Охотящиеся в ночи - Яна Алексеева

Неприятности имеют нехорошее свойство ходить сначала парами, потом троицами, а затем и вовсе толпами – это непреложный закон бытия. Но лично мне до сегодняшнего дня не случалось ощутить в полной мере данную закономерность. И вот! Попала в газеты (отличное фото), поругалась с соседкой (так и надо этой наглой жирной кошке), уволилась с работы (невелика потеря, официантка вечерней смены) и в довершение ко всему оказалась свидетельницей такого события!..

Я замерла за углом, прижавшись боком к старому забору, за которым начинался пустырь, заросший буйными, в человеческий рост, сорняками. Там, в выжженном круге, убивали – жестоко, грязно и со смыслом, ускользающим от моего разума, тонким слоем размазанного по охотничьим инстинктам волчицы. Высокий туманный силуэт то склонялся над распятым на земле телом, то резко выпрямлялся, вздымая руки вверх. Убийца что-то говорил, все понижая и понижая голос, но его слова ничего не значили для меня. Странные жесты казались бессмысленными, но завораживали, как и нож, мертвенно поблескивающий в опалесцирующем свете почти полной луны.

В еще недавно свежем ночном воздухе гуляли запахи страха и крови, смерти и разложения. Слабый ветерок нес их прямо на меня, заставляя морщить нос… Неправильность и мерзкая неестественность всего происходящего мурашками ползала по шкуре, отчего шерсть вздымалась на загривке, а клыки непроизвольно обнажались в яростном оскале. Бесшумной прозрачной тенью я скользнула вдоль забора.

Фигура на пустыре, издав гортанный крик, склонилась над беспомощной жертвой. Откуда-то с неба донесся ответный гул. Рука, сжимающая короткий изогнутый нож, двинулась вверх, затем вниз, и клинок по рукоять вошел в грудь несчастного. Распятый на земле дернулся и захрипел, слабое желтоватое сияние окутало тело. Убийца выдернул нож, и свет начал медленно втягиваться в лезвие и дальше, через витую рукоять, в запястье. Воткнув орудие убийства в изголовье жертвы, черный человек коротко рассмеялся и растворился в тени, отброшенной набежавшей на луну тучей.

Когда миазмы смертоносного присутствия рассеялись, я подошла ближе. Мною двигали страх и любопытство, уже пробиралось в кровь предчувствие неприятностей, грозящих нашему городу. Обойдя место ритуала, не касаясь пентаграммы, я принюхалась. Смерть, прах – и ни малейшего следа черного человека… да и человека ли? Вокруг расползался слабый фиалковый аромат и еле уловимый запах горькой полыни. Вдоволь наглядевшись на распятую на земле жертву, смуглую изящную узкоглазую девушку с застывшей на лице гримасой ужаса, я продолжила свой путь.

Полнолуние – время древних забытых сил, которые крепко спят и для пробуждения которых нужно совершить определенные действия в определенном месте. И еще нужна кровь, несколько капель крови.

– …источник в районном управлении внутренних дел сообщил, что жертва опознана. Ею оказалась двадцатисемилетняя Алена Сергеевна Семенова, продавщица из магазина «Спорттовары». Она не вернулась домой после вечерней смены… Город в ужасе, это уже пятая жертва за неполные две недели! – распиналась телеведущая. – Милиция просит всех, кто может что-либо сообщить об этих убийствах, звонить по теле… – Тут я выключила черно-белого монстра, с упорством одержимого вещающего на единственном местном канале.

Теперь подробности происходящего я знала лучше кого бы то ни было, исключая самого убийцу. Пять убийств, жертвы – три женщины и двое мужчин, разного возраста и социального положения, ничем, кроме похожей смерти, друг с другом не связаны. Все найдены в пустынных заброшенных местах нашего города лежащими в центре пентаграммы из красного воска и полностью обескровленными. Орудие убийства неизменно воткнуто в изголовье жертвы. Жестоко и бессмысленно. Методично и целеустремленно…

В сумерках я выскользнула из дома, и город ласково принял меня в туманные объятия. Искать, следить и охотиться. Я действительно безумна, потому что собираюсь сделать это – поохотиться.

Если задуматься, мои неприятности начались гораздо раньше. А именно – в ту ночь и в тот час, когда одна нелюдимая приютская девчонка ощутила непреодолимое желание завыть на луну. Тогда она впервые познала свободу, которая ничем не ограничена. Уйти и не вернуться – что может быть приятнее? Но дисциплина и порядок – догмы, ненавистные для приютских заморышей, оказались сильнее. Они были крепко вбиты в головы детей суровой директрисой, маленькой сморщенной старушкой с громоподобным голосом. Моя благодарность этой стойкой женщине.

В ту ночь, как и во все последующие, я вернулась, подгоняемая пониманием, что самое разумное – придерживаться обыденного порядка вещей. И только поэтому я не осталась в тумане города навсегда, как происходило со многими еще до моего рождения. Вторую, полуночную сущность приходилось постоянно скрывать, от этого характер становился все более угрюмым и мрачным, появилась безжалостная непримиримость к недостаткам окружающих. Люди раздражали.

Когда пришлось покинуть приют, я неожиданно ощутила сильнейшее чувство принадлежности. Нет, не моей к чему-то, а скорее города – мне. Ощутив себя хозяйкой этого захолустного, забытого не только богами, но и демонами места, я приняла правила, по которым живут люди. И самое первое правило – не выделяться. Маскарад… У меня есть дом, где приходится коротать дни и ночи, официальная работа (впрочем, уже нет – уволилась) и полуночная охота, придающая существованию толику смысла.

Кто-то назвал бы меня оборотнем, но я предпочитаю именоваться Охотящейся в ночи. Прежде я никогда не встречала в городе подобных себе, а смутные догадки о возможном существовании на этой земле не только людей были подтверждены весьма неожиданным способом…

И вот я бесшумно скольжу среди домов, объятых ночью, и ведет меня, похоже, не охотничий инстинкт, а скользкий неуловимый ужас, сочащийся из темных подворотен. Город боится, и я запутываюсь в тенетах этого страха. Чем-то очень нехорошим может окончиться сегодняшняя охота. Старые дома, похожие на зубы дракона, неровной линией выстроились вдоль улиц. Вокруг витают запахи жизни и смерти, предательства и ненависти, счастья и горя.

Что я буду делать, если встречу его?.. Но в эту ночь мне не был дарован сомнительный успех. До апогея июньского полнолуния оставалось еще два дня.

Чем еще это объяснить, кроме как невероятным везением? Он просто не верил своим глазам. После почти недельного бесцельного поиска в Тени и бессильного наблюдения за небесными сферами наткнуться на характерную концентрацию страха…

Маленький полузаброшенный человеческий городишко излучал в пространство такой ужас, перед которым меркли гигантские эмоциональные факелы мегаполисов. До завершения ритуала оставалось две ночи. Нужна была последняя жертва.

Удача явилась в лице неприметной сероглазой Охотящейся, единственной темной на весь город, мрачно и обреченно кружащей по ночным улицам.

Ощутив давно и, казалось бы, прочно забытое чувство – волнение, он затаил дыхание, растворяясь в видении, лишь краем сознания контролируя погружение в иную реальность…

Серые глаза, такие же серые волосы, гибкое тело, жилка, бьющаяся на хрупкой шее в нечеловечески быстром ритме. Незаметная, незапоминающаяся, с тонкими запястьями и диким, жарким огнем, пляшущим в зрачках.

Незавершенная, раздвоенная, колеблющаяся между мирами одинокая полукровка.

Тучи вновь накрыли все сплошным пологом. Дождь, не переставая, моросил с самого утра. Город пробуждался и властно вовлекал меня в водоворот человеческой жизни.

Ненавижу общественный транспорт. Омерзительный букет запахов под названием «С добрым утром» вызывает тошноту. Перегар разной степени резкости перемешался с ароматом зубной пасты и дезодорантов, которые, по мнению людей, должны освежать все и вся. И работу ненавижу! Впрочем, я же уволилась и просто еду забрать вещи. Успокаивающе повторяю про себя, что соблюдение правил маскарада является основой безопасного существования. Моя утренняя мантра. В воздухе стояла удушающая жара, а моросящий дождь давал почти стопроцентную влажность. Возникало стойкое ощущение, что город целиком попал в какую-то баню.

Мое бывшее место работы, кафе «Афины», располагалось на окраине города и было оформлено с претензией на древнегреческий стиль. Оно пользовалось дурной славой еще до моего рождения, а во времена перестройки его стены повидали множество неприятностей. Пара заказных убийств, десяток мелких бандитских разборок, череда сменяющих друг друга, не всегда добровольно, владельцев. И теперь «Афины» имеют репутацию наиболее злачного и опасного места в городе, которое привлекает все самое гадкое, наглое и жестокое отребье и категорически не приемлет «приличных» людей. Регулярными посещениями данное заведение балует и милиция с ОМОНом на пару, и серьезные дядечки с толпой секьюрити, шерстящие местный контингент каждый по своим вопросам.

Однажды двое амбалов устрашающего размера устроили соревнование по порче посуды – кто больше разобьет. И что-то такое пакостное они сказали, пока я ползала по полу, собирая осколки. Желудок сводило от голода, к тому же я была после дежурства. Незаметно выскользнув вслед за этими двумя, я скинула в ближайшей подворотне одежду, устроила охоту и долго гоняла парней по окраинам, не давая приблизиться к машине. Сгущались сумерки. Проникновенный волчий вой гулко разносился по пустым цехам заброшенного сталепрокатного завода, будя потаенные страхи. И желтым огнем пылали глаза… В общем, не будите спящую волчицу. Я ведь и сама тогда испугалась, что меня поглотит неконтролируемая ярость. Один из амбалов надолго поселился в тюремной психушке, второй раз в полгода слал ему посылки откуда-то с Камчатки. Но какие сказки они рассказывали следователю, явившись с повинной!

Много позже, услышав об этом случае, учитель назвал меня самым человеколюбивым и интеллигентным оборотнем из всех живущих. Вот за это я его чуть не убила. Некий налет человечности во мне, разумеется, есть, но не очень плотный.

Оказавшись в «Афинах», я вдруг почувствовала, как на меня наваливается неимоверная усталость. Еле волоча ноги, я сдала форму, получила от администратора конверт с отступными и пожелание пропасть пропадом. Ему я пожелала того же.

А теперь обратно домой, ждать вечера и охоты. Я неторопливо брела по городу. Мелкий моросящий дождь прогнал сонную одурь, овладевшую мной. Внемлете ли вы очарованию темного пустого города? Когда лишь редкий прохожий, спеша сквозь туманную пелену, нарушает звонкую тишину. Когда кажется, что ты один в этой вселенной, состоящей из бесконечной череды улиц. Когда ты – хранитель и повелитель этого мира, и он безропотно подчиняется, позволяя изменять, перекраивать гибкую и вязкую, словно пластилин, ткань реальности так, как хочется. Когда ночь наполняет тени новыми чистыми запахами, не оскверненными человечиной, а фонари, как острова в бескрайнем море тьмы, очерчивают светлые круги на асфальте и листва редких деревьев кажется отлитой из бронзы. Бесшумно скользя от одного островка света к другому, я забываю обо всем на свете, кроме этой улицы и этих домов…

Обычно я люблю ночь. Но не сегодня. Меня подтачивали смутные опасения. Очарование ночи было нарушено. Чужак, незнакомец возник на границе между мною и вечностью. Застыв в круге света, я прислушалась и вгляделась. Позади мелькнула плотная, почти осязаемая тень. Он шел за мной! Сердце заколотилось в груди, руки мелко задрожали. Волчица оскалилась, пытаясь вырваться на свободу. Страх придет потом. Сейчас, сейчас я получу ответы на все вопросы, тревожащие мое бытие. Вопросы, ни разу не заданные вслух.

Стремительный рывок вперед – и дома, взирающие на улицу равнодушными провалами окон, сливаются в единую туманную стену.

«Домой, домой!» – истерично надрывалась одна часть сознания, тогда как другая готовилась торжествующе взвыть, желая поохотиться. Впереди воздвиглась туманная пелена. Влажная, манящая – она протягивала свои щупальца и звала, тянула меня к себе. Что можно противопоставить этому притягательному, отдающему плесенью забвения зову? Только жажду жизни: пульсацию крови в жилах и волны адреналина, выключающие сознание.

Стремительное движение, все более ускоряющееся, приближало ко мне жадные объятия тьмы. Неимоверным усилием воли я смогла лишь слегка изменить направление движения. Непослушные ватные ноги пронесли меня было мимо тьмы, когда пелена резко развернулась и я, обернувшись, сбилась с ритма. Асфальт больше не подталкивал мое тело в мгновенно загустевший воздух, не добавлял искрометной легкости в движения… Пелена сковывала, сжимала, убивала! Тьма все звала, и воля к жизни почти оставила меня.

Волчица взвыла, стряхивая оковы наваждения, отскочила назад и, оскалившись, метнулась дальше по улице серой бесшумной тенью. Настал час охоты. Но теперь я была жертвой, и результат, обещаемый в случае успешной поимки зверя, мне категорически не нравился.

Опять шагнул из тьмы навстречу мне противник, как будто дверь открыл. Я ринулась навстречу. Отскочила. Сверкнула молния впотьмах, и боль каленой искрой бок ожгла. Сковала судорога лапы, не могу бежать! Упала на асфальт, рыча от злости, неуклюже встала… Так просто не возьмешь меня! Плесень, мерзость и горькая полынь, кружащие рядом, коснуться не посмеют. Зов неожиданно толкнул меня во тьму. И вновь лечу вперед, клыки оскалив, метя в горло. Едва задела – он исчез, слился с туманом, ночью, темнотой… Подлая тварь! Неожиданно он очутился сзади, схватил за шкирку, швырнул о стену дома. Как больно!.. Я скатилась безвольной куклой в круг тусклого света. Не было сил даже шелохнуться. Вставай, борись, волчица!

Он приближается неторопливо, осторожно… Серебро веревки змейкой вьется между рук, тьма дивным шлейфом тянется за ним. Я напряглась пружиной сжатой, отвоевав все силы, что остались.

Вдруг… бесшумно, быстро с крыши скользнул объятый искрами комок. И вот уж двое в яростном объятии сплелись. Звучали странные слова. Шум, гром! Сверкали тусклые белесые огни. Что в городе моем творится? Горячий синий фейерверк рассыпан в небе… Прячась во тьме, двое двигались быстро – не уследишь. В свете огней блеснуло серебро кинжала. Знакомая форма…

Бежать, бежать, пока они заняты друг другом! Сила вошла в тело острым, до этого недоступным счастьем. Оставив позади скрестивших оружие, я растворилась в тенях знакомых подворотен. Исчезла, ускользнула. Но гадкий пронзительный скрежет сияющих лезвий несся мне вслед.

Домой, домой, домой…

Сидя на корточках за запертой дверью, я судорожно вслушивалась в окружающую тишину. Неприятно осознавать, что тонкая фанера и хлипкий замок этих не остановят. Едва не подвывая от охватившего чувства безнадежности, я попыталась вспомнить, каким образом попала в квартиру. Искренне надеюсь, что не навела особой паники и никто не получил сердечный приступ при виде меня.

Ничего не понимаю-у! И не у кого спросить, что хотят от меня эти типы. Можно предположить, что им нужна моя жизнь, а точнее, смерть. Кто они такие? Не знаю, но явно не из Охотящихся. Мною овладел азарт исследователя. Надо только все как следует припомнить. Я закрыла глаза, опершись спиной о дверь, и позволила мыслям коснуться волчицы. Зверь заворочался, не желая вспоминать ощущение некоей неестественности и чуждости происходящего. Затем все вспомнилось. Полынь, качающаяся на ветру, горечь на губах, в воздухе, везде. Тьма – суть и смысл, основа силы.

Не понимаю… Двое темных, которые не могут поделить одну маленькую меня, – это чересчур. «Именно темных», – пришло подтверждение-воспоминание из самого дальнего уголка разума. Не люди – другие существа, странные, опасные, полные незнакомой силы. От одного из них отчетливо доносился запах гнили и падали. Надо отсюда уходить, но куда?

Раздался звонок.

Я подскочила и нервно отлетела от двери. Если не в ужасе, то в весьма близком к нему состоянии, наткнулась на противоположную стену и сшибла вешалку. Зашипев от боли, мгновенно меня отрезвившей, я истерично хихикнула. Кто бы это ни был, но явно не темные – они и церемониться бы не стали, да и дверь их не остановит. Вдох, выдох… Натянув на лицо доброжелательную улыбку, больше похожую на оскал, я открыла дверь.