Вода просачивалась в стыки его доспехов и штанов, рубашка и стеганка, которые он носил под металлической броней, намокли и замерзли. Артас этого не чувствовал. Мгновение спустя, Непобедимый поднялся, карабкаясь на противоположный берег. Последние из мясных фургонов уже выкатывались на берег, и более-менее целые трупы выползли на землю. Остальные лежали там, где повалились, и некогда кристально чистая вода омывала их.
– Вперед, – сказал рыцарь смерти.
Следопыты отступили к деревне Легкий Ветерок. Едва спал шок, местные сделали все, что могли: кто ухаживал за ранеными, кто предложил те оружие и навыки, что у них были. Сильвана приказала тем, кто не мог сражаться, как можно скорей отправляться в Луносвет.
– Ничего не берите, – произнесла она, когда женщина кивнула и поспешила подняться по рампе в верхнюю часть дома.
– Но в наших комнатах наверху...
Сильвана развернулась, ее глаза просто горели.
– Вы еще не поняли? К нам идут мертвые! Они не чувствуют усталости, не замедляют шаг, они подбирают наших павших и вливают их в свое войско! Мы не более чем задержали их. Берите семью и бегите!
Женщину, похоже, ответ генерала следопытов застал врасплох, но она повиновалась, потратив лишь несколько секунд, чтобы собрать свою семью, и потом они устремились по дороге к столице.
Артас не остановится надолго. Сильвана пробежалась быстрым оценивающим взглядом по раненым. Никого здесь нельзя оставлять. Их тоже понадобится эвакуировать в Луносвет. Что касается тех немногих, что были еще здоровы, ей от них нужно было еще больше. Может быть, все, что у них есть. Как и она, все они поклялись защищать свой народ. Пришел день расплаты.
Поблизости, меж Элрендаром и Луносветом, был шпиль. Что-то вселяло в нее уверенность, что Артас сумеет пересечь реку и продолжит марш. Продолжит коверкать землю пурпурно-черным шрамом. Шпиль был бы хорошим местом, чтоб держать оборону. Узкие рампы не дадут нежити навалиться настоящей армадой, что в прошлый раз и стало причиной поражения, к тому же, в здании несколько уровней, все открытые. Она и ее лучницы смогут нанести большой урон его войскам, прежде чем будут...
Сильвана Ветрокрылая, генерал следопытом Луносвета, сделала глубокий вздох, плеснула воды себе на горящее лицо, жадно глотнула успокаивающей жидкости и воспряла, чтобы подготовить уцелевших и раненых, но способных двигаться, к тому, что, безо всякого сомнения, станет их последней битвой.
Они чуть не опоздали.
Уже тогда, когда следопыты поднимались на шпиль, который станет их бастионом, воздух, прежде столь сладкий и свежий, был испорчен болезненным запахом разложения. Над их головами парили лучники верхом на дракондорах. Великолепные ало-золотые существа безрадостно тянули свои, как у змей, головы против поводьев. Они тоже чуяли смерть, и это их тревожило. Никогда еще прекрасные звери не были вынуждены служить такую ужасную службу. Один из всадников подал знак Сильване, и она ответила тем же.
– Нежить заметили, – невозмутимо сообщила она своим бойцам. Те кивнули. – По местам. Спешите.
Они повиновались, будто хорошо смазанный гномий механизм. Всадники на дракондорах поднялись южнее, в сторону надвигающегося врага. Отряд лучниц и пехоты также поспешил выдвинуться вперед – первая линия обороны. Ее лучшие лучницы устремились вверх по изогнутым рампам шпиля. Остальные рассыпались у подножия строения.
Ждать им пришлось недолго.
Если в ней и теплилась робкая надежда, что каким-то образом численность врага после той задержки уменьшится, она разбилась, как прекрасный кристалл о каменный пол. Теперь она бегло взглянула на омерзительный авангард: гниющая нежить, за ней скелеты и огромные трехрукие поганища, и в каждой его конечности было по тяжелому оружию. Над ними, словно грифы, летали, кружа, на вид как каменные звери.
Они побеждают...
Как странны пути разума, думала Сильвана с нотками мрачного юмора. Теперь, когда приближался час ее верной смерти, в голове ее играла древняя песня, та, которую она любила петь с другими детьми из ее семьи, когда был мир, и все они были вместе. Аллерия, Вериса и их младший брат, Лират – в сумерках, когда мягкие лиловые тени нежно все укрывали, и сквозь земли летел сладкий запах океана и цветов.
Анар’ала, анар’ала белоре, кель’дорай, шинду фалла на... Во имя света, во имя солнечного света, высшие эльфы, наши враги побеждают...
Она не сразу осознала это, но ее рука взметнулась вверх, чтобы сомкнуться на ожерелье, которое она носила на стройной шее. Это был подарок от старшей сестры, Аллерии, но вручила его ей не Аллерия, а одна из ее помощниц, Верана. Аллерия исчезла, растворилась в Темном Портале в попытке остановить Орду, не дать ей снова творить зверства как в Азероте, так и в других мирах.
Она так и не вернулась. Она расплавила ожерелье, данное ей родителями, и сделала из трех камней для каждой из сестер Ветрокрылых по ожерелью. Камнем Сильваны был сапфир. Она наизусть знала надпись: “Сильване. С вечной любовью, Аллерия”.
Она подождала, сжимая ожерелье, которое ей всегда давало связь с погибшей сестрой, потом медленно с усилием отняла руку. Сильвана сделала глубокий вдох и выкрикнула:
– В атаку! За Кель’Талас!
Они их не остановят. На самом деле, она и не ждала, что остановит их. По выражениям страшных, залитых кровью лиц вокруг себя Сильвана поняла, что ее следопыты знали это не хуже ее. Пот заливал ей лицо. Ее мускулы вопили в изнеможении, но Сильвана Ветрокрылая сражалась. Она стреляла, натягивала, стреляла и вновь натягивала так быстро, что движения рук смазывались. Когда рой трупов и монстров подобрался слишком близко для стрел, она отшвырнула лук и схватила свой короткий меч и кинжал. Она крутилась и била, бессвязно крича.
Рухнул еще один, голова слетела с плеч, лишь чтобы быть раздавленной, словно дыня, под ногами подобных ему. Два других монстра хлынули вперед, чтоб занять его место. И Сильвана сражалась, как дикая рысь лесов Вечной Песни, выливая всю свою боль и ярость в атаку. Она заберет с собой столько, сколько сможет.
Они побеждают...
Они все нажимали, они слишком близко, гнилое зловоние почти раздавило их. Теперь их слишком много. Сильвана не медлила. Она будет сражаться, пока ее не уничтожат, пока...
Напор трупов внезапно исчез. Они отступили и недвижно стояли. Хватая воздух ртом, Сильвана глянула вниз с холма.
Он был там, ждал верхом на своем мертвом скакуне. Когда он внимательно разглядывал ее, ветер играл в его длинных белых волосах. Она выпрямилась, смахивая с лица кровь и пот. Когда-то он был паладином. Ее сестра любила одного вроде него. Вдруг Сильвану охватила горячая радость, что Аллерия мертва и не может этого видеть, не может видеть, что бывший воин Света делал со всем, что Ветрокрылые любили и берегли.
Артас поднял мерцающий рунический клинок в формальном приветствии.
– Я преклоняюсь перед твоей отвагой, эльфийка, но игра окончена, – что странно, говорил он так, будто подразумевал комплимент.
Сильвана сглотнула, рот ее был сух, словно кость. Она сжала хватку на оружии.
– Значит, я встану здесь, палач. Анар’ала белоре.
Его серые губы дернулись в судороге.
– Как пожелаете, генерал следопытов.
Он даже не позаботился соскочить на землю. Вместо этого скелетообразный скакун взвыл и ринулся на нее. Артас левой рукой сжал поводья, правой вытаскивая тяжелый меч. Сильвана лишь единожды всхлипнула. Ее губы не издали крика ни страха, ни сожаления. Лишь короткий резкий всхлип бессильной злобы, ненависти, праведной ярости на то, что она была не в силах их остановить, даже если отдала все, что у нее было, даже ценой своей жизни.
Аллерия, сестра, я иду.
Она встретила смертоносный клинок в лобовой атаке, ударив собственным оружием, которое при ударе рассыпалось. А потом рунный клинок вонзился в нее. Он был холоден, так холоден, когда резал ее, будто был изо льда.
Артас нагнулся к ней, взгляд его замер на ее глазах. Сильвана кашляла, брызги крови испещряли его мертвенно бледное лицо. Было это лишь ее воображением, или в его по-прежнему прекрасных чертах мелькнула тень сожаления?
Он рванул свое оружие назад, и она упала, кровь из нее хлынула рекой. Сильвана содрогалась на холодном каменном полу, каждое движение раздирало ее агонией. Ее рука глупо дрожала на зияющей ране в ее животе, будто бы она могла зажать ее и остановить поток.
– Кончай с этим, – шепнула она. – Я заслужила... чистую смерть.
Его голос наплыл на нее откуда-то, когда ее глаза сомкнулись.
– После всего, через что ты заставила меня пройти, женщина, покой смерти – последнее, что я бы тебе дал.
На один удар сердца в ней шевельнулся колючий страх, но потом он растворился, как растворилось все остальное. Он поднимет ее, как одну из тех гигантских шаркающих тварей?
– Нет, – прошептала она, голос звучал откуда-то издалека. – Ты... не посмеешь...
А потом это ушло. Все это ушло. Холод, смрад, жгучая боль. Было мягко и тепло, темно, тихо и спокойно, и Сильвана позволила себе утонуть в приветственной тьме. Она, наконец, могла отдохнуть, могла сложить оружие, которое, служа своему народу, так долго носила.
А потом...
Агония пронзила ее, такая мука, которой она никогда прежде не знала, и Сильвана внезапно осознала, что никакая боль физическая, которую она испытывала прежде, не была и бледной тенью этой пытки. Это была мука духа, души, покидающей безжизненное тело и захватываемой в ловушку. Рвущая, раздирающая, отнимающая от того теплого убежища тишины и недвижности. Насильственность добавила изощренности мукам, и Сильвана почувствовала, как раздается крик, прокладывая себе путь из далеких глубин, сквозь губы, которые – она откуда-то знала это – больше не были осязаемыми, низкий режущий скорбный крик страдания, которое больше не принадлежало одной ей, которое заставляло замирать сердца, кровь стыть в жилах.
Тьма в ее взоре рассеялась, но краски не вернулись. Впрочем, чтобы видеть его, своего мучителя, ей не нужен был ни красный, ни синий, ни желтый цвет; он был белых, серых и черных цветов даже в полном красок мире. Рунный клинок, что отнял ее жизнь, отнял и поглотил душу, блестел и светился, а свободная рука Артаса взметнулась в зовущем жесте в тот момент, когда он вырвал ее душу из успокаивающих объятий смерти.
– Банши, – сказал он ей. – Ею я тебя сделал. Твоя боль может обрести голос, Сильвана. Я дам тебе лишь это. Это больше, чем получают другие. И так ты будешь причинять боль другим. Теперь, беспокойный следопыт, ты будешь служить.
Ужаснувшись сверх меры, Сильвана воспарила над своим окровавленным, изломанным телом, всматриваясь в собственные застывшие глаза, а потом назад, в Артаса.
– Нет, – произнесла она пустым и мрачным голосом, который, тем не менее, можно было узнать. – Я никогда не буду служить тебе, мясник.
Он сделал жест, незначительный, пошевелись укрытым латной перчаткой пальцем. Ее спина изогнулась в агонии, из нее исторгся еще один крик, и она поняла с мучительно-яростным чувством горя, что совершенно бессильна перед ним. Она была его инструментом, как гниющие трупы и бледные, зловонные поганища.
– Твои следопыты тоже служат, – произнес он. – Теперь они в моей армии, – Он колебался, и в голосе его было неподдельное сожаление, когда он говорил. – Все это не должно было быть так. Знай, что судьба – твоя, их и всего твоего народа – выбрана вами самими. Но мне нужно идти к Солнечному Колодцу. И ты мне поможешь.
Ярость внутри Сильваны росла, будто живой зверек в бесплотном теле. Она парила рядом с ним, его новая прекрасная игрушка, а тело ее было брошено в один из мясных фургонов – кто знает, для какого извращенного плана, придуманного Артасом. Она никогда не отдалялась от рыцаря смерти более чем на метр, как будто между ними была связующая нить.
И она начала слышать шепот.
Поначалу Сильвана гадала, не сошла ли она с ума в этой новой, отвратительной ипостаси. Но вскоре стало ясно, что даже прибежище безумия ей недоступно. Голос в ее разуме сначала был неразборчив, и в своем презрении она не желала его слышать. Но вскоре она осознала, кому он принадлежит.
Артас бросал на нее косые взгляды, когда они продолжали его неумолимый марш к Луносвету и дальше, тщательно за ней следя. В какой-то момент, когда эта армия, безвольной частью которой она была, двигалась вперед, уничтожая по мере продвижения все на своем пути, она расслышала голос очень четко.
Моему торжеству ты служишь, Сильвана.. Ради мертвых ты трудишься. Послушания ты будешь жаждать. Артас – первый и самый любимый из моих рыцарей смерти, он будет повелевать тобой вечно, и ты найдешь это радостным.
Артас видел, как она содрогнулась, и улыбнулся ей.
Если она думала, что презирала его, когда впервые увидела перед вратами Кель’Таласа, когда чудесная земля за ними была еще чиста и не знала смертоносных шрамов; если думала, что ненавидела его, когда его слуги убивали ее воинов и воскрешали как безжизненных марионеток, когда он пронзил ее единственным диким ударом своего чудовищного рунного клинка – то это было ничто перед тем, что она ощущала сейчас. Свеча перед солнцем, шепот перед криком банши.
Никогда, сказала она голосу в своей голове. Он управляет мной, но Артас не может сломить мою волю.
Глухой, холодный смех был единственным ей ответом.
Они продолжали идти, за Деревню Легкого Ветерка и Восточное Святилище. Остановились они у самых ворот Луносвета. Голос Артаса не мог так разноситься, но Сильвана знала, что, когда он стоял перед вратами, он был слышен в любой точке города.
– Жители Луносвета! Я дал вам довольно возможностей сдаться, но вы упрямо отказались. Знайте же, что сегодня весь ваш род и ваше древнее наследие сгинут! Сама смерть пришла, чтобы захватить обитель эльфов!
Она, генерал следопытов Сильвана Ветрокрылая, была выставлена перед своими сородичами как пример того, что их ждет, если они не сдадутся. Они не сдались, и за это она горячо любила их, даже тогда, когда темный хозяин заставлял ее служить ему.
Так пал он, сверкающий, прекрасной город магии, его великолепие разбилось и рассыпалось обломками, когда армия нежити – Плеть, как она слышала, называл их Артас с чувством извращенной привязанности в голосе, – продолжала наступать. Как и прежде, Артас поднимал павших на службу, и если бы у Сильваны еще было сердце, оно бы разбилось при виде того, как столь много друзей и любимых волочилось бок о бок с ней, бессмысленно послушных. Они шагали через город, рассекая его надвое мерзким фиолетово-черным шрамом, и его жители, сгибаясь к собственным ногам, с ранами, раздробленными черепами, волоча за собой выпущенные внутренности, тащились за ними.
Она надеялась, что канал между Луносветом и Кель’Данасом станет неодолимой преградой, и на мгновение эта надежда будто осуществилась. Артас натянул поводья, уставившись на блистающую в лучах солнца синюю воду, и нахмурился. Мгновение он сидел на своем неестественном скакуне, хмуро сведя белые брови.
– Ты не можешь заполнить трупами этот канал, Артас, – Сильвана злорадствовала. – Здесь и целого города не хватит. Здесь ты остановишься, и твое поражение сладко.
А потом то существо, что было когда-то человеком и, по всеобщему мнению, хорошим человеком, обернулось и усмехнулось в ответ ее надоедливым словам неповиновения, отправляя в приступ агонии и вырывая из бесплотных губ новый режущий души крик.
Он нашел решение.
Он швырнул Ледяную Скорбь к берегу, почти с восторгом наблюдая, как она крутилась – один оборот за другим, – чтобы приземлиться, вонзившись острием в песок.
– Внемлите Ледяной Скорби...
Сильвана тоже слышала его, голос Короля-лича исходил от нечестивого оружия, когда перед ее пораженным взором вода, плещущаяся у исписанного рунами клинка, начала оковываться льдом. Льдом, который он, его воины и орудия могли пересечь.