— С моим августейшим братом случилось несчастье, — обратился к нему Эмиль, даже не пытаясь притвориться встревоженным. — Боюсь, он выпил слишком много вина, и, по ужасной случайности, споткнулся на лестнице и ударился головой и ступеньку. Взгляните.
Приблизившись к распростертому телу, лекарь наклонился и коснулся пальцами его шеи.
— О боги, — пробормотал он, разглядывая искаженное лицо короля. — Надежды нет. Его величество мертв.
Эмиль кивнул и скрестил руки на груди. Ничего другого он и не ждал.
— Но я желал бы осмотреть тело, чтобы определить причину смерти точнее… — не слишком решительно сказал лекарь, поглядывая то на Эмиля, то на Тармила.
— Вы что, с ума сошли? — гневно бросил Эмиль. — Намереваетесь копаться во внутренностях его величества? Как вам вообще такое в голову пришло? Не вздумайте его и пальцем коснуться!
— Но я не уверен… — затрепыхался было лекарь, но сошедшие на переносице брови Эмиля заставили его умолкнуть. — Конечно, если ваше высочество желает…
— Да, мое высочество желает, чтобы к телу моего брата отнеслись со всем положенным уважением. Никакого вскрытия не будет! Понятно вам?
— Слушаюсь, ваше величество.
— Теперь вот что. Позовите сюда людей, чтобы они перенесли тело во дворец, и пошлите кого-нибудь в храмы Борона и Прайоса. Я приду позже. Тармил, ты пока останься, а вы отправляйтесь немедля.
Когда лекарь поспешно удалился, Тармил, чуть наклонившись к Эмилю, спросил тихо, как будто кто-то мог их услышать:
— Почему ты не позволил ему провести осмотр?
Эмиль поморщился.
— Он все-таки был мой брат. Не хочу, чтобы его распотрошили.
Тармил ничего не сказал и только подивился причудливости ума юноши.
От своего ученика он ожидал многого, но только не этого. При всей своей замкнутости, и горячности, и вспыльчивости, Эмиль никогда не был жестоким и бездушным — так, по крайней мере, считал Тармил. Но в данную минуту он выглядел именно таким. Кроме того, в юноше вдруг открылись такие черты, как хладнокровие и расчетливость. Тармил явственно видел отраженную на его лице работу мысли: спокойный, как скала, Эмиль стоял над трупом брата и хладнокровно просчитывал свои дальнейшие шаги. Увидь его сейчас старый король, он был бы весьма доволен своим внуком. Далеко пойдет мальчик, с удовлетворением подумал Тармил. Ему всего восемнадцать, а какое самообладание и твердость духа. Далеко пойдет… если только его не сомнут. А такое вполне может случиться, потому что против него теперь ополчатся все. Или почти все.
Уже совсем стемнело, когда молчаливые слуги забрали из павильона тело Люкки и убрали кровь на лестнице. Эмиль распорядился отнести брата в его спальню во дворце, по возможности не поднимая шума. Затем он велел привести для него коня, а пока сменил привычную длиннополую одежду на светское платье, подчеркивающее массивность его фигуры.
— Куда ты собрался? — спросил Тармил, наблюдавший за его приготовлениями.
— Во дворец, — отозвался Эмиль, опоясываясь перевязью с мечом. — Больше нет нужды отсиживаться в этом медвежьем углу.
— Осторожнее, Эмиль. Тебя едва ли встретят с распростертыми объятьями.
— Знаю. Ты со мной?
— Конечно.
Было уже поздно, дворец дремал во тьме, и только в апартаментах Люкки горели свечи и лампы и приглушенно перекликались голоса. Прямым ходом Эмиль направился туда. Немногочисленные слуги испуганно расступались перед ним. Каким-то особым чутьем угадав его приближение, ему навстречу из спальни Люкки вышла кое-как одетая, со встрепанными волосами, принцесса Алмейда. Была она очень бледна, буквально до синевы, ее глаза с расширенными зрачками блестели от сдерживаемых слез. Эмиль поморщился: ведь просил же не поднимать шума! И какой же идиот среди ночи решился преподнести ей новость о смерти сына?
— Эмиль, о, Эмиль! — принцесса Алмейда судорожно вцепилась в его рукав и запрокинула лицо, уставившись на него полубезумными глазами. — Горе, какое горе!.. Твой брат!..
— Я знаю, матушка. Лучше вам успокоиться.
Эмиль обнял и хотел увести ее, но она вырвалась из его рук и бросилась обратно в спальню Люкки. Эмиль не стал ее останавливать. Теперь до самой погребальной церемонии она будет лить слезы у тела сына, но это ее личное дело. С холодным равнодушием, удивившим даже его самого, Эмиль подумал, что это даже к лучшему: так она не будет путаться у него под ногами в ближайшие несколько дней. И не будет задавать вопросов. Пока что обстоятельства смерти Люкки ей неизвестны — вероятно, никто не потрудился рассказать, — но она обязательно заинтересуется. И, пожалуй, принцесса — единственный человек, который может обвинить Эмиля в предумышленном убийстве. Только едва ли она сделает это.
Еще не рассвело, а дворец уже гудел, как растревоженный улей. Известие о загадочной смерти молодого короля разлетелось по всем закоулкам и переходам, и не осталось ни одного человека, который не знал бы, что единственными свидетелями и, собственно, участниками, прискорбного происшествия были принц Эмиль и придворный магик Тармил. Эмиль горько жалел, что сразу же не вырвал языки нерадивым слугам. Слухи множились, обстоятельства смерти Люкки искажались и перевирались, и к утру кое-кто поговаривал уже, будто смерть короля была давно задумала и подстроена «одержимым» принцем. Появление же во дворце Эмиля истолковывалось совершенно однозначно: коварный принц планировал устроить государственный переворот.
Дурацкие слухи порядком позабавили засевшего в королевском кабинете Эмиля, но позволять им распространяться не стоило. Он вызвал к себе начальника дворцовой стражи Брастиаса и распорядился брать под арест каждого, кто хоть полусловом заикнется о причастности его к смерти брата. Назначенный Люккой офицер посмотрел на него так, будто гораздо охотнее взял бы под стражу его, и открыл было рот, чтобы заявить, что не намерен подчиняться приказам самозванца. Но Эмиль, которому некогда было разводить церемонии и плевать было на моральные аспекты использования ментальной магии в личных целях, надавил на него — не слишком сильно — и немедленно добился желаемого результата. Офицер даже не понял, что произошло, просто ему резко расхотелось обсуждать приказы.
Но обрабатывать так каждого было невозможно, хотя бы потому, что Эмиль не был уверен в своих силах. После разговора с Люккой в голове пульсировала тупая боль, которая еще усилилась после общения с начальником стражи. Эмиль не знал, на котором по счету ментальном противнике он полностью обессилит или же окажется сломлен болью. Проверять это на опыте не хотелось. Нужно было подумать о том, как привлечь союзников, не прибегая к помощи ментальной магии, чреватой отдачей.
И еще следовало подумать над составлением официальной версии смерти Люкки. Пусть Эмиль сам толком не понял, что произошло, но не мог же объяснять это всем и каждому. Да и кто бы ему поверил? Пригласив в кабинет Тармила и королевского лекаря, Эмиль велел им составить удобоваримый отчет о причинах смерти молодого короля. Лекарь мялся и мычал; его одолевали сомнения, которые, впрочем, он так и не осмелился высказать.
Пока они маялись над отчетом, Эмиль бегло просматривал документы, грудой наваленные на рабочем столе. Работы было невпроворот. Он знал, что Люкка изрядно запустил дела, но чтобы настолько… А ведь здесь не было еще самый свежих отчетов. Тихонько замычав, Эмиль сжал руками пульсирующие виски. Никогда он не занимался управленческой деятельностью, но теперь придется. Хорошо бы, нашелся помощник, но если нет — придется справляться самому. И отложить до коронации эти дела никак нельзя; стоит только доверить, фигурально выражаясь, бразды правления кому-то из министров, и о королевском венце можно забыть.
К утру Эмиль ощущал страшную усталость, но проблемы только начинались, и пустить дела на самотек было нельзя. Распорядившись приготовить ванну, траурное платье и подать завтрак в кабинет, он вымылся, переоделся, наскоро перекусил и отправился в апартаменты Люкки. Ему нужно было узнать, в каком состоянии находится принцесса Алмейда, начались ли приготовления к церемонии погребения, а так же позаботиться о том, чтобы собрать всех министров на экстренный королевский совет.
— 8-
Правление Люкки было слишком недолгим, чтобы он успел обзавестись наследником или хотя бы объявить преемника. Двадцатилетний, полный сил юноша, он и подумать не мог о том, что этим следует озаботиться как можно скорее. Ближайшим его родственником, а стало быть, прямым наследником являлся Эмиль, но здесь существовало одно «но»: Эмиль был колдуном. Одна мысль о том, что трон может занять «одержимый» колдун, вызывала бурю протеста в душах у тех, кого хоть сколько-нибудь волновало благосостояние королевства. Поэтому естественно, что Совет, состоящий из министров, грандмастеров храмов и влиятельных нобилей, первым делом поднял вопрос: кого объявить наследником короны? Вспомнили каких-то дальних родственников короля Иссы, засевших в замке на границе с Медеей. Кандидатуру Эмиля не желали даже рассматривать. Сначала Эмиль молчал и слушал прения, откинувшись на спинку своего кресла и положив руки на стол перед собой; собравшиеся так увлеклись, что позабыли о нем и высказывали проекты один другого фантастичнее. Предлагали даже короновать Карлоту, которая до сих пор удачно избегала замужества. Но довольно быстро Эмилю надоело слушать весь этот бред. Подавшись вперед, он хлопнул по столешнице раскрытой ладонью.
— Господа, — сказал он тихо, но так, что поднявшийся в зале шум моментально стих, стоило ему заговорить. Все лица повернулись к нему, несколько десятков глаз уставились на него с подозрением и неприязнью. Эмиль слышал обрывки их мыслей, и почти все они сводились к одному: надо как-то избавиться от юного выскочки, пока еще не поздно. Противостоять давлению этой неприязни было сложно, но необходимо.
— Вы, кажется, считаете меня самозванцем? Но, однако, прошу вас не забывать, что мои предки, равно как и предки моего несчастного брата, были древние северные короли, и во мне течет их кровь. Никто не возьмется оспаривать этот факт? Нет? Разумно. В таком случае давайте не будем делать вид, что меня тут нет. Я здесь, и я являюсь первейшим кандидатом на престол. Любого же из тех, о ком вы сейчас говорили, в случае если он заявит свои права на корону, я назову изменником и предателем. Как, впрочем, и того, кто попытается оказать любую помощь этому самозванцу. Или самозванке.
Повисла пауза. Все члены Совета думали примерно об одном и том же, но никто не хотел первым озвучить свои мысли. Благодаря пятилетнему отшельническому образу жизни Эмиля, о характере его знали не много, но могли предположить, что многие черты он унаследовал у вспыльчивого властного деда, в которого пошел и лицом.
— Но вы не можете быть королем, — решился, наконец, высказаться дюк Неро, Первый министр. Он служил еще при Иссе, и сумел удержаться в той же должности при Люкке, и в последнее время даже забрал себе слишком много власти.
— Не могу быть королем? — повторил Эмиль, сощурив желтые глаза. — Почему это?
— Прайос не может подарить благословение тому, кто служит Гесинде.
— Чушь! — сказал Эмиль.
— Это правда, — одновременно с ним сказал гильмастер храма Прайоса мэтр Алардин.
— Разве боги — рыночные торговки, которые ссорятся и скандалят из-за покупателя?
— И тем не менее, мэтр Неро прав, — настаивал гильдмастер. — Ваше высочество, вы находитесь под покровительством Гесинды, вы отмечены ее даром и не можете претендовать на трон.
— Еще как могу. Гесинда отметила меня — это ее дело, но я не принимал служения ей.
— Богохульство! — зашумели собравшиеся. — Оскорбление Богини!..
— Однако, его высочество говорит верно, — удивив всех, вдруг прошамкал мэтр Вилар, гильдмастер храма Гесинды — глубокий старик, который с самого начала собрания тихо сидел, прикрыв глаза и, кажется, дремал. Даром он не обладал, и это было показательно: действующих магиков не рисковали оставлять в храме без присмотра. В столице и ее окрестностях вообще не было ни одного свободного магика, кроме Тармила и его бывшего подопечного. Да и касательно этих двоих можно было говорить лишь о свободе относительной. — Принц Эмиль не принимал служения Богине.
— Не имеет значения, — возразил мэтр Алардин.
Все снова зашумели и заспорили. Отметив про себя, что примерно половина членов Совета приняла таки его сторону, Эмиль подумал, что прения утихнут нескоро. Ни одна из спорящих сторон не была склонна к компромиссам. Эмиль решил, что нужно вмешаться. В этом важном вопросе нельзя допускать никаких разногласий.
— Господа, — проговорил он, и снова звук его низкого и мощного голоса подействовал на собравшихся почти магическим образом. — Господа, хочу, чтоб вы знали: я запомню все, что здесь говорится, и учту это в будущем. Я мог бы не говорить это, но мне не хочется начинать наше сотрудничество с конфликта.
Не нужно было обладать даром ментальной магии, чтобы почувствовать враждебность направленных на него взглядов. Все эти люди видели в нем только не в меру прыткого мальчишку, дерзко пожелавшего заполучить то, что ему не принадлежало. Не слишком-то им хочется признавать меня своим королем, подумал Эмиль. И они обнаглели настолько, что не боятся говорить об этом вслух. "Вы не можете быть королем"! подумать только!
Привычным усилием воли Эмиль вызвал видение светящихся нитей, протянувшихся от переносиц сидевших за столом людей. Это была еще не толпа, но все же ему не приходилось еще работать сразу с двумя дюжинами человек сразу. Несколько секунд он колебался: получится или нет? Кто-то из членов Совета мог быть устойчивым к ментальному воздействию, и тогда он только зря потратит силы, не восстановившиеся еще с ночи. Может быть, даже снова потеряет сознание, как случилось два года назад. Но Эмиль рассудил, что риск невелик, тогда как выгода очевидна. Он мысленно коснулся одной, второй, третьей нити… Работая с сознанием очередного сановника, Эмиль продолжал участвовать в беседе — никто из участников совета не должен был заподозрить, что с ними что-то делают. Такая работа требовала невероятного напряжения сил. Мельком Эмиль пожалел, что не может кардинально изменить направление мыслей особо упрямствующих сановников — тогда бы они точно заподозрили неладное.
— В любом случае, сейчас рано говорить о коронации, ваше высочество, — сказал мэтр Алардин, подводя черту под часовым спором. Он был один из тех, кто обладал совершенно непроницаемым для ментальной магии природным «щитом». — Тело вашего брата еще не предано земле. Произойдет это не раньше, чем через три дня; вам так же известно об установленном законом месячном сроке траура по почившему.
— Известно, — нетерпеливо перебил его Эмиль. — Но в этот раз придется пренебречь законом. Ждать так долго я не намерен.
— Ваше высочество! — вразнобой вскричали шокированные вельможи и служители Двенадцати.
— Не намерен! — с нажимом повторил Эмиль. — Сегодня я услышал достаточно, чтобы понять: кое у кого может возникнуть соблазн обойти законного наследника и посадить на трон своего ставленника. Коронация должна состояться через неделю.
— Невозможно! — мэтр Алардин даже побледнел от возмущения.
Словно для контраста, лицо и шея Эмиля налились кровью.
— Вы отказываетесь проводить церемонию? — спросил он очень тихо.
— Отказываюсь.
В зале стало очень тихо. С грохотом отодвинув тяжелый стул, Эмиль поднялся и подошел к высокому стрельчатому окну. День был в разгаре, а Эмиля нестерпимо клонило в сон. Он потер глаза и подумал, как хорошо было бы поскорее покончить с делами и лечь спать. Но рассчитывать на отдых в ближайшие часы не приходилось. Он снова повернулся лицом к притихшим советникам и сказал ровным голосом:
— Значит, вы, мэтр Алардин, отказываетесь проводить церемонию. Ну что ж… обойдемся без вас. От глупых молитв все равно нет никакой пользы, и никакой священник не нужен, чтобы возложить корону на голову монарха. С этой задачей я прекрасно справлюсь сам.
— Ваше высочество! — вскочил не на шутку встревоженный Первый министр. — Не получив благословения Прайоса, монарх не имеет права касаться венца.