Я обрадовалась, сказала, что хочу купить большое зеркало. Рано радовалась: Профессор разрешил купить подсвечник и три свечки. Скупердяй.
* * *— А как ты в суде отбиваться будешь? — спросила я Льда по пути в лавочку.
— Попрошу предоставить внятные доказательства того, что мы подговорили посыльного поджечь прачечную.
— А они скажут, что странные действия посыльного и есть лучшее доказательство… — поддразнила я.
— По счастью, ни один суд, даже самый предвзятый, не примет таких объяснений.
— Ой, не зарекайся, — предостерегла я. — Это же Отстойник, тут все родственники. Судья приходится дядей жене, теперь уж вдове владельца прачечной. Будет ли он беспристрастным? А жены прокурора и начальника Службы Надзора — двоюродные сестры. А жена начальника таможни — их подружка. И если бы было по-другому, Профессор войну со Службой Надзора за Порядком не выиграл бы. Вот так.
Лёд только фыркнул в ответ.
Минут пять мы шли молча.
— Отстойник, конечно, милое место, — заметил он вдруг, когда до лавочки оставалось всего-ничего, — но если всё обстоит так, как ты сейчас сказала, то надо повеситься.
— Ага, зацепило! — обрадовалась я. — Не вся правда, но доля правды в этом есть! — и толкнула входную дверь.
Звякнул колокольчик, отгоняющий злых духов, если они вдруг вознамерятся просочиться в помещение с улицы и предупреждающий о посетителях, что куда важнее пугания духов.
Поскольку всю дорогу мы проспорили о суде, то и не договорились, кто первый заведет разговор.
Хозяйка смотрела на нас, мы на товары, молчание в лавочке становилось всё более и более напряженным, и, наконец, я прорвала его.
— Нам вон тот подсвечник покажите, пожалуйста…
Хозяйка, энергичная дама неопределенного возраста, сняла с полки медный подсвечник.
— Берите, берите, — посоветовала она. — Последний остался по такой цене, другие дороже пойдут.
— А чего так? — вступил в разговор Лёд, подбираясь к нужной теме. — И свечки, смотрю, подорожали… Раньше на эту цену полдюжины можно было взять, а теперь и четырех не укупишь.
— Вы, молодежь, как дети, прямо?! — всплеснула руками возмущенная дама. — Все ж дорожает! Указ о взятках вышел — так теперь еще больше давать надо, за риск накидывают. Новый товар уже по новой цене идет. Налоги плати, пошлины плати, за то чтобы лавочка целой была…
Тут она осеклась, словно сболтнула лишнее, рот сжала плотно, как края кошелька и замолчала, несмотря на все попытки Льда разговорить ее снова.
Мы расплатились за ненужный подсвечник и грустно вышли на улицу.
— Льдинка, ну а ты что хотел? — спросила я расстроенного Льда. — Будь ты один, она, может быть, и рассказала чего-нибудь, — а так нас была уже толпа, для четырех ушей эта информация не предназначается.
— Владельцы лавок и не скажут, — почесал Лёд затылок. — Им есть что терять. Надо выйти на тех, кто рядом вертится, много знает, но взять с кого практически нечего.
— Ну и задачку ты задал, — пожала я плечами, глядя на Льда с неким удивлением. — Еще бы придумать, где найти человека с таким набором достоинств. А когда найдешь, надо придумать, как его расколоть.
— Ты мне найди, а я уж расколю, — подмигнул Лёд.
Глава десятая
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
Личная жизнь становилась всё интереснее, как Нож мне, в принципе, и обещал.
Что-то, как я ни старалась, полноценно спать всю ночь всё равно не удавалось. Дракона теперь не звала, но времени на сон от этого не прибавилось, так в чём же, спрашивается, выигрыш?
Как порядочный человек, Янтарный не мог позволить, чтобы девушка бегала к нему на свидания, поэтому приходилось принимать его у себя.
Соответственно, пришлось разжиться веревочной лестницей, которую надо было спускать из окна, чтобы он мог подняться, поднимать, а утром снова спускать, выпроваживая его тем же путем, чтобы не дискредитировать представительство в глазах общественности. Короче, сплошные проблемы.
Наши делали вид, что ничего не замечают, хотя не заметить веревочную лестницу, нагло свисающую из окна, — о-о-о-о-очень сложно.
Град как-то вечером, делая обход Огрызка перед сном для порядка и здоровья, чуть ли носом в неё не уперся, в сиреневых вечерних сумерках: Янтарный уже поднялся, и мы стали затягивать лестницу в окно.
Увидев, что загадочная вещь ускользает, замороченный Град вцепился в её край и стал тянуть на себя. Мы — на себя. Он не отпускал. Мы тоже.
Так мы и перетягивали лестницу до тех пор, пока я не высунулась из окна, и вежливо не попросила Града её отпустить, пока я чем-нибудь тяжелым сверху не кинула.
Уважая личную жизнь практиканток, Град лестницу выпустил.
Уверена, что после этого он для начала уточнил одному ему известными способами, кто находится в моей комнате, а затем отправился в свой кабинет и поднял досье на Янтарного.
У Града в кабинете стоял такой хитрый потертый шкафчик, практически шкапчик (чем-то неуловимо напоминающий нашего Профессора) в котором хранились материалы на большую часть жителей Огрызка, аккуратно размещенные под разными литерами.
А Янтарного пришлось предупредить, что у нас тут экономия, так что поесть-попить надо приносить с собой, что он и делал.
Впрочем, уж это-то было для него не в новинку: в Пряжке у воспитанниц тоже были вечные проблемы с продовольствием. Наверное, поэтому мы все там были худые и красивые.
Кроме надзидам.
* * *Расследование ночных поджогов зашло в тупик: Лёд еще походил по лавочкам, пытаясь узнать что-нибудь о поборах с лавочников — но везде натыкался на стену молчания.
— Как в рот воды, Медбрат их дери, набрали… — ругался он. — Все большие глаза делают. Никто ничего не ведает.
Профессор тоже ничего не мог узнать: те дамы, что получили конфиденциальные сведения из надёжных источников — охотно делились ими с теми, кто хоть одним ухом слушал. Те же, кто действительно что-то знал, молчали в тряпочку.
Я решила провести своё расследование, взяла тазик и мочалку и отправилась в общественные бани, хотя своя была под рукой, рядом с конюшней Огрызка.
Общественные бани были гордостью Отстойника, потому что приносили казне чистый доход, практически без расходов: они стояли на горячем источнике, который бил под Горой и, постепенно остывая, впадал потом обычной прохладной речкой в Гадючку.
Умные головы прямо на источнике возвели здание на сваях.
В женском отделении горячая вода из недр земли выливалась из разинутой пасти каменной лошадиной головы, укрепленной в стене с таким расчетом, чтобы удобно было подставлять под обжигающий поток всякие тазы и вёдра. Потом вода по гранитному желобу стекала в каскад бассейнов.
Первый бассейн был самый горячий: сидеть в нем без риска обварить кожу могли немногие. За ним шел второй, самый большой, в нем уже было хорошо. В третий бассейн отправлялись охладиться после горячих двух, а в четвертом, мелком, купали ребятишек.
Пройдя через четыре бассейна, вода специальным руслом уходила в ручей. Рядом с бассейновыми залами находилась помывочная, где смывали с себя в тазиках грязь перед тем, как погрузиться в общие бассейны.
Рядом с помывочной была раздевалка, а около раздевалки — каморка для замшелой бабушки, которая с одинаковым успехом срезала мозоли, боролась с перхотью и варила всякие зелья.
Так же была устроена и мужская часть бань, а энергичная бабушка работала на оба крыла.
В женском отделении было оживлённо, но не так, как обычно. Обстановка царила самая задушевная, чему очень способствовало уютное зданьице бань, сделанное с большой любовью и тщанием.
Я добросовестно помылась в своем тазу, чутко вслушиваясь в голоса, вплетающиеся в шум воды и шлепанье босых ног по каменному полу.
Ни словечка по интересующей меня теме.
Потом долго мокла во втором (не горячем) бассейне — с тем же результатом. Говорили о чем угодно…
О том, что в лавочке на Сосновой улице продают дешевое масло.
О том, что на Горе скандал: Правая Рука Наместника Отстойника был застукан с девицами легкого нрава, о чем добрые люди незамедлительно сообщили его супруге, которая расцарапала мужу лицо за измену, и он вёл заседание Большого совета с исполосованной физиономией.
О том, что Наместник Отстойника скоро получит назначение в столицу, — об этом позаботились его недоброжелатели, которым не нравится его практически неограниченная власть в Шестом Углу.
О том, что в «Лавке Южных Товаров» у очаровательнейшего Профессора продается свежий кардамон, бесподобный в пряниках.
О том, что пряники лучше всего готовить на тёмной патоке, привозимой из Пёстрой Кошки — тогда их не отличишь от медовых.
О том, что жена Правой Руки Наместника морду мужу царапает, а нормальных пряников испечь не может и кухарка у неё такая же безрукая.
О том, что помощник мясника, который по выходным участвует в боях, настоящий красавец и душка. У него такие томные глаза, и волосы кудрявые, и он такой мужественный, когда в трусах на помосте стоит, с ума сойти можно.
Тут пришлось сделать усилие, чтобы не рассмеяться: видела я этого разделывателя мяса. Глаза у него были какие-то мутные и осоловелые, смотрел он ими на мир исподлобья, и кудри его бараньи практически начинались сразу над бровями. По мне, так Ряха по сравнению с ним был куда как привлекательней, вылитый Медбрат.
Говорили о том, что скоро начнется лов, что рыбы нормальной в последнее время не стало. Что Отстойнику всегда не везёт — кругом, куда не плюнь, везде уже королевства, а мы все еще обычная провинция, и налогов платим больше, чем они, а уважения к нам меньше, чем к ним. И у них давно короли, а не наместники. А короли красивее — им корона полагается. И куда смотрит жена наместника, совершенно не понятно. Ведь сейчас она кто? Наместничиха. А была бы кем? Королевой. Есть же разница!
В конечном итоге голова у меня пошла кругом, я выбралась из бассейна и отправилась в раздевалку, где и села, закутавшись в большое банное полотенце, на деревянное кресло-трон с высоченной спинкой, стоящее в шеренге таких же королевских тронов посредине зала.
В голове смешались и рыба, и пряники, исцарапанный чиновник и адрес лавочки с дешёвым маслом, которую непременно надо было посетить, а то масло заканчивается, всё равно надо брать.
Чувствуя какую-то слабость, не то телесную, не то душевную, я забралась на трон с ногами, укрылась полотенцем с головой и почти задремала, пытаясь прийти в себя.
Совсем заснуть не удалось: у бабушки-знахарки были клиенты.
Какой-то высокий женский голос, что называется «с претензией», втолковывал ей суть заказа:
— И зелье свари убойное, чтобы он свою швабру забыл, а на меня глаз положил.
— Сделаю, милая, сделаю… — шелестела уверенно бабушка.
«Уж не та ли, что на пожаре около меня стояла?» — лениво шевельнулась мысль.
— И слёзки, слёзки в него побольше лей, — поучала клиентка. — Он со слёзкой что угодно сожрёт. Я скажу, это мол, для здоровья, для ясности в мозгах, на семи травах настоечка.
— Сделаю, милая, сделаю. Примет и добавки еще попросит… — умиротворяюще журчала знахарка.
— И чтобы никто ни-ни! — уточняла дама.
— Ну, о чем разговор, милая…
Заказчица любовного напитка ушла.
Не успела я сползти с трона и стать из королевы снова практиканткой, как к бабушке в каморку просочилась вторая посетительница. У этой голос был густой и уверенный.
— У тебя, я видела, эта ведьма была. Я на него первая глаз положила, а она клинья, мерзавка, подбивает. Дай мне отворотного зелья, чтобы его от её поганой рожи отворотило.
— Сделаю, милая, сделаю, — шелестела старушка.
— Только крепкого, чтобы подействовало! Не чужой, чай, — густо шмыгнула носом вторая клиентка.
— Сделаю, милая, сделаю. Примет и еще добавки попросит.
— И чтобы никому ни-ни!
— Ну, о чем разговор.
Дама шумно, видно от избытка чувств, вздохнула и, тяжело ступая, пошла к выходу, так и не заметив меня в объятиях трона.
Чувствуя себя, почему-то, несвежей после всей этой болтовни, я быстро оделась и выбралась на улицу. Глотнула весеннего воздуха, распаренное лицо погладил ветер.
Как всегда после бани, идти было удивительно легко, словно та грязь, которая смылась с меня, была тяжелой, как броня.
Я шла и думала, что раз у общественных бань два отделения, интересно, по какой формуле работает знахарка со вторым, мужским? «Сделаю, милый, сделаю»?
А когда вернулась в Огрызок, отловила Льда и сказала:
— Нашла я человечка, который всё знает. С тебя — дюжина яблок и банка вишневого компота. Коли ее, если сможешь.
* * *Лёд подошел к делу ответственно. Тоже взял таз, мочалку и мыло, и пошел колоть знахарку.
Пришел через два часа чистый, без мозолей, и с минимальным количеством перхоти.
За пазухой у него что-то выло и стонало.
Он пронес это «что-то» прямо ко мне на кухню, где я пыхтела, раскатывая тесто для пряников и ругая себя последними словами за податливость чужому влиянию:
«Ну, мне-то какое, по большому счету дело, что жена Правой Руки Наместника не умеет стряпать? Я-то кому доказываю, что умею?»
— Молока дай! — попросил Лёд.
— Зачем это? — сразу с подозрением отреагировала я.
Лёд вытащил из-за пазухи отчаянно сопротивляющегося котёнка. Он был черным, как сажа, без единого белого пятнышка. Длинные тощие лапки напоминали паучьи. И орало это сокровище дурным голосом.
— Вот, — счастливо сказал Лёд. — Кота по пути нашёл. Копченым будет.
Увидев плошку с молоком, которую я поставила на пол, котёнок со странным именем Копченый, скакнул к ней отчаянно и упал в молоко практически с ушами, лакая его и грозно урча.
— Ещё неизвестно что наш экономный глава скажет… — заметила я, пытаясь растянуть тугое тесто.
— Ага, Копченый нас объест! — возмутился Лёд. — Он же как птичка маленькая клюет…
Котенок уже выдул всё молоко и снова завопил, требуя ещё. Пришлось налить вторую порцию.
— Птичка, как же! Да у него в желудке пропасть!
— Я буду делиться с ним! — делая честные круглые глаза, лживо пообещал Лёд.
— Ага, рассказывай. Да ты, скорее, у него из миски отбавлять в свою будешь!
Копченый, наконец, накушался, брюшко у него стало круглое и тугое. Потешно переваливаясь, он дошёл до плиты и улегся около неё на тёплом полу.
— Одно хорошо, что кот. Кошку бы нипочем не пустила, — заметила я, вырезая бокалом в тесте кружки.
— А чего так?
— А того. Будем потом по колено в котятах. Это тебе не соль, рынок сбыта найти сложно.
— А где же женская солидарность? — развеселился Лёд.
— В борьбе за территорию нет солидарности! — отрезала я.
Лёд допил молоко в кувшине, что осталось после кормления Копчёного.
Потом выгрузил из сумки две склянки тёмного стекла. Одна склянка была обвязана засаленной тряпочкой красного цвета, другая — чёрного.
— А это тебе, — пододвинул он ко мне краснотряпочную посудину.
— С ума сошёл?! — завопила я. — Не видишь, тесто тут?!
— А это твоему… — пододвигая чёрную, Лёд замялся, подбирая слово.
— Очень осторожно выбирай определение, — посоветовала я ему, берясь за скалку. — Хорошо подумай и аккуратненько так, аккуратненько…
— Короче, сама знаешь кому, — выкрутился Лёд.
Он откупорил обе бутылочки и понюхал.
— Это ещё что за бурда? — спросила я с опаской.
— Красненькая — это приворотное зелье, — с удовольствием объяснил Лёд. — Для тебя. Чтобы ты, значит, в меня втрескалась.
— Льдина моя ненаглядная, чего мне в тебя втрескиваться, когда я и так от тебя без ума? — обрадовалась я.
— Как же, дождёшься от тебя, — вздохнул Лёд. — А чёрненькая, — это для твоего, чтобы он от тебя отстал.
Он ещё раз понюхал обе бутылочки.
— Вот этим, что в красной, она мне, похоже, голову от перхоти мазала. А вот этим, что в черной, мозоли на ногах размягчала. Ценнейшая вещь!
— Ну и раскололась? — спросила я, выкладывая пряники на противень.