Бледный от потрясения, он дергался и потел, словно увидел что-то в миллион раз хуже, чем разбитая мной дверь.
— Это правда, Мин, — сказал он. — Борьба действительно происходит.
Я обняла его.
— Не волнуйся, Мос. Мы найдем для тебя безопасное место.
— Любой ценой, — сказал Астор Михаэле, — я должен делать все, чтобы талантливые люди были счастливы.
22
«Crowded House»[55]
ПЕРЛНа следующее утро после выступления «Армии Морганы» зазвонил мой телефон; это оказался Астор Михаэле.
— У меня из-за вас похмелье, — сказала я, ощущая все бокалы шампанского, которые он мне приносил.
Дело происходило во время завтрака, и мама бросила на меня через стол суровый взгляд, но я его проигнорировала. Тупые гены шампанского.
Астор Михаэле рассмеялся.
— Ну, по крайней мере, нам есть что отпраздновать. Они наконец готовы.
Я прищурилась от яркого солнечного света, льющегося через окно столовой.
— Контракты?
— У меня в руках.
— Ваш адвокат работает в субботу утром?
— Они были готовы еще вчера.
Мама делала вид, что не слушает, но я старалась говорить потише. Все так и подталкивали меня побыстрее довести до конца эти переговоры, как будто задержка была по моей вине.
— И почему вы даже словом не обмолвились об этом вчера вечером?
— Вчера у меня был очень напряженный вечер.
— Ох, ваши таинственные дела.
Он покинул меня и Алану Рей еще до окончания выступления в клубе, улыбаясь с таким видом, словно имел какой-то грязный секрет.
— А после этого я был занят еще больше. — Астор Михаэле устало вздохнул, — Давай встретимся в два часа в центре, и я все объясню.
— Объясняйте что угодно, только принесите контракты.
— Контракты? — спросила мать в тот момент, как я отключилась. — Надо понимать, ты добилась, чего хотела?
Я посмотрела на свои руки. Они дрожали — наполовину от похмелья, наполовину от волнения.
— Да, так оно и есть.
Она посмотрела в окно.
— Не понимаю, зачем мы впустую тратили все эти деньги на школу, если ты в состоянии просто взять и сделать что-то вроде этого.
— «Джульярд» не пустая трата денег, мама. Но со школой… покончено.
Она смотрела на меня, пытаясь придать лицу выражение недоверия, хотя понимала, что я права. С каждым днем на занятия приходило все меньше учеников, но и они планировали найти способ сбежать из города. Эллен Бромович все говорила правильно: неделю назад оркестр старшекурсников был официально распущен до конца учебного года. Инфраструктура рушилась прямо на глазах.
— Плюс, — добавила я, — это мечта моей жизни и все такое.
— Твоей жизни? Тебе всего семнадцать, дорогая.
Я уставилась на маму, готовая ответить очередной резкостью, но ее глаза засияли в солнечном свете, и внезапно я заметила то, чего никогда не могла даже вообразить: моя несгибаемая мать выглядела хрупкой и уязвимой, как будто беспокоилась о будущем.
У меня возникла мысль — а что, если все ее друзья сделали то же самое, что и мои? Отбыли в Швейцарию, покинули город? Что, если никого больше не беспокоит сбор денег для музеев, танцклассов и оркестров? Что, если все вечеринки, ради которых она жила, не имеют больше причин собираться и просто перестали происходить, сделав все ее бриллианты и черные платья для коктейлей ненужными?
Маме тоже требовалась инфраструктура, внезапно осознала я, и сейчас она рушится у нее на глазах.
Поэтому я сказала лишь:
— Семнадцать лет — это не так уж мало, мама. Надеюсь, еще не слишком поздно.
Я позвонила домой Мосу, чтобы позвать его с собой. В конце концов, мы вдвоем начинали эту группу. Это был наш момент триумфа.
Мать не видела его сегодня утром. Она вообще не была уверена, что он ночевал дома, и была явно огорчена этим. Может, в прошлом Мос иногда не приходил домой в ночь с пятницы на субботу, продолжала она, но, учитывая, что сейчас происходит, ему следовало бы быть осмотрительнее…
Отключившись, я тоже слегка забеспокоилась, надеясь, что Мос не собирается подвести меня. Если не считать Аланы Рей и почти восемнадцатилетней Мин, все наши родители должны были скрепить своей подписью контракты «Красных крыс». До нашего первого выступления оставалось всего шесть дней, и сейчас было не время провоцировать стычки.
Потом я позвонила домой Захлеру, но там никто не отвечал, и голова у меня пошла кругом от обилия воображаемых причин, по которым оба они могли одновременно исчезнуть. В последнее время полиции часто приходится заниматься исчезновением людей, в особенности под землей; ходили даже слухи, что метро собираются полностью закрыть. Но ведь Мос и Захлер не настолько тупы, чтобы спускаться в подземку.
Нет, только не сейчас, когда мы так близки к…
Астор Михаэле сообщил мне адрес огромного жилого квартала на Тринадцатой улице. Я прибыла туда вовремя; он ждал меня в холле, зажав под мышкой портфель из крокодиловой кожи.
— Нам нужно подняться, — сказал он.
— Вы живете здесь?
Ковер в холле местами протерся, позади портье в креслах сидели два охранника с ружьями на коленях. Они внимательно разглядывали нас.
— Господи, нет. У «Красных крыс» здесь свои квартиры. Думаю, ты, наверно, захочешь встретиться кое с кем.
Я не понимала, что он имеет в виду, но мне было все равно; я не могла оторвать взгляд от портфеля.
Лифты оказались старомодные, на кабелях, похожие на клетки в зоопарке. Когда мы вошли внутрь, старик в униформе закрыл за нами дверь и рывком отвел в сторону огромный рычаг. Лифт начал подниматься, этажи были видны между прутьями «клетки». Мое похмелье принялось ворчать из-за трех чашек кофе, которые я выпила. Астор Михаэле повернулся ко мне, еще сильнее сжимая свой портфель.
— Перл, я занимаюсь этим с тех пор, как новый звук стал по-настоящему новым.
— Поэтому я и разыскивала вас.
— И за это время я записал пятнадцать групп. Но ваша — это нечто особенное. Ты ведь понимаешь это?
Глядя, как этажи скользят мимо, я улыбнулась, вспомнив, какой трепет меня охватил, когда я нашла Моса и Захлера.
— У нас есть душа.
— И эта душа — Минерва, Перл. Она — вот что делает вас особенными.
Мы так резко остановились, что меня чуть не вывернуло наизнанку. Я сглотнула, сердце забилось чаще. К чему ведет Астор Михаэле? Он что, не хочет записывать остальных? Пытается возбудить во мне ревность к Мин?
Лифтер поворачивал свой рычаг то в одну сторону, то в другую, в соответствии с чем мы слегка приподнимались и опускались. По-видимому, цель состояла в том, чтобы пол в лифте остановился на одном уровне с покрытым красным ковром полом по ту сторону «клетки». Я попыталась вспомнить, сколько бокалов шампанского купил мне вчера вечером Астор Михаэле.
— Я знаю, что Минерва особенная, — сказала я, тщательно подбирая слова. — Мы вместе выросли.
— В самом деле?
В конце концов, лифт слегка накренился и со стуком остановился. Мы вышли и оказались в длинном коридоре. «Клетка» закрылась и уехала.
— Из моих пятнадцати групп, Перл, к настоящему моменту самоликвидировались одиннадцать, — сказал Астор Михаэле, не трогаясь с места.
Ну, это была не новость. Все знают, что группы «Красных крыс» имеют тенденцию распадаться.
— И все они представляли новый звук, надо полагать.
— И почему, как ты думаешь, это происходило?
— Ну… Не знаю. Наркотики?
Он покачал головой.
— Такое объяснение мы обычно даем прессе. Но на деле это случается крайне редко.
Я прищурилась.
— Вы хотите сказать, что скрываете истину, ссылаясь на наркотики? Почему?
— Потому что есть вещи похуже наркотиков. — Он вздрогнул. — Вчера вечером с «Токсоплазмой» случилась… ну, можно сказать, авария. После первого же выступления, заметь. Эти парни никогда по-настоящему не ладили друг с другом, знаешь ли.
По его лбу стекала струйка пота; никогда раньше я не видела Астора Михаэлса расстроенным.
— Что произошло?
— Кто знает точно? Стресс был ужасный. И потом убрать все за ними дорого стоило. — Он почистил под ногтями свободной руки ногтем другой. — Приятного мало.
— С ними покончено?
— Ну, не в прямом смысле. Как ты говоришь, это всегда было проблемой с новым звуком. «Токсоплазма» имела душу, но ее хватило лишь на одно выступление. Одно-единственное выступление! — Он испустил долгий вздох. — «Армия Морганы» может продержаться целую вечность, но, конечно, они не настоящие.
— Эй, может, они вчера играли и не идеально, но, по-моему, замечательно. В каком смысле «не настоящие»?
Астор Михаэле бросил взгляд в один конец коридора, потом в другой.
— Объясню на месте.
Он повернулся и пошел. Я последовала за ним, и живот у меня снова взбунтовался. Колени дрожали, как будто пол под ногами ходил ходуном. Что мы здесь делаем?
Он остановился перед одной из дверей и дважды постучал. Никакой реакции.
— Не хочется беспокоить жильцов, но, думаю, их нет.
— Кто здесь живет?
Он вытащил из кармана ключ и отпер дверь. Внутри нас ждал Зомби.
— Я всегда различал их, — начал Астор Михаэле. — Даже до того, как это случилось со мной.
Я смотрела на кушетку, по которой была разбросана одежда Мин: черные платья, шали, колготки. На полу лежали два раскрытых чемодана.
Живот снова свело. Теперь Минерва живет здесь. И это Астор Михаэле переселил сюда ее, свою особенную девушку.
— Они ходят по клубам, их глаза буквально источают секс. Но когда они оказываются на подмостках… — Он покачал головой. — Они натуральные звезды, чертовски харизматичные. Не считая одной маленькой проблемы.
— Они сумасшедшие?
— Сумасшедшие? Я работаю на компанию звукозаписи, Перл, и не имею дела с сумасшедшими. — Он наклонился вперед. — Нет. Они кровожадные каннибалы.
Я посмотрела ему в глаза. Неужели он только что произнес слово «каннибалы»?
Но потом я вспомнила, как во времена до появления Лус пришлось госпитализировать одного из докторов Мин. Вспомнила, как она обожала сырое мясо, как с каждым днем ее зубы становились все острее.
Почти такими же острыми, как у Астора Михаэлса.
Холод прокрался вдоль позвоночника.
— Зачем вы привели меня сюда?
Он недоуменно посмотрел на меня, а потом насмешливо фыркнул.
— Послушай, я никогда даже не пытался делать это, ни разу. Я не такой, как все они. — Его веки подергивались, похоже, он все еще нервничал. — Я в своем уме. И ни ради чего в мире не причиню тебе вреда, моя дорогая малышка Перл. Ты ведь оказала мне такую огромную услугу!
— Услугу?
— Вот уже два года я ищу кого-то вроде себя — инфицированного, но иммунного к голоду. Певицу, способную подняться на сцену и донести новый звук до мира без… — Он снова посмотрел на свои ногти. — Почти без каннибализма.
Да, хотелось бы узнать, что конкретно произошло прошлой ночью с «Токсоплазмой». Скорее всего, то, что осталось, восстановлению не подлежит ни в какой клинике.
— Вот почему меня охватил такой трепет, когда ты привела ко мне Минерву, — продолжал Астор Михаэле. — Она настоящая, понимаешь? Не притворяется, как Эйбрил Джонсон. Но и не такая, как парни из «Токсоплазмы». — Зомби вспрыгнул ему на колени, и он погладил кота по голове. — Она иммунна к голоду.
— Я бы не стала заходить так далеко. — Я обвела взглядом разбросанную одежду. — Какое-то время она была очень плоха.
— Выходит, ты каким-то образом помогла ей остаться самой собой.
— Нет, не я. Ее родители наняли эту… в общем, женщину, сведущую в эзотерике. Которая знает, что делать с ней.
Я снова оглянулась по сторонам. Интересно, как Мин теперь рассчитывает получать то, в чем нуждается? Сколько продержится без настоев Лус?
— Ну, если есть кто-то, понявший, как лечить эту штуку, мы должны действовать быстро. Пройдет совсем немного времени, прежде чем лекарство разольют по бутылкам и его сможет получить любая рок-звезда. — Он содрогнулся. — Что за несчастье, право.
Я перевела взгляд на его руки с длинными, острыми, наманикюренными ногтями.
— И это никогда не делало вас…
— Безумным? Каннибалом? — Он покачал головой. — Просто иногда хочется сырого мяса. Ну, и еще я сексуально озабочен, постоянно.
— Сексуально озабочен?
По коже поползли мурашки.
— Конечно. — Он усмехнулся. — Именно так эта штука и распространяется, знаешь ли. Это ведь всего лишь болезнь, Перл. Просто какой-то новый микроб в воде. И, насколько я в курсе, эта болезнь передается половым путем. И заставляет носителя хотеть распространять ее.
Я закрыла глаза. Значит, Лус была права насчет мальчиков. Интересно, насчет чего еще она была права? Где ее ангелы теперь, когда я нуждаюсь в них?
Потом я вспомнила, что Марк тоже пострадал. Может, он и заразил Минерву? Или в точности наоборот? Кто-то из них нарушил верность и…
Мне на колени вспрыгнул Зомби, и я открыла глаза.
Астор Михаэле продолжал говорить.
— Вот уже два года я гоняюсь за необычными певицами, стремясь найти ту, которая, заполучив эту харизму, не сошла бы с ума. Но каждый раз результат один. Пятнадцать групп, Перл. И, в конце концов, ты приводишь ко мне уже готовую рок-звезду! — Он откинулся назад, поглаживая ладонью платье Мин и вздыхая. — После всех моих трудов.
Я сидела, поглаживая Зомби и пытаясь сдержать крик по мере того, как сказанное доходило до меня. Астор Михаэле сознательно распространял эту болезнь, погубил множество людей, которые стали такими, как Минерва, и теперь лежали, скорчившись, на улицах и платформах подземки, или родственники вынуждены были запирать их на чердаках.
Мы заключили сделку с монстром. Новый звук — музыка монстров.
Я сделала глубокий вдох, напоминая себе о контрактах. То, что я узнала, ничего не меняет. Артисты всегда люди со сдвигом; имеет значение лишь то, что ты делаешь со своим безумием. Мы по-прежнему хорошая группа, выдающаяся группа, даже если весь наш музыкальный стиль базируется на… болезни.
Пока мы — Тадж-Махал групп каннибалов, может, это не так уж и плохо.
— Хорошо, — сказала я.
На самом деле, конечно, хорошего было мало, но, произнеся это слово, я почувствовала себя лучше.
Астор Михаэле улыбнулся.
— Значит, теперь мы в этом деле заодно, да, Перл? Мы должны заботиться о здоровье и благополучии Мин, чтобы все наши немалые труды — твои и мои — не пропали даром. Даже если некоторые ее поступки по-настоящему злят и раздражают тебя. Договорились?
Я прищурилась, глядя на него.
— Типа чего?
— Ну, я имею в виду то, что она не всегда может… контролировать себя. Эта болезнь делает людей безумными, вспыльчивыми и в особенности сексуально озабоченными. Иногда даже я не в состоянии контролировать себя.
— Может, вы не так уж и стараетесь?
Он широко улыбнулся, обнажив острые зубы.
— Вполне скромная плата за искусство.
Зомби навострил уши, спрыгнул с моих колен и подбежал к двери. Спустя мгновение послышалось звяканье ключей.
— Ну, вот они и дома. — У Астора Михаэлса снова задергалось веко. — Помни главное — мы все хотим, чтобы эта группа добилась успеха. Поэтому не своди бедную Мин с ума. Я собственными глазами видел, что это такое, и ты даже вообразить не можешь, через что ей пришлось пройти. Будь с ней милой, ладно?
Голова у меня снова пошла кругом.
«Они дома», — сказал он.
Они!
Дверь открылась, в комнату ворвалась Мин. Следом вошел Мос, неся потрепанную спортивную сумку.
— Мосси! Ты только глянь, кто здесь! — воскликнула Мин, ослепляя меня своей физумительной красотой, своей каннибальской харизмой.
Мос просто стоял и смотрел на нас; вид у него был удивленный, но не виноватый.
Чувствуя, как внутри все сжалось, я вспомнила, как обеспокоенно сегодня утром звучал по телефону голос его матери. Он скинул с плеча сумку, и она плюхнулась на пол, словно мертвое тело, так была набита. Он перебрался сюда.