниями об одержанной сегодня победе. Брунхельд даже заметил, что, по его мнению, Мидалис со своими всадниками сражались храбро и мужественно.
Агронгерр заметил, что альпинадорцы не сказали ни слова о том, как сражались монахи. Мудрый настоятель понял, что именно может оказаться настоящим камнем преткновения столь необычного союза.
— Силой меча и силой магии мы очистим эти земли от гоблинов, — взволнованно произнес брат Хейни.
Воцарилась тишина. Агронгерр почувствовал, как напрягся Брунхельд. Настоятель медленно повернулся в сторону горделивого туземца и поднял руку, прекратив попытки Мидалиса и Андаканавара вернуть разговор в более безопасное русло.
— Вы питаете недоверие к моей церкви и к тому, что мы применяем магию самоцветов, — без обиняков сказал настоятель, обращаясь к Брунхельду. Прежде чем тот смог ответить, Агронгерр продолжал:
— Мы тоже, не зная или не понимая особенностей, присущих вашему народу, не доверяем многим вашим традициям и представлениям. Ни вы, ни мы по-настоящему не знаем друг друга, и это за одну встречу не устранить. Здесь понадобится много времени.
На лице Брунхельда появилось любопытство. Он взглянул на Андаканавара, который тут же перевел то, что сказал настоятель, на альпинадорский язык.
— Учитывая это, мы должны подавить наши подозрения и даже наш гнев, — продолжал Агронгерр. — И мы, и вы должны верить лишь в то, что у нас общая цель — очистить эти края от гоблинов, поври и великанов. Поверь же, мой досточтимый союзник, что наша магия никак не может быть обращена против вас. Вы являетесь нашими союзниками, и мы высоко ценим это.
Он умолк, давая Андаканавару возможность перевести. В ключевом моменте их союзничества не должно быть никакого превратного понимания. Когда Брунхельд кивнул и его непроницаемое лицо просветлело, у Агронгерра затеплилась надежда.
— Я признаю, что преступил границы нашего союзничества, когда попытался помочь средствами магии вашему раненому, — сказал настоятель. — Я и сейчас не согласен с вашим решением отказать Теморстаду в таком лечении.
Услышав это признание, брат Хейни шумно втянул воздух. У Мидалиса от удивления широко раскрылись глаза. Он никак не ожидал, что настоятель решится заговорить о столь щекотливых вещах. Брунхельд вновь напрягся и замер. Между тем Агронгерр продолжал:
— Но я уважаю твое решение и уверяю тебя, что ни я, ни мои собратья больше не совершат подобной попытки и не пойдут против ваших представлений.
Андаканавар едва успевал переводить.
— Однако, мой добрый союзник Брунхельд, если со временем ты начнешь видеть некоторые вещи по-иному, равно как и нам станут понятнее ваши традиции, я и мои собратья готовы это приветствовать. Если ты поверишь в то, что магия самоцветов — искусное средство для врачевания раненых и для удара по нашим общим врагам, я готов трудиться без устали, дабы помогать раненым альпинадорцам, как ныне помогаю вангардцам, являющимся приверженцами моей церкви.
— Так ты ждешь, что и мы станем ее приверженцами? — перебил его Андаканавар, прежде чем Брунхельд успел вымолвить хоть слово.
— Нет, не жду, — честно ответил настоятель. — Я видел, как ваши люди сражались за нас, а наши — за вас. Я не прошу об отступлении от ваших правил и традиций. Я не прошу от вас признания верховенства и правильности церкви Абеля.
— Брат настоятель! — испуганно воскликнул брат Хейни, но Агронгерр лишь рассмеялся.
— Сам я, конечно же, считаю веру в церковь Абеля истинной верой и надеюсь, что со временем каждому человеку в мире откроется свет этой истины, как он открылся мне, — признался Агронгерр.
Голос его звучал спокойно и ровно, в нем не слышалось ни малейших признаков страха.
— Но это, — продолжал он, — вопрос личного выбора, решения, которое должно прийти изнутри, а не в результате принуждения извне. Я считаю, друг мой, что миссионеры должны распространять свои воззрения с терпимостью к другим верованиям.