— Правда, существует одна проблема, — продолжал Астор Михаэле. — Афиши мы печатаем завтра утром. И рекламу тоже.
— Дерьмо! — Перл откашлялась. — А у нас все еще нет названия.
— Мы собирались этим заняться, — выпалил я. — Но все как-то не было времени.
— Не можем достигнуть общего согласия, — проворчал Мос.
Перл рядом со мной беспокойно заерзала на большой кожаной кушетке Астора Михаэлса.
— Может, мы будем просто «Особые гости» или что-то в этом роде?
Он покачал головой, губы разошлись, и на мгновение стали видны зубы.
— Афиши и реклама стоят денег, Перл. Деньги будут потрачены впустую, если на них нет вашего названия.
— Да, наверно, вы правы.
Она оглядела нас.
— Вот что мы сделаем, — сказал Астор Михаэле. — Я схожу на ланч, а вы пока обсудите этот вопрос. Вернусь через час, и вы сообщите мне название, полностью согласованное между всеми вами. Не список, не предположения или идеи: одно название, идеальное или нет.
Перл сглотнула.
— А если нет?
Он пожал плечами.
— Тогда сделка не состоится.
— Что? — Перл широко распахнула глаза. — Никакого выступления?
— Вообще ничего. — Астор Михаэле встал и направился к выходу. — Если вы впятером не в состоянии договориться о названии, то как, интересно, вы будете гастролировать вместе? Как вообще вас можно будет записать? Как могут «Красные крысы» выполнять свои обязательства перед вами на протяжении пяти лет, если вы не в состоянии согласовать одно простое название? — Он стоял в дверном проеме, надевая темные очки на смеющиеся, слишком большие глаза. — Так что если вы не согласуете что-нибудь идеальное, сделки не будет.
— Но… это же не взаправду? — спросила Перл.
— Взаправду. У вас есть час. — Астор Михаэле взглянул на часы. — Неплохая мотивация?
Некоторое время мы сидели в молчании, увеличенные фотографии крыс таращились на нас. В комнате витало чувство вины, как если бы мы вместе совершили какое-то ужасное преступление.
— Может, это такая ирония? — спросила Алана Рей.
— Ммм… Не думаю, — ответила Перл.
— Дерьмо! — сказал Мос — Что будем делать?
Перл, внезапно рассердившись, повернулась к нам с Мосом.
— Я знала, что мы должны придумать название, пока нас было трое, еще на первой репетиции. Теперь все гораздо сложнее!
— Эй, послушай! — Я вскинул руки. — В тот день я предложил, чтобы мы назвали себя «Б-секции». Чем плохо? — Мос и Перл просто неотрывно смотрели на меня в упор. — Что? Не помните? «Б-секции»?
Перл перевела взгляд на Моса и снова на меня.
— Да, помню. Но мне было неприятно объяснять, что названия групп, базирующиеся на музыкальных терминах, — все эти «Фа-диезы», «Обертоны», «Магнитофонные ленты», — в сущности, какие-то увечные, ни о чем не говорящие.
Мос пожал плечами.
— А я просто подумал, что ты шутишь, Захлер. В особенности во множественном числе. Глупо.
— Во множественном?
— Ну да. С добавочным «и» на конце. Как будто мы какая-то группа пятидесятых типа «Роккетс»[47] или чего-то в этом роде.
Минерва захихикала.
— «Роккетс» — это кордебалет, Мос. У них длинные, вкусные ноги.
Ладно, может, она еще не совсем нормальная.
— Не важно, — сказал Мос. — Я не хочу быть группой во множественном числе. Потому что если мы «Б-секции», то, что такое каждый из нас? Б-секция? Привет, я Б-секция. Вместе я и мои друзья — много Б-секций.
Минерва снова захихикала, а я сказал:
— Знаешь, Мос, что угодно звучит глупо, если говорить это много раз подряд. Какую замечательную идею ты предлагаешь?
— Не знаю. Что угодно конкретное, лишь бы не во множественном числе. — Он пнул ногой стол Астора Михаэлса перед собой. — Например, «Стол».
— «Стол»? — простонал я. — Это же просто гениальное название группы, Мос. Гораздо лучше чем «Б-секции». Давайте поднимемся наверх и заявим, что хотим быть «Столом».
Мос закатил глаза.
— Это же просто пример, Захлер.
Я снова обмяк на кожаной кушетке. Я хорошо представлял себе, что будет дальше. Классический Мос-вето. Всякий раз, когда мы решали, какое кино смотреть, Мос никогда ничего не предлагал, это должен был делать я, а он лишь говорил: «Нет», «Не интересно», «Мура», «Это мы видели», «Субтитры плохие»…
Перл наклонилась вперед.
— Ладно, ребята, не стоит паниковать.
— «Паника»! — воскликнул я. — Мы можем называться «Паника»!
— Уж лучше быть «Столом», — пробормотал Мос.
— Перестаньте! — сказала Перл. — Одно предложение за раз. Недели две назад у меня возникла одна идея.
Мос стремил на нее свой типичный вето-взгляд.
— И что это?
— Как насчет «Безумие против здравомыслия»?
— Перл, дорогая, — заговорила Минерва. — Тебе не кажется, что это, типа… подчеркнуто?
Она смотрела на Алану Рей, не замечая, что все остальные смотрят на нее.
— Это не о нас, — ответила Перл. — Это обо всем том диком, что происходит вокруг. Типа черной воды, кризиса санитарии, волны преступлений. Типа той безумной женщины, которая выбросила «Стратокастер» на меня и Моса… именно так и возникла наша группа.
— Ну, не знаю, — сказал Мос. — «Безумие против здравомыслия». На мой вкус, чересчур вычурно.
Счет два — один в пользу Моса-вето.
Я пытался что-нибудь придумать, отдельные слова и фразы крутились в голове, но Перл была права: чем дольше силишься поймать удачное название, тем дальше оно ускользает от тебя. Чем глубже музыка проникла в сознание, тем невозможнее становится описать ее в двух-трех словах.
Молчание нарушил пронзительный визг демонстрационной записи какой-то метал-группы, загрохотавшей по всему офисному зданию. Казалось, стальные стены сейфа сдвигаются, воздух становится все более спертым. Я вообразил картину: Астор Михаэле захлопывает дверь, и мы остаемся тут придумывать название группы, пока у нас не кончится кислород.
Я вспомнил о грохоте и ударах в здании на Шестнадцатой улице, где мы репетировали, и подумал, все ли тамошние группы имеют названия.
Сколько всего групп в мире? Тысячи? Миллионы?
Подняв взгляд на стоящие вдоль стены сейфы, я подумал: а может, нам всем просто присвоить номера?
— Почему бы просто не взять что-то совсем простое? — предложил я. — Скажем… «Одиннадцать»?
— «Одиннадцать»? — тут же среагировал Мос. — Это потрясающе, Захлер. Но «Стол» все равно лучше.
Минерва вздохнула.
— С «Безумием против здравомыслия» вот еще какая проблема: это название ложно по существу, учитывая, как у нас, типа, обстоит дело со здравомыслием.
— Это, конечно, чистое здравомыслие — заставлять нас таким образом подбирать название группы, — заявила Перл, сердито глядя на фотографии крыс.
— Такого рода ультиматум — это вообще-то обычная практика компаний звукозаписи? — спросила Алана Рей.
— Нет, — ответил я. — Это совершенно паранормально.
Глаза Перл вспыхнули.
— Эй, Захлер, может, нам стоит назвать себя «Паранормалы»?
— Опять множественное число, — сказал Мос. — Вы что, ребята, не въезжаете насчет того, что множественное число не годится?
— Ой, да отстань ты со своим множественным числом! — воскликнул Перл. — Пусть будет «Паранормальная», если тебя так на этом зациклило.
— Слово «Паранормальная» может иметь два смысла, — произнесла Алана Рей.
Мы уставились на нее. В тех редких случаях, когда Алана Рей открывала рот, все внимательно слушали.
— Приставка «пара-» может означать «близко, рядом», — продолжала она. — Типа параюристы[48] и парамедики,[49] которые помогают, то есть работают рядом с юристами и врачами. Но это также может означать и «против, от», типа тент[50] от солнца и парадокс, то есть противоречивое высказывание.
Я удивленно уставился на нее. Со времени первой репетиции это, пожалуй, была самая длинная речь, произнесенная Аланой Рей. И, как все, что она говорила, это звучало странно, но в то же время разумно.
Может, «Паранормальная» и впрямь подходящее название для нас.
Перл задумчиво свела брови.
— Тогда против чего парашют?
Веки Аланы Рей дернулись.
— Против тяготения.
— Только тяготения нам не хватало, — пробормотал я.
— И если мы остановимся на «Паранормальной», — продолжала Алана Рей, — нужно решить, что мы имеем в виду — близко к нормальным или против нормальных. Названия очень важны. Вот почему я прошу вас называть меня полным именем.
— Эй, а я всегда считал, что Рей — это твоя фамилия, — сказал Мос. — Кстати, какая же у тебя в таком случае фамилия?
Я затаил дыхание: когда речь заходит об Алане Рей, спрашивать ее фамилию — это практически личный вопрос. Однако спустя несколько мгновений она ответила:
— У меня нет настоящей фамилии.
Она замолчала. Ее руки нервно вздрагивали.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Перл.
— В школе нам дали новые фамилии, такие, какие проще произносить. Тогда никто не станет просить нас произнести их по буквам. Это делалось с целью избавить нас от неловкости.
— У тебя трудности с произнесением по буквам? — спросила Перл. — Типа дислексии?[51]
— Дислексия, — сказала Алана Рей. — Д-и-с-л-е-к-с-и-я. Дислексия.
— Послушайте! — сказал я. — Я не в состоянии произнести это по буквам.
Она улыбнулась мне.
— Только у некоторых были трудности с произнесением по буквам, но новые фамилии дали всем.
— Может, это не так уж и важно, — заговорила Минерва, и все повернулись к ней. — Раз музыка хороша, люди будут думать, что и название замечательное. Даже если это просто случайный набор слов.
Мос кивнул.
— Да, «Битлз», к примеру, глупое название, если задуматься. Но они не страдали из-за этого.
— Парень! — У меня буквально челюсть отвалилась. — Это совсем не глупое название! Это классика!
— Не слишком-то удачно, — сказала Минерва. — «Битлз» — это почти что жуки.[52] Просто какая-то жалкая игра слов. И к тому же множественное число.
Она улыбнулась Мосу.
— Эй, это правда? — удивленно замигал я.
Но я уже понимал, что они правы: «битлз» — это искаженное «жуки».
Мос и Минерва рассмеялись, глядя на меня.
— Ты что, никогда не замечал этого? — спросил он.
— Я просто всегда думал, что слово пишется неправильно, потому что так принято в Англии. Я читал эту английскую книгу о них, ну и всякое другое, и везде было написано неправильно.
Теперь уже все смеялись надо мной, а я подумал, что, может, Минерва права. Может, не имеет значения, как называться: «Паранормальные», «Фа-диезы» или даже «Стол». Может, музыка нарастает вокруг названия, каким бы оно ни было.
Но мы продолжали спорить, конечно.
Когда Астор Михаэле вернулся в ожидании ответа, Перл вытащила свой телефон.
— Еще только сорок минут прошло! Вы сказали, час.
Он фыркнул.
— У меня дел полно. Так как мы будем называть вашу группу?
Все замерли. Мы перелопатили примерно десять тысяч идей, но не было ни одной, с которой согласились бы все. Внезапно я даже не смог вспомнить ни одной из них.
— Давайте! — Астор Михаэле щелкнул пальцами. — Время победить или умереть. Мы в бизнесе или нет?
Естественно, все посмотрели на Перл.
— Ммм… — Последовала длинная пауза. — «Паника»?
Астор Михаэле задумался на мгновение и громко расхохотался.
— Вы удивились бы, узнав, скольким до вас это приходило в голову.
— Что «это»?
— «Паника». Когда я предъявляю группам ультиматум названия, они всегда заканчивают тем, что называют себя как-то вроде «Паники», «Тусовки» или даже «Откуда, к черту, нам знать?»
Он снова расхохотался, блеснув в полутьме зубами.
— Значит… вам не нравится? — спросила Перл.
— Дерьмо. Звучит словно группа фанатичных поклонников восьмидесятых.
Все словно языки проглотили, ну, я и спросил:
— Значит, мы провалились?
Он фыркнул.
— Не глупи. Я просто пытался мотивировать вас, а заодно немножко позабавиться. Успокойтесь, ребята.
Минерва захихикала, но остальные были готовы убить его.
Астор Михаэле сел за свой письменный стол и наконец продемонстрировал в улыбке все свои зубы, ряд белых бритв, сверкнувших в полутьме.
— «Особые гости», вот вы кто!
19
«The Impressions»[53]
АЛАНА РЕЙУслышав наши имена, портье не стал сверяться со списком или использовать свой головной телефон, а просто махнул рукой, чтобы мы проходили. Даже не посмотрел нам в глаза.
Перл и я прошли прямо мимо вереницы людей, ждущих, чтобы у них проверили документы, обхлопали их самих и провели через металлодетектор, после чего они должны были заплатить сорок долларов (тысяча долларов за каждые двадцать пять человек) и только потом могли войти внутрь. Все произошло в точности, как обещал Астор Михаэле. Мы были в обычной одежде, ничего не платили, а Перл к тому же несовершеннолетняя, но мы получили возможность увидеть «Армию Морганы».
— Наши имена, — сказала я. — Они сработали.
— А почему должно быть иначе? — усмехнулась Перл, когда мы шли длинным, полуосвещенным коридором к огням и шуму танцевального зала. — Мы же таланты «Красных крыс».
— Почти таланты «Красных крыс», — сказала я.
Это «почти» заставляло меня подергиваться.
Адвокат Перл все еще спорила о деталях нашего контракта. Она говорит, что на протяжении ближайших лет мы будем благодарны за ее усердие — когда станем знамениты. Я понимаю, что в правовых документах детали очень важны, однако прямо сейчас эта задержка заставляла мир вокруг дрожать, типа как если бы я вышла из дома без бутылочки с таблетками в кармане.
— Ерунда, — отозвалась Перл. — Сейчас наша группа практически реальна, Алана Рей, а реальные музыканты не платят за то, чтобы посмотреть, как играют другие.
— Мы и раньше были реальны, — ответила я. Мы как раз пересекали танцевальный зал, и музыка, с помощью которой ди-джей разогревал публику, вызвала у меня желание барабанить пальцами. — Но ты права. Сейчас все ощущается иначе.
Моя подрагивающая рука была усеяна пятнышками пульсирующего света танцевального зала. Обычно то вспыхивающие, то гаснущие огни вызывают у меня ощущение, будто я отделяюсь от собственного тела, но сегодня вечером все казалось очень прочным, очень реальным. Связано ли это с тем, что наш контракт был (почти) заключен? Учителя в нашей школе всегда повторяли, что деньги, признание, успех — все то, что дано лишь нормальным людям, но не нам, — не так уж и важны и что их отсутствие не должно заставлять нас чувствовать себя менее реальными. Однако на самом деле это не так. Появление у меня собственного жилья заставило меня чувствовать себя более реальной, и тот факт, что я зарабатываю деньги, тоже. Этим вечером, получив свои первые в жизни визитные карточки, я вынимала их из коробки одну за другой, снова и снова читая свое имя, хотя на всех оно было одно и то же…
И теперь мое имя позволило мне пройти мимо длинной очереди людей в более дорогих одеждах и с лучшей стрижкой, людей, никогда не посещавших спецшкол. Людей с настоящими фамилиями.
Что поделаешь, если я чувствовала, что это важно?
Перл сияла в свете огней танцевального зала, как будто тоже чувствовала себя более реальной. Она не имела права находиться здесь, и я ожидала, что портье поймет, что ей всего семнадцать, хотя Астор Михаэле и говорил, что это не проблема.
Эта мысль на мгновение заставила меня занервничать. В школе нас учили быть законопослушными. Ваша жизнь будет непроста и без судимостей, предупреждали нас. Конечно, утверждение, что люди вроде нас не могут позволить себе нарушать законы, предполагает, что другие могут. Может, сейчас мы с Перл были ближе к тем, другим людям.
Мои пальцы начали зудеть и пульсировать, но не из-за вспыхивающих огней: я хотела как можно скорее подписать контракт. Хотела ухватить эту реальность, зафиксировать ее на бумаге.